Игра без правил - Владимир Моисеевич Гурвич
— Он никогда не прятал деньги, они лежали в ящике его стола в очень красивой шкатулке с гербом князей Лобановых-Тверских. Она досталась ему от отца. Она и исчезла вместе с содержимым.
— Говорят в момент убийства здесь ошивались бандиты из банды какого-то Малыша.
— Да, следователь мне сказал об этом, — подтвердил Иннокентий. — Но я абсолютно не разбираюсь в вашем уголовном мире. У нас в газетах о нем пишут всякие страшные вещи. Например, ваши бандиты очень жестокие.
— Это так, хотя бандиты везде жестокие. Иначе они не бандиты. Но я хочу тебя спросить об одной вещи. Я искал тебя как раз в момент убийства. И нигде не мог найти.
— Я выходил ненадолго по своим делам из отеля, — сказал Иннокентий, почему-то при этом упорно не желая встречаться с взглядом Лобанова. — Поверь, это не имеет никакого отношения к убийству. Между прочим, с тобой хотела поговорить Натали. Как только она увидела меня, стала спрашивать о тебе: не знаю ли я, где находишься ты? Как будто я твой секретарь. — Он вдруг странно улыбнулся.
— Меня почему-то все хотят видеть, — усмехнулся Лобанов.
Теперь Иннокентий смотрел на него, в его взгляде отчетливо читалась нерешимость.
— После смерти у человека остается имущество. Мы с тобой его ближайшие родственники, то есть наследники. Мы должны как-то решить этот вопрос.
— О каком имуществе ты говоришь? О тех вещах Дмитрия Львовича, которые находятся в его номере. Но ты сам сказал следователю, что у него украли десять тысяч долларов? Там было что-то еще?
От Иннокентия исходил такой дух нерешительности и стеснения, что Лобанов даже проникся к нему некоторым сочувствием. Вот только непонятно, почему он не желает признаваться, где был в момент убийства. Он посмотрел на его руки. Нет, Иннокентий не левша. Хотя это вовсе не снимает с него полностью подозрения в убийстве.
— О чем говорил с тобой перед смертью Дмитрий Львович?
— Мы говорили о многом. В том числе и о том, кто возглавит наш род после его смерти. Он хотел, чтобы этим человеком стал бы я.
— Вот видишь! — чему-то обрадовался Иннокентий. — Я тоже хотел бы, чтобы ты стал бы во главе нашей семьи. Ты мне сразу понравился, едва я тебя увидел. Если понадобиться, я готов оказать тебе необходимую помощь в отстаивании твоих прав.
— Спасибо. Но пока на них вроде никто не покушается. Или есть претенденты?
— Да нет, — как-то неопределенно проговорил Иннокентий. — Но кто знает.
— Ладно, — сказал Лобанов, — продолжим наш разговор в другое время и в другом месте. Сейчас надо заниматься похоронами. Скоро ехать в морг забирать тело. Похоронное бюро обещало прислать катафалк.
Лобанов решил, что последнее часы своего пребывания на земле старый князь проведет в его квартире. Тем более ни Светланы, ни Алены там не было.
Всех четверых родственников плюс сотрудников похоронного бюро катафалк доставил к его дому. Они внесли гроб в комнату и поставили его на скамейку.
Лицо старого князя было величественно спокойным, смерть еще не успела искорежить его черты, а рана на лбу загримировали. Было полное ощущение, что в любую минуту он может открыть глаза и окинуть всех, кто сейчас находится возле его гроба, своим проницательным взглядом.
В молчании они сидели на стульях рядом с усопшем. Лобанов исподтишка наблюдал за всеми. Джордж явно томился от скуки, по крайней мере, выражение нетерпения то и дело мелькало и исчезало на его лице. Иннокентий выглядел растерянным и уставшим, периодически он посматривал на старого князя и морщил нос. Натали сидела неподвижно, как статуя, по ее щекам текли слезы. Но она не вытирали их, даже было не совсем ясно, ощущает ли она то, что плачет.
Почему-то у Лобанова эти ее слезы вызывали удивление, с момента смерти князя его не покидало ощущение, что на самом деле она вовсе не так уж остро переживает его смерть. Гораздо больше ее волнует вопрос, какие последствия окажет кончина Дмитрия Львовича на ее собственную судьбу. Хотя не исключено, что он не совсем верно интерпретирует ее действия?
Он почувствовал, что хочет пить, встал и направился на кухню. Из чайника налил воду в бокал. За его спиной раздались шаги. Он обернулся и увидел Натали. В руке она держала сигарету. Лобанов посмотрел на марку; нет, это была не та, что он видел в пепельнице в номере старого князя.
— Это ужасно, — сказала она, — когда мертвый человек совсем как живой.
— Да, ужасней только, когда живой человек совсем как мертвый.
Она с удивлением посмотрела на него.
— Вы имеете в виду кого-то конкретно?
— Может быть. Но это не важно. Вы — живая. Я в этом только что убедился, я видел слезы на ваших глазах.
— Я очень любила его. А когда увидела его в гробу, меня словно что-то ударило. Я вдруг поняла, как страшно устроена жизнь. Неужели всем нам придется умирать.
— Вы боитесь смерти?
— Сегодня я поняла, что очень боюсь. Нет ничего омерзительней, чем смерть. В ней заключается невероятное унижение, когда ничего уже не зависит от тебя.
— Нет, вы не правы, — задумчиво произнес Лобанов. — Смерть может быть замечательно красивой, в том случае, если человек умирает достойно, если он до конца остается человеком. Я был на войне и видел много смертей. Были смерти отвратительные, когда люди ничем не напоминали людей. Но я наблюдал столько героизма, такую стойкость духа в последние минуты жизни… Дмитрий Львович был героем даже тогда, когда не совершал ничего героического. Это было неотъемлемым свойством его натуры.
— Вы, наверное, правы, я не пережила того, чего пережили вы. И все равно я не в состоянии изменить отношение к смерти, мне она представляется омерзительной старухой, абсолютно не способной к состраданию.
— Пойдемте в комнату, — поспешно сказал Лобанов. Он подумал, что оставаться один на один с этой женщиной всегда достаточно опасно. Она никогда не упускает шанса сделать попытку добиться того, чего хочет. Ее не смущает никакая ситуация. Даже если они будут тонуть, она станет вести речь о том, чего желает получить. И при этом она плакала у гроба. Как все это совместить?
Они просидели возле покойного почти до самого вечера. Лобанов быстро сходил в магазин, и вместе с Натали они приготовили скромный поминальный ужин. Пока они были на кухне, она не пыталась больше заговаривать с Лобановым о том, что волновало ее сильнее всего. Весь их разговор свелся лишь к обмену кулинарными замечаниями.
Уже стемнело, когда родственники покинули квартиру. Лобанов, не считая старого князя, остался один. Несколько минут
