Валерио Манфреди - Оракул мертвых
— Да. Он умер, как те солдаты, что погибают в последний день войны. Почему вы не арестовали водителя грузовика?
— Нет смысла. Он ни в чем не виноват. Он выполнял тщательно спланированный заказ. Получил груз и отправился в путь вскоре после того, как Карагеоргис вошел в пещеру Катафиги…
— Значит, у убийцы был сообщник. Возможно, это след…
— Я провел расследование, но никто не знает человека, описанного водителем грузовика. И даже если нам удастся найти его, будет трудно его разговорить, хоть бы он и был сообщником: ни один закон не запрещает перевозить груз древесины с одного места на другое… — Он вынул лист бумаги из внутреннего кармана пиджака и положил его на стол: — Как бы там ни было, здесь записаны отличительные приметы человека, заказавшего перевозку груза из Иеролимина в Гитион. — Он встал и закрыл окно. — А блокпосты? Вертолет, береговая охрана?
Комиссар покачал головой:
— Ничего. Он как будто исчез… У нас есть только эта дурацкая, бессмысленная надпись…
— «Я нага и мерзну». Как будто насмешка… И труп без одежды… Должно быть, мы имеем дело с маньяком… Проклятым сукиным сыном маньяком.
В этот момент в комнату вошел официант из соседнего бара с подносом в руках.
— Вероятно, вы тоже проголодались. Я велел принести кофе и бутербродов. Поешьте чего-нибудь.
Агент взял дымящуюся чашку кофе.
— Если вы не сразу уйдете, скоро должен приехать коллега из Афин — кажется, какой-то высокий чин из управления… Из тех, что распутывают самые сложные дела.
Пенделени взял свой пояс с вешалки.
— Нет, спасибо. Передайте ему привет от меня. Я вымотался и иду спать. Если я вам понадоблюсь, вы знаете, где меня найти.
Он покинул помещение как раз в тот момент, когда у здания полицейского участка остановилась машина. Оттуда вылез офицер, быстрым шагом, без стука вошедший в кабинет комиссара. Комиссар пошел ему навстречу, протягивая руку. Офицер сначала отдал честь, а потом с силой пожал ему руку:
— Капитан Караманлис, из афинской полиции, вольно, комиссар. — Он взглянул на поднос. — Я вижу, вы завтракали. Я вам помешал.
— О нет, это я так, перекусывал… Мы всю ночь провели на ногах… Быть может, вы составите мне компанию?
Караманлис сел.
— Не откажусь, комиссар. Я тоже не спал всю ночь, чтобы как можно скорее добраться сюда. А вы пока что расскажите мне обо всем произошедшем в подробностях. Вы, вероятно, понимаете, что мы почти наверняка имеем дело с маньяком: более месяца назад в Парфенионе, в Аркадии, убили, буквально зверски, еще одного нашего с вами коллегу, агента на пенсии Петроса Руссоса.
— Вы знали его?
— Лично. Он пятнадцать лет работал со мной. Отличный сотрудник… Способный, смелый, преданный.
— А Карагеоргиса вы тоже знали?
Караманлис кивнул:
— Он тоже много лет являлся моим непосредственным подчиненным и, кроме того, сражался плечом к плечу со мной во время гражданской войны, против коммунистов, в горах, — это был человек отважный, он самого черта не боялся.
Комиссар посмотрел на него со смешанным чувством боязни и удивления:
— Караманлис. Но тогда вы — Павлос Караманлис, прославившийся во время гражданской войны, чья боевая кличка — Таврос.[15] Боже мой, капитан, я родом из Кастрицы… Там еще говорят о вас… Вы — почти легендарный персонаж…
Караманлис устало улыбнулся:
— Дела давно минувших дней. Но мне приятно, что кто-то еще помнит о Быке.
Комиссар не осмелился добавить, по каким причинам жители Кастрицы все еще помнят о Тавросе, но сделал вид, будто имел в виду именно то, о чем подумал Караманлис.
— Но, капитан, — продолжил он, — если Руссос и Карагеоргис были вашими непосредственными подчиненными на протяжении стольких лет, при различных обстоятельствах, значит, это вы можете сообщить нам ценную информацию, а не мы вам. Вчера вечером я звонил судебному следователю, которому поручено расследование смерти Руссоса в Парфенионе. Он тоже считает, что мотив к совершению преступления стоит искать в том периоде биографии обеих жертв, когда они несли службу в политической полиции в Афинах… То есть вместе с вами.
— Несомненно, что-то связывает эти два преступления, и в мою голову закралось кое-какое подозрение, но это почти невозможно… На грани абсурда… Нужно искать что-то другое…
— А надпись? Мне сказали, в Парфенионе рядом с истерзанным телом Руссоса тоже ее нашли.
