Евгений Сухов - Волчья каторга
Так он и поступил: снял вполне приличную квартирку в лучшем из корпусов доходного дома Бунина, что располагался в бывшей усадьбе Лопухиных. Две комнаты, кухня, а главное — черный ход во двор, прикрытый платяным английским шкафом из тика, сработанным в колониальном стиле.
Денежек оставалось два червонца: пару недель протянуть можно, а что дальше?
Нужно было провернуть прибыльное дело. Но как одному, в огромном городе?
Георгий не случайно снял квартирку на Хитровке, месте, для бродяг родном и душевном. Еще роднее был для них трактир «Каторга», как прозвали его те, кто был не в ладах с законом и знавал и этапы, и пересылки, и каторжные тюрьмы. Двухэтажный трактир «Каторга» располагался в доме генеральши Елизаветы Платоновны Ярошенко прямо на Хитровской площади и был облюбован фартовыми и «обратниками», то есть уркачами и беглыми каторжанами. В «Каторгу» и направил свои стопы после недельного пребывания в Москве «обратник» Георгий Николаевич Полянский, по пашпорту дворянин Иван Иванович Волков, помещик Лаишевского уезду Казанской губернии…
Перед входом в трактир пришлось поклониться: дверь была слишком низка для его роста.
Из трактира пахнуло табачным дымом и сивушным духом. Когда Георгий вошел, он даже не сразу увидел, что внутри, настолько все было в тумане табачного дыма и пара от влажной духоты.
Потом взору открылись столы с сидящими за ними уркаганами и их бедовыми марухами, невысокая сцена с небольшим оркестром и шансонеткой, поющей что-то о неразделенной любви, океане надежд, мечтах, предательстве лучшего друга и надежном товарище, который никогда не подведет, — финском ножике.
На Георгия тотчас уставилось несколько пар глаз, оценивающих стоимость одежды, в какой заявился Георгий в трактир, и масть гостя. Кажется, за соседним столиком, где сидели два бывалых бродяги, даже поспорили насчет Георгия…
Жора заказал чаю и сушек, поскольку вся остальная еда была столь сомнительного качества, что, поди, можно было и попортиться желудком. Не успел он отпить и пары глотков, как к нему подошел один из бродяг, что спорили насчет его:
— Присесть разреши?
Полянский молча кивнул и, макнув сушку в чай, отправил ее в рот.
— Мы тут насчет тебя с корешом моим поспорили, — сверля глазами лицо Георгия, произнес вор. — Он говорит, что ты — елда [18], а может статься, и переодетый михлютка [19], а я кумекаю, что ты — не петух и не дятел, а варнак, что из забугорных палестин [20] винта нарезал [21]. А то, что ты эдаким фредером [22] вырядился, так это ты фасон такой держишь, для дела надобный… А ежели что, мы тебе только «циферблат» подпортим, дабы дорогу сюда навеки заказать, и с миром отсель проводим. Ну а ежели ты михлютка легавый и дятел-стукачок, мы тебе гуртом ща арбуз [23] расколем, на куски порежем, запакуем и отправим частями в разные костры [24]. Корнуешь [25], о чем я тебе базлаю [26]?
— А если я варнак и ушел кукушку слушать [27]? — посмотрел на уркача Георгий. — Что тогда? Расцелуете?
— Тогда совсем другой базар! — Бродяга расплылся в улыбке и обернулся к своему корешу: — Серый, это свой брат, варнак, по-свойски петряет [28], как чистый вестовой. — Затем спросил: — Погоняло есть?
— Не без того, — ответил Георгий.
— Какое? — продолжал расспрашивать его вор.
— Сухорукий, — сказал Жора и посмотрел на свою левую руку.
— Это пошто же так? — тоже посмотрел на руку Георгия вор. — Вроде ты цельный.
— В забугорных палестинах ваньку валял [29], — пояснил Георгий. — Вот оно и пристало…
— Бывает… — Вор кивнул, встал из-за столика и сел к Серому. Они о чем-то пошушукались, время от времени поглядывая на Георгия, затем тот, что подсаживался к нему, сказал:
— Сухорукий, канай [30] к нам гакуру бусать [31]. А потом шмар дрючить будем. Бродяг гульных с почетом встречать надобно: у нас тут такое обращение с варнаками в давнем заводе…
— Я нынче в тоске [32], — посмотрел на вора Георгий. — В одном кармане пусто, а в другом ветер гуляет…
— Канай, говорю. — Уркач весело посмотрел на своего товарища. — Сегодня Серый у нас гуляет, третьего дня лабаз брал, да чуть было не вляпался, едва фомкой отбился. Спасибо, мазурик [33], что был на стреме, поздравил каплюжника дождевиком… [34] Да и побазарить нам надобно о твоем житье-бытье. Кумекаешь, гульный?
