Игорь Пресняков - Роковая награда
Светлана, Вихров и даже суровый Кошелев зааплодировали.
– А вы и впрямь орденоносец? – от души подивился Вихров. – Надо же, а! Товарищи, с нами рядом – герой гражданской войны! Эх, Меллер, бесшабашная ты голова! Не уйди ты из «Красных зорь», – был бы тебе готовый материал для статьи в рубрике «Свидетель эпохи». А теперь, брат, извини, мы со Светочкой в своем издании об Андрее-то Николаевиче напишем.
– Нет уж, Саша, увольте, – предостерег Вихрова Андрей. – С вопросами об эпохе поговорим в другое время.
– Верно, Саша, перестань, – подхватил Меллер. – Понадобится тебе товарищ Рябинин – приходи к нему на «Красный ленинец» и проси разрешения на интервью.
– Так вы на «Ленинце» трудитесь? – подняла брови Светлана.
– Я же предупредил, что не литератор, – развел руками Андрей.
– Тогда поднимем бокалы за лучших представителей заводов и фабрик в нашем литературном клубе! – провозгласил Кошелев.
Вихров схватил пузатый графин и таинственно проговорил:
– А ведь сегодня, друзья мои, Наум должен нам кое-что сообщить!
– Совершенная правда, – подтвердил Меллер. – Скажу, но сперва выпьем за нашего нового друга.
Вихров согласился, наполнил стопки, и компания выпила за «товарища Рябинина и смычку производства и литературы».
Закусив помидорчиком, Меллер вытащил из кармана пригласительные открытки и разложил их перед друзьями.
– Пожалуйте, в пятницу, шестнадцатого премьера картины, определенно!
Литераторы прочитали приглашения и оживленно заговорили разом. Они поздравляли Наума с первой фильмой, жали руки.
– Во сколько же выкатится бюджет? – поинтересовался Кошелев.
– В тысячу. Пятьсот дал губернский худсовет, триста – наша студия «Мотор!» и двести моих, – сияя, отвечал Меллер.
– Какова продолжительность? – спросила Светлана.
– Сорок минут.
– О-о! – удивились все.
– Ага, в массовых сценах занято до тридцати человек, французская пленка – ух, великолепная получилась фильма! – торжествовал Наум.
– Обсудим после премьеры. Ты мой сборник прочел? – сменил тему Вихров.
– Не успел, Саша, – растерянно пролепетал Меллер. – Обещаю к среде прочесть и дать рецензию, честное благородное слово!
Вихров кивнул.
– Давайте выпьем за успех! – предложил Наум.
* * *Музыка стихла, артисты поклонились и ушли. Вихров подмигнул друзьям:
– Сейчас Лютый вылезет, он желал говорить.
Смолянинов-Лютый не заставил себя ждать и появился на сцене. Его насупленные брови и тяжелый взгляд не обещали ничего хорошего.
– Глядите, начнет меня прорабатывать, – шепнула Андрею Светлана.
Публика прекратила разговоры и приготовилась слушать вождя символистов.
– Товарищи коллеги! Прискорбно информирую вас о выходке гражданки Левенгауп, вот она сидит перед нами… – Лютый указал на Светлану.
– Не перед нами, а рядом с нами; это перед тобой она сидит! – крикнул Вихров.
– Неважно, – поморщился Лютый. – Вопрос в том, что она не разрешила печатать мои стихи, ссылаясь на их «символистическую консервативность». Позволю себе заметить, Светлана Марковна, что «Губернские новости» – газета не ваша, а общественная, поэтому не вам окончательно решать, что печатать. Мне не хотелось бы выходить с проблемой на редколлегию, думаю, пусть свое слово скажет писательская среда. Стихотворение «Ветер пустыни» я вам читал, мы его обсудили. На этом у меня все, – Лютый спустился в зал и присоединился к символистам.
– Позвольте ответить! – воскликнула Светлана, поднимаясь со стула.
Зал одобрительно загудел.
– Никто не запрещал печатать ваш «Пустынный ветер», гражданин Лютый! Стихотворение неплохое, оно будет опубликовано позже. Поймите, ваш «Ветер» – произведение с отвлеченным сюжетом, лирическое. Оно контрастирует с субботним выпуском «Губернских новостей». Страна готовится к съезду партии, поэтому номер наполнен соответствующими публикациями, вы же – про пустыню! Не проходит по смыслу. Если вам, Иван Артемьевич, не терпится печататься – сходите в литальманахи, их в городе три – там относятся лояльнее.
Светлана села. Присутствующие зашумели. Кошелев поморщился и крикнул в сторону реалистов:
– Николай Михалыч! Прекрати, брат, эти склоки, уж будь любезен.
От реалистов поднялся среднего роста человек лет сорока, с желтоватым болезненным лицом и седыми висками. Левую руку он держал в наружном кармане летнего френча, и казалось, будто он что-то прячет от публики.
