Евгений Сухов - Бомба для империи
– А по какому случаю у вас празднество? – вежливо поинтересовался Бурундуков.
– Слушай, давай на «ты», согласен? – простецки предложил Всеволод Аркадьевич. – А то столько времени знаем друг друга, и все выкаем. Не по-русски это как-то.
– Давайте, – согласился Бурундуков.
– Неправильный ответ, – нахмурил брови Сева.
– Давай, – поправился первый помощник управляющего банком.
– Правильный ответ.
Выпили.
– Так по какому случаю празднество? – вновь спросил Бурундуков.
– Мы получили концессию, – ответил Долгоруков и заговорщицки посмотрел на него. – Все мы представляем Совет директоров одного акционерного общества, и буквально вчера обрели давно ожидаемую нами концессию. Но только – тс-с…
– Понял, – сказал Бурундуков и приложил указательный палец к губам (кажется, он был почти пьян). А затем с ходу задал новый вопрос: – А какую концессию, простите?
– Неправильный вопрос, – заметил Долгоруков.
– Прости, а какую концессию? – задал вопрос в исправленном варианте Бурундуков.
– Весьма и весьма хорошую, – улыбнулся Всеволод Аркадьевич. – Слушай, давай еще выпьем?
– Давайте.
– Ну-у…
– Давай, – снова поправился Бурундуков. Он никак не мог привыкнуть к обращению на «ты» с представителем столь известной в России фамилии.
Выпили, закусили.
– Так какую концессию вы получили? – повторил свой вопрос первый помощник управляющего банком, проглотив балычок, буквально растаявший во рту.
– На строительство железной дороги Казань – Рязань, – ответил Всеволод, перестав закусывать. – Она соединит наконец-то наш город с остальной сетью железных дорог империи и свяжет его с обеими столицами и заграницей.
– Давно пора, – так отозвался на это известие Бурундуков.
– Это верно! – просветлел лицом Всеволод Аркадьевич. – Мы построим железную дорогу, которую все так ждут, и наш край, наша родная губерния начнет наконец процветать, а люди в ней – радоваться и богатеть. Ну, и мы вместе с ними будем радоваться. И богатеть!
– А деньги у вас на это есть? – задал совершенно справедливый вопрос Бурундуков. – Ведь нужны же миллионы и миллионы рублей, я так понимаю…
– Миллионов покуда нет, – опустил взор Долгоруков. – Но мы надеемся на таких же патриотов родного края, каковыми являемся мы…
– Так-то оно так…
– …которым не безразлична судьба столь горячо любимой нами губернии и славного города Казани.
– Значит, будете брать кредиты? – по-деловому поинтересовался первый помощник управляющего банком.
– Будем.
– А где? У кого?
– У тебя, – остро посмотрел на первого помощника управляющего банком Долгоруков.
– То есть? – не сразу понял Бурундуков.
– В вашем Волжско-Камском банке, – пояснил Всеволод Аркадьевич. – Дадите, надеюсь?
Бурундуков пьяно сощурил глаза:
– Сколько?
– Два миллиона, – быстро ответил Сева. – Лучше три. Для начала производства работ…
За столом вдруг стало тихо. Все следили за реакцией первого помощника управляющего банком. А он, хотя и выпил довольно прилично, соображал ясно и остро:
– Это вопрос довольно сложный…
– Разве? – изобразил на своем лице удивление Всеволод Аркадьевич.
– Именно так.
Ответив этой фразой, господин Бурундуков почувствовал себя значимой фигурой. Такой же, как и все сидящие за столом. К тому же они так уважительно смотрели на него, будто от его решения зависела их собственная судьба. А может, так оно и было в действительности.
Он откинулся на спинку кресла, пожевал губами и напустил на себя задумчивый вид:
– Значит, говорите, концессия у вас на руках…
– На руках, – подтвердил Долгоруков.
– Как называется ваше предприятие?
– «Акционерное общество Казанско-Рязанской железной дороги».
– Она зарегистрировано, имеется устав, банковский счет?
– Естественно, все это имеется, – быстро ответил Сева.
– В каковой сумме исчисляется уставный капитал? – продолжал изображать из себя значимую фигуру Бурундуков.
– Пятьдесят тысяч, – отозвался Долгоруков, ровно школьник, отвечающий урок.
– Акции на эту сумму уже выпущены? – спросил первый помощник управляющего банком тоном большого начальника.
– На днях выпустим, – ответил Всеволод Аркадьевич.
– Хорошо. А гарантии собственника? – слегка прищурился Бурундуков.
– Мой особняк, уставный капитал, честь имени, наконец…
– Что ж, вполне достаточно.