— Да, эта деталь объединяет оба преступления. В каком-то смысле это подпись убийцы и его вызов нам.
— Или знак?
— Да, конечно, знак… или ловушка… Я должен это выяснить. А теперь расскажите мне, что произошло.
Комиссар последним глотком допил свой кофе, вытер губы салфеткой и закурил «Папастратос».
— Вы курите? — спросил он, протягивая пачку Караманлису.
— Уже год как бросил.
— Вы счастливчик. Ну, я мало что могу рассказать вам. Наше расследование пока дало не слишком значительные результаты. Думаю, мы имеем дело с преступником исключительно хитрым, а также очень жестоким. Единственный след, по моим представлениям, — незнакомец, два дня назад заказавший транспортировку древесины с причала Иеролимина на причал Гитиона без какой-либо видимой надобности.
Караманлис очень внимательно слушал, пока комиссар сообщал ему детали произошедшего, и по окончании несколько раз перечитал содержимое листка, оставленного агентом Пенделени, где тот описывал внешность человека, заказавшего транспортировку дерева.
— Быть может, описание вам кого-то напоминает?
— В каком-то смысле… да… Как бы там ни было, я хочу всерьез заняться этим делом. Найдите мне водителя фуры, я постараюсь составить фоторобот, а вы тем временем не ослабляйте хватку: ведь этот мерзавец не мог раствориться в воздухе.
— Хорошо, капитан. Мой заместитель подменит меня и продолжит руководить расследованием. Сегодня вечером мы также получим заключение судебного медика — бумагу предоставят в ваше распоряжение.
— Благодарю вас, комиссар. Если я вам понадоблюсь, пошлите за мной в гостиницу «Ксения».
Он положил листок с описанием в карман и отправился к своей машине. Солнце уже стояло высоко в небе, день обещал быть ясным. Караманлис отправился в гостиницу и поднялся в свой номер, собираясь принять душ и пару часов полежать, прежде чем начать охоту.
Стоя под струями воды, разминавшими его мышцы, затекшие от усталости и от долгих часов, проведенных за рулем на дорогах Пелопоннеса, он мысленно возвращался к телефонному звонку, полученному три дня назад в Афинах. Он пришел домой поздно ночью, после утомительного дня, и сел в своем кабинете, чтобы на несколько минут расслабиться и просмотреть газету. Зазвонил телефон. Караманлис будто снова слышал этот голос, медленные, отчетливые слова:
— Капитан Караманлис?
— Кто говорит?
— Вы помните сосуд, пропавший десять лет назад из подвала Национального музея?
— Кто говорит?
— Тот, кто знает, где он находится.
— Рад за вас, оставьте его себе и отстаньте от меня.
— Не говорите так, послушайте меня минутку: есть и другие, кто знает о нем. Ваши знакомые из стародавних времен: господин Шарье и господин Шилдс. Они высадились в Патрах сегодня утром и сразу же поехали на юг… Им нужен тот сосуд…
— Пусть забирают.
— Полагаю, может также всплыть старая история… Смерть двоих их друзей, произошедшая при таинственных обстоятельствах в ночь штурма Политехнического… Клаудио Сетти и Элени Калудис… Вам ничего не говорят эти имена, капитан?
Караманлис повесил трубку, но мысль об этом больше его не покидала: Шилдс и Шарье — какого черта они вернулись столько лет спустя… и к тому же вместе. Струи душа успокаивали его нервы; он сел на корточки и прислонился затылком к стене. Боже… Ему хотелось бы раствориться в воде, а вместо этого он скоро должен будет вскочить на ноги и заняться расследованием самого запутанного дела за всю свою жизнь. Казалось, все призраки той далекой ночи собрались в затерянном уголке Пелопоннеса, и один из них со свирепой решимостью наносит удары. Чья очередь настанет в следующий раз? Быть может, его самого? Каков мотив этих преступлений, что значит абсурдная и таинственная фраза? Он чувствовал, что картина будет завершенной, когда прольется новая кровь… Да, быть может, еще одной смерти будет достаточно, чтобы понять… или чтобы навсегда погрузиться в ничто.
Вода стала теплой, а потом холодной, и капитан вскочил на ноги, словно его ударили хлыстом. Он вытерся и лег в постель. Он привык быстро засыпать в самых различных условиях, но сейчас чувствовал со всех сторон угрозу и не знал, с чего именно начинать противостояние.
Ближе к закату Мишель Шарье медленно, со скоростью пешехода, въехал в местечко Скардамула и припарковал машину на центральной площади. Нормана он оставил в Каламате: тот собирался встретиться со старым служащим английского консульства, который вроде бы мог сообщить ему какие-то известия касательно смерти отца.