Георгий пару мгновений подумал, потом поднялся со своего стола и пересел за соседний, к двум уркачам.
— Эй, половой! — позвал бродяга. — Принеси нам водочки с закуской скоренько. Да не самодуринскую, а настоящую.
— Сей секунд! — отозвался половой.
— Я — маз [35]. Терехом кличут, — назвал себя вор, когда половой буквально через мгновение принес водку и закуску. — Это мой кореш Серый. Давно с ним хороводимся. Еще в нашей гоп-компании восемь человек. Все они тут. — Терех окинул взором трактир. — Хошь с нами быть и дела вместях делать? Не пожалеешь…
— Еще неизвестно, — встрял в разговор Серый, — по какой он музыке ходит [36]. Я пока что-то не нямлю [37] … А когда я не нямлю, у меня внутри волнение происходит.
— А и правда, Сухорукий, — посмотрел с любопытством Терех на Георгия. — Ты кто по музыке? Может, ты всего-навсего оребурк [38]?
— Нет, я не оребурк, — ответил Георгий, махнув с ворами по стопке и захрустев огурчиком. — Я гейменник [39] …
Терех молча сморгнул.
— В натуре? — недоверчиво посмотрел на Георгия Серый.
— В натуре, — кивнул Георгий. — И венчал [40] меня всеведущий [41] аккурат вдоль по каторге… [42]
Уркаганы помолчали.
— А кого «замочил»? — спросил, наконец, Терех.
— Уездного исправника, — посмотрел на вора Георгий.
— Да-а, — протянул Терех. — Не слабо. Тогда тебе, это, к Марку надо…
— А кто такой Марк? — спросил Жора.
— Человек один, — ответил Терех. — Работу ворам подкидывает по их масти…
— Работа мне нужна, совсем пустой сижу, — сказал Георгий.
— Ну, вот ты к нему и дуй, — махнул стопку водки Терех. — Он тебя к делу определит. Не пропадешь, чай…
Марк принимал у себя в «кабинете» на втором этаже трактира, куда пускали не всякого и завсегдатая «Каторги». Рыжий громила в поддевке, что сидел на лавке у лестницы, ведущей на второй этаж, поднялся было, но, встретившись со взглядом Тереха, снова опустился на скамью. Георгий поднялся по скрипучим ступеням и нос к носу столкнулся с новым громилой, как две капли похожим на того, что сидел сейчас на лавке внизу.
— Тебе чего? — далеко не ласково спросил Георгия громила-двойник.
— Мне к Марку, — ответил Полянский.
— Кто направил? — продолжал ощупывать посетителя колким взглядом громила.
— Терех, — последовал ответ.
— Последняя дверь по коридору, — недовольным тоном произнес громила и обозначил почти незаметным движением плеча, будто дает место для прохода. Георгий, проходя, толкнул его, и громила схватил его за плечо:
— Чо, места тебе мало?
— Мало, — ответил Георгий и, ухватив его за пальцы, так заломил их назад, к тыльной стороне ладоши, что громила от боли присел на корточки, а затем плюхнулся на пол задом.
— Ну, вот, всю варзуху [43], верно, испачкал, — произнес Георгий весьма сочувственно. — Ничего, братику своему скажи, что внизу сидит, пусть щеточкой тебя почистит…
Марк оказался плешивым мужчиной, похожим на бухгалтера средней руки конторы, заготовляющей, к примеру, кормовое зерно или имеющей овощные склады. И пахло от него кислой капустой, будто он только что вернулся с этих складов. Марк сидел за столом, таким же, как внизу, только покрытым чистой, без разводов, скатертью. На столе лежала амбарная книга и стоял чернильный прибор с воткнутой в него перьевой ручкой. Бронзовая пепельница, наполовину наполненная окурками папирос, светилась медно-оловянным боком, крепко покрытым патиной, что указывало на антикварный характер вещицы, которой, по меньшей мере, было лет сто…
— Проходи, присаживайся, — мельком глянул на Георгия Марк, что, впрочем, для него было вполне достаточно, дабы составить первое впечатление о посетителе. — Давно побрякушки [44] снял?
— С полгода будет, — ответил Георгий.
— Бирка [45] есть? — по-деловому спросил Марк.
— Имеется…
— Ладная бирка или так… фантик?
— Бирка ладная, не сомневайся, — сказал Георгий. — Всю Россию с ней проехал-прошел, ни разу не подвела и подозрений у лягашей и чинушей не вызвала.