Разговаривали, собственно, двое: Бурундуков и Всеволод. Остальные молчали, вслушиваясь в каждое слово. Первому помощнику управляющего банком это очень нравилось. Ему вообще нравилось, когда его слушали. Ведь это сильно повышало его значимость в его собственных глазах. И поднимало планку самоуважения. Бурундуков теперь был главным среди всех сидящих за столом. Именно от его решения зависело, получат они банковский кредит или нет. И в конечном итоге от его решения зависела судьба их акционерного общества и личное благосостояние…
– Хочу предупредить, что не все решаю я один, ведь сумма, требуемая вами, весьма значительна, – заметил Бурундуков. – Есть еще начальник кредитного отдела и управляющий банком. И вообще… – при этих словах он глянул на Долгорукова так, что у того не осталось сомнений: возьмет как миленький.
– Мы это понимаем, – заверил его Сева и выразительно посмотрел на Африканыча. Тот, поняв его взгляд, полез во внутренний карман и достал внушительный по толщине конверт.
– Здесь пять тысяч, – тихо произнес Всеволод Аркадьевич, указывая взглядом на конверт в руках Неофитова. – По получении кредита будет еще такой же конверт. Так что чем раньше мы получим кредит, тем раньше у тебя окажется второй конвертик.
Бурундуков легонько кивнул. Неофитов продвинул конверт меж тарелок и приборов в сторону первого помощника управляющего банком. Когда конверт достиг середины стола, Африканыч отнял от конверта руку. В тот же миг конверта коснулись пальцы господина Бурундукова, и он стал медленно подтаскивать упакованные деньги к себе. Остальные, включая Луку, завороженно смотрели, как два годовых жалованья неординарного университетского профессора, вместе со столовыми и квартирными, уползают, лавируя меж приборов, в сторону кресла с Бурундуковым.
Через пару мгновений первый помощник управляющего банком пододвинул конверт к себе, опасливо огляделся по сторонам и, убедившись, что никому из присутствующих нет до него никакого дела, быстрым и почти незаметным движением сунул конверт во внутренний карман сюртука. Кто-то облегченно выдохнул, кажется, Ленчик. Тотчас разговоры возобновились, и Сева предложил тост «за нашего дорогого друга господина Бурундукова». Слово «дорогой» в его устах имело явно двоякое значение.
Уговорились, что Совет директоров в полном составе зайдет завтра в банк, чтобы написать официальную бумагу с просьбой предоставить АО первый кредит в сумме два (Сева решил не наглеть) миллиона рублей. И принесет все положенные документы для оформления кредита.
Потом было еще четыре тоста.
– За государя императора и всю его Царственную Семью и за их здравие.
– За Председателя Государственного Совета Российской империи и его здравие.
– За процветание державы.
– И за новую железную дорогу Казань – Рязань, которая не далее чем через три года свяжет их общими усилиями (Акционерного общества и господина Бурундукова) родную Казань с общей сетью всех имперских и частных железных дорог России[5].
Глава 12
ДВАДЦАТЬ ТРИ МАРТЫ, или ДОВЕРЬСЯ МНЕ, КРАСАВИЦА
Своего охранного отделения в Харькове не было. Поэтому информацию о возможности появления в городе государственной преступницы Марты Гинсбург, возможно, под иной фамилией, получили, как и в иных губернских городах Российской империи, господин полицеймейстер и начальник Жандармского управления. К секретному телеграфному сообщению о немедленном арестовании опасной политической законопреступницы прилагалось словесное описание разыскиваемой Марты, составленное со слов Исаака Дембо и студента Санкт-Петербургского Технологического института Константина Завьяловского.
Похожих по описанию женщин было задержано двадцать три штуки. При рассмотрении оных лично господином харьковским полицеймейстером со своим помощником были отпущены женщины старше тридцати лет. Таковых оказалось двенадцать. Правда, одна дама безапелляционно заявляла, что ей только двадцать девять лет, но поднятие ее метрической записи в одной из приходских церквей выявило, что этой даме полных тридцать четыре года. Когда это было высказано помощником полицеймейстера вслух, она фыркнула и вышла, горя негодованием и обидой.
При повторном рассмотрении оставшихся одиннадцати задержанных женщин в подозрении, что они и есть Марты Гинсбург, были исключены еще три. Одна – потому как у нее оказалась деревянная нога, а разыскиваемая Марта имела обе ноги целые. Вторая – потому, что имела комплекцию трех Март и совершенно не подпадала под описание разыскиваемой преступницы. А третья, отпущенная на все четыре стороны, являлась известной харьковской «горизонталкой», красоткой полусвета Зи-Зи, то бишь Зинаидой Яковлевной Ковшовой, которую в городе многие знали весьма близко, в том числе и сам помощник полицеймейстера. Стало быть, под подозрением осталось восемь женщин, с которыми надлежало разбираться уже более детально.
