Георгий Метельский - Тайфун над пограничной заставой
Врача не было, и теперь, к вечеру, стало ясно, что сегодня он уже не прилетит, даже если вдруг утихнет тайфун и в небе засияет закатное солнце. Но тайфун свирепствовал по-прежнему, не утихая. Впереди была невероятно тяжелая, страшная для Бочкарева ночь, восемь часов сплошного страха и, что особенно ужасно, — полного бездействия, беспомощности, в то время, когда нельзя терять ни минуты, надо что-то срочно предпринимать. Но что?
Бочкарев связался с отрядом, но доктора не было ни в санчасти, ни дома; он сидел на аэродроме и ждал вылета. Наконец его там разыскали, и Бочкарев услышал в трубке глуховатый голос.
— Подполковник Седых у телефона.
— Здравия желаю, товарищ подполковник. Опять вас старший лейтенант Бочкарев беспокоит.
— Здравствуйте. Вот собрался к вам лететь, но начальники из кухни погоды не выпускают. Однако ближе к делу. Как больная.
— Плохо, Михаил Михалыч.
— А конкретно? Температура?.. Понятно. Давление меряли? Девяносто на шестьдесят пять, говорите? Так... Опухоль увеличивается? Понял вас: увеличивается, но сколь быстро, вы не можете ответить. Тогда вот что, голубчик. Возьмите суровую нитку и повяжите ее вокруг ноги повыше раны. Через час посмотрите — врезалась ли нитка в тело. Вы поняли меня? Очень хорошо. Теперь скажите, пожалуйста, чувствительность в ноге не потеряна? Ну, чувствует она, когда вы дотрагиваетесь до ноги?
— Вроде чувствует, — не очень уверенно ответил Бочкарев. — Стонала, когда недавно перевязку делали.
Доктор задал еще несколько вопросов и распорядился продолжать принимать димедрол и делать уколы.
— Через час жду вашего звонка по поводу опухоли... Есть еще ко мне вопросы?
— Есть, Михаил Михалыч. Тут жена старшины советует сделать ванну из минеральной воды Горячих ключей. Стоит попробовать?
— Что ж, совет дельный. Только постарайтесь, чтобы вода не очень остыла. Да, да, дельный совет, — повторил доктор. — Я забыл, что поблизости от вас есть горячие источники.
Бочкарев положил трубку. В канцелярии никого не было, и он, обхватив голову обеими руками, стал раскачиваться из стороны в сторону. В эту минуту ему было совершенно все равно увидят или не увидят его подчиненные в таком виде и что подумают о нем. Сам же он думал о Горячих ключах, о том, как туда добраться. Только он сам мог позволить себе пойти на риск и отправиться за водой, уж кто-кто, а он дошел бы — не помешал бы ни мороз, ни снег, ни ветер, ничто бы не помешало, раз это надо для спасения Тони. Но он не мог, не имел права В это тревожное время ни на час оставить заставу. Правда, можно было попытаться спросить разрешения у окружного начальства. Но с первыми порывами пурги из отряда пришел приказ усилить бдительность и перевести заставу ка режим готовности номер один.
Бочкарев не слышал, как в канцелярию вошел старшина, и узнал об этом, лишь когда Стародубцев легонько дотронулся до его плеча.
— Простите, Иван Иванович... —. Бочкарев не раз ловил себя на мысли, что в минуты особого напряжения — радости или расстройства, он как бы снова возвращается в забытый мир гражданки и говорит так, будто он никогда не был военным.
— Над чем задумались, товарищ старший лейтенант? — спросил старшина, усаживаясь за свой столик.
— Все о том же, Иван Иванович... Думаю, как принести воду с Горячих ключей. Может быть, в этом последняя возможность. Сам бы с превеликой радостью туда пошел, да нельзя...
— Не надо. Будет у нас вода, — хмуро сказал стар? шина. Бочкарев оторопело посмотрел на него.
— Ничего не понимаю...
— Константинов поехал. Ни у кого разрешения не спросил, оседлал Орленка и подался. Две канистры с собой взял и еще полушубок, наверно, чтоб канистры закутать, когда воду наберет... Самоволка, товарищ старшин лейтенант.
— Когда же это случилось?
— Должно, в восемнадцать с минутами.
«Значит, сразу после того, как разговаривал со мной», — подумал Бочкарев.
— Час от часу не легче, — сказал он вслух. — Что будем делать?
— А что теперь сделаешь? За ним не поскачешь. Да и зачем? Придется ждать.
Оба, не сговариваясь, глянули в уже темное, залепленное снегом окно и прислушались. Ветер гудел с той же силой, все так же дрожала рама, электрическая лампочка под потолком то разгоралась, то тускнела — ветер раскачивал провода.
— А если с ним что-нибудь случится? — спросил начальник заставы.
— Не знаю, товарищ старший лейтенант. Проглядели, в общем...
— Может быть, доложить оперативному?
Старшина задумался.