– Дядя Коля Сакмагонов, светило губернской прозы, друг Пимена Карпова, встречался с Горьким, наш главнокомандующий, – пояснил Андрею Вихров.
Сакмагонов встал у сцены и вытащил руку из заветного кармана – в ней оказался помятый носовой платок. Николай Михайлович вытер им лоб, препроводил платок на положенное ему место и негромко заговорил:
– Перестаньте шуметь, друзья! Среди нас присутствует гость из Москвы, товарищ Родимов! Он – бывший «передвижник», заслуженный человек, известный поэт. Знаю, многие хотели бы послушать его стихи. Так попросим, товарищи!
Публика попросила громкими овациями. Родимов неторопливо встал и медленно прошел на сцену.
– Давай, дорогой Пал Александрыч, начинай, – напутствовал гостя Сакмагонов и удалился на свое место.
– Товарищи! Я рад поприветствовать собратьев по перу от имени Ассоциации художников революционной России и всех пролетарских поэтов Москвы! – начал Родимов звонким, чуть надтреснутым, но вполне поставленным для митингов голосом.
Зал ответил аплодисментами. Выдержав паузу, столичный гость продолжал:
– Я немало езжу по нашей республике, вот счастье занесло и в ваш город. Спасибо товарищу Снетковскому, – он поклонился. – А привез я вам не только стихи! Завтра в «Доме художеств» состоится выставка моих картин, а сегодня прямо после выступления вы сможете получить экземпляры моей новой книги «Деревня», вышедшей недавно в Госиздательстве.
– Эка подзатарился-то! – покрутил головой Вихров.
– Серьезный деляга, – шепотом заметила Светлана.
– Ребята, тише, дайте же послушать! – взмолился Меллер.
Родимов замолк, раздумывая, о чем бы сказать еще.
– Читайте! – крикнул футурист Самсиков и, покраснев, взмахнул рукой.
– Читайте же! – взвизгнули две девицы из имажинистских компаний.
Родимов улыбнулся, обещающе кивнул и принял позу – левую ногу он выставил вперед и поднял подбородок вверх. На одном дыхании поэт монотонно прочитал:
– Вымя, набухшее за день, корова несет над землею.Низко, как полный сосуд; капли дрожат на сосках,Тучен был корм на пару: горлупа, молодой чернобыльник,В белых цветах повитель, кашка, шершавый лопух.Больше не клонит она головы, но, подгрудок повесив,Кистью хвоста шевеля, медленным шагом;Шерсть ее красная, с белым пятном и на лбу, и на шее.Дома Красоткой зовут, слово понятно ей «тпрень».Всякий ее обличит по рогам, перевязанным лентой, —Это хозяйка ее, полная станом жена,Жизнь услыхавши под сердцем другую, тогда жСлово промолвив: «Носи, сына корми молоком!»
Родимов отчеканил последние слова и стремительно поклонился. Слушатели поняли, что это конец стихотворения, и захлопали в ладоши, засвистели; Вихров и Андрей ошарашенно посмотрели друг на друга и покатились со смеху; Меллер подпрыгивал от восторга, а Светлана торжествующе крикнула: «Что я вам говорила?!»
Больше всех неистовствовали крестьянские поэты – они повалили на сцену, принялись обнимать Родимова, трясти ему руки и поздравлять с триумфом. Имажинисты громко восклицали: «Смело!» и «Классически!». Снетковский цвел радушной улыбкой. Символисты безмолвствовали. Лютый в удивлении поднял густые брови и с интересом разглядывал московского гостя. Губы вождя символистов презрительно кривились.
– Ха-ха, ну и дьявол, ну и резанул! – гоготал Вихров.
– Саша, перестань! – обиженно пытался его остановить Меллер. – Это же смело, определенно смело и… продолжает традиции.
– Традиции чего? – вопрошал изнывающий от хохота Вихров.
Несколько парней-имажинистов отправились брать у Родимова автографы, за ними последовали их нетерпеливые девушки. Половой принес Родимову стопку книг, москвич подписывал их и с улыбкой раздавал обступившей его публике.
Светлана погрозила Вихрову пальчиком.
– Ты бы, Саша, тоже смотался за экземплярчиком, – заметила она. – Такой материал для сатиры!
– М-м… да, немного громоздко… – кивнул Кошелев.
– Нет-нет, Леня, он прямо чаровник, – улыбнулся Вихров и обратился к Меллеру. – Эй, поклонник обновленного Гомера, не поленись, сходи да притащи родимовскую «Деревню», а? Ну будь ты человеком, я не шучу, мне нужно. Определенно! Опять же, тебе – автограф кумира, мне – текст.
Кошелев предложил выпить «просто так». Компания поддержала.
Андрей проглотил водку и подумал, что не так уж и плохо, что в поселковом магазине не продавали книг новомодных поэтов.