— Давайте повременим, товарищ старший лейтенант.
С минуту Бочкарев сидел неподвижно, а потом решительно встал из-за стола.
— Ладно, Иван Иванович... Я отлучусь на минуту к Тоне. Тут одну процедуру доктор ей назначил. У вас есть суровая нитка?
Бочкареву было страшно смотреть на Тонину распухшую, как колода, ногу, и он, выполнив назначение доктора, снова ушел в канцелярию, а Надежда Петровна осталась. Она тоже изрядно извелась за двое; суток, почти не спала, у нее болел затылок, ломило в суставах; но о том, чтобы уйти домой, о чем ее робко просил начальник заставы, она не хотела и слушать.
Через час Бочкарев со страхом откинул Тонино одеяло и увидел, что нитка, хотя и врезалась в тело, однако совсем немного, и это обрадовало его.
— Ну вот видишь, Тонечка, опухоль больше не растет. Это очень хорошо, это просто великолепно! — сказал он бодро.
Тоня ничего не ответила, она лежала на спине, глазами в потолок.
— Вот прилетит доктор и отрежет мне ногу, — сказала она глухо. — Что я буду делать без ноги?
Бочкарев нервно втянул в себя воздух и стал быстро ходить по комнате из угла в угол.
— Знаешь, Тонечка, я не очень люблю, когда взрослые люди начинают говорить чепуху.
— Это не чепуха, Вася.
— Ты просто большой мнительный ребенок. Так же нельзя!
— И правду Василь Иванович говорит, нельзя так себя настраивать, — сказала Надежда Петровна. — Ишь, чего вздумала, ногу ей отрежут!
Бочкарев продолжал ходить по комнате.
— Надежда Петровна, — сказал он, — вы бы хоть на кушетке прилегли, если отказываетесь пойти домой отдохнуть.
— Ладно уж... Если лягу, так сразу и усну, а какой толк от спящей. Лучше на стуле сидеть... Я ей песни пою.
Бочкарев вздохнул.
— И чем я вас отблагодарю, Надежда Петровна...
С доктором Бочкарева соединили быстро. Михал Михалыч уже был дома, не спал и ждал звонка.
— Говоришь, не врезалась нитка... Ах, почти не врезалась. Ну что ж, тогда, пожалуй, еще есть время, — доктор говорил медленно, обдумывая каждое слово. — На ночь назначения прежние. Завтра утром, если я опять не вылечу, повтори то самое с ниткой. Понял? Потом позвонишь... Это что там в трубке так гудит? Ветер? Ну, у нас тоже...
Наступила все такая же штормовая гремящая ночь. Она не принесла облегчения Тоне, скорее напротив, состояние ее ухудшилось, и об этом знала вся застава. Солдаты не спали, ходили мрачные, не было человека, который бы искренне не жалел жену начальника.
И еще все завидовали Константинову. О том, что он уехал на Горячие ключи, солдаты узнали раньше старшины, хотя Константинов никому не сказал ни слова. Но сержант Иванов случайно увидел, как он брал из сушилки тулуп, а затем бегал в сарай за канистрами. Потом его заметил Гоберидзе — Константинов выводил из конюшни оседланную лошадь, — хотел было остановить его, но стерпел, промолчал, сразу догадавшись, куда тот едет. Только тихо ругнулся почему эта мысль пришла в голову Константинову, а не ему, Гоберидзе. И лишь минут через двадцать о случившемся узнал старшина.
Пограничники жалели и Бочкарева. Все его распоряжения теперь выполнялись особенно четко, будто это могло помочь ему развеять тревожные, страшные мысли. Солдаты видели, что их начальник совсем измотался за эти дни, осунулся, почернел лицом...
— Товарищ старший лейтенант, разрешите обратиться?
В канцелярию вошел Гоберидзе. Бочкарев поднял на него красные припухшие глаза.
— Слушаю, Гоберидзе...
— Есть большая просьба, товарищ старший лейтенант, от всей заставы есть просьба. Разрешите нам дежурить у Антонины Кирилловны по очереди. Все, свободные от службы, и те, кто с наряда, согласны дежурить за счет отдыха и сна.
Бочкарев растерянно посмотрел на солдата.
— Спасибо, Гоберидзе... Я, право, не знаю, что ответить.
— Я знаю, что надо ответить, товарищ старший лейтенант. Надо ответить: «Я согласен, Гоберидзе. Приступайте!»
Начальник заставы встал и посмотрел в темные большие глаза солдата.
— Ну, что ж, Вано, — сказал Бочкарев. — Если это не будет в ущерб службе...
Гоберидзе не дослушал.
— Какой разговор, товарищ старший лейтенант! Разрешите выполнять?
Надежда Петровна уступила свое место возле Тони неохотно, но когда Гоберидзе сказал, что таков приказ начальника заставы, подчинилась и ушла к себе, строго наказав, чтобы сразу же будили ее, если понадобится.
