Белое, красное, чёрное (СИ) - Тегюль Мари

После восшествия на престол императора Павла I Софье была оказана большая честь: она стала фрейлиной императрицы Марии Федоровны. Не отличаясь красотой, но наделенная блестящим умом и обаянием, она пользовалась большим успехом в придворном обществе. Выполняя волю отца, Софья стала женой его друга, генерала Николая Свечина, который во времена Павла I занимал должность военного губернатора Петербурга. Супруг был старше ее на двадцать лет. В правление несчастного безумного Павла ее муж впал в немилость. Но как раз в это время начинается проникновение в Россию отцов-иезуитов. И какие блестящие имена! Честь и слава «Ордена Иисуса»! Они обратили в католицизм столько представителей знатных российских фамилий! В том числе и Софью Свечину. Сам Жозеф де Местр, тогда полномочный министр-посланник сардинского короля Виктора-Эммануила при царском дворе в России, был ее духовным отцом! Что и послужило одной из причин выдворения иезуитов из России при императоре Александре I.

Дантес покачал головой. Все же была допущена ошибка. Нельзя было так открываться в стране с другим вероисповеданием. Тайна, тайна и еще раз тайна! Это еще и привлекательно. Теперь приходится все начинать сначала.

Софья Петровна едет в Россию неспроста. Она с обожанием относится к к обоим братьям-монархам — ушедшему так безвременно Александру I и царствующему Николаю I. Ах, в каких словах она осудила этот декабрьский бунт! Дантес запомнил наизусть эти несколько строчек, чтобы при случае процитировать их: «Этот столь зловещий заговор, эти преступления, задуманные исподтишка и как будто хладнокровно, и теперь еще наполняют меня леденящим ужасом…  Наш юный государь и его чудное поведение — единственное утешение в этих бедствиях». Ее родство и связи в Петербурге бесценны. Ее преданность российскому престолу ценят. А орден ценит ее еще выше. В ее домовой церкви в Париже, в небольшом святилище, украшенном множеством драгоценных камней, находится серебряная статуя Божьей Матери. Эта церковь освящена парижским архиепископом. Сколько знатных русских приняли в ней католичество! Князья Голицыны, граф Григорий Шувалов, князь Андрей Разумовский, княгини Волконская, Трубецкая, Нарышкина…

Но она не знает Дантеса. И не должна знать раньше времени! Он для нее должен быть только молодым человеком из хорошей семьи, едущим в Россию для ловли счастья и чинов!

Стало смеркаться. Дантес походил немного по комнате, сделал несколько упражнений для мышц шеи. Уже на днях должен прийти из Петербурга пироскаф «Траве», на котором Дантес отправляется в Россию. Времени остается совсем мало. Для всех он еще болен, очень болен…

Утро началось с обычного поскребывания Лотты в дверь. Дантес, спавший по привычке обнаженным, неспеша встал, накинул халат и распахнул дверь. Лотта с подносом в руках стояла за дверью, умильно глядя на своего «либлинга» и делая книксен. Дантес усмехнулся, взял у нее из рук поднос и поставил его на стол, потом, взяв Лотту за подбородок, подвел ее к дверному косяку. Неожиданно для Лотты он резко нагнулся и обхватив за голые ляжки, сильным движением поднял ее ноги вверх. Лотта вскрикнула и, чтобы не упасть, крепко ухватила его обеими руками за шею. Дантес перехватил ее ляжки так, что теперь в его руках оказались пышные ягодицы Лотты, а сама она, почти повисшая в воздухе, спиной опиралась на дверной косяк. Сердце Лотты гулко стучало, в такт с ударами набатного колокола, производимыми Дантесом. Казалось, что от его ударов трясется весь дом, нет, весь Любек!

Дантес осторожно опустил Лотту на пол. Она в полном изнеможении сползла с него. Сердце ее продолжало стучать, теперь она, постепенно возвращаясь к жизни, с восторгом повторяла про себя: «О, либлинг, о, либлинг!». И не знала бедная Лоттхен, что это был последний, прощальный аккорд.

Потому что в это время во двор гостиницы въехала дорожная коляска. А в ней был королевский нидерландский посланник при русском дворе, представитель древнего голландского рода баронов ван Геккернов де Беверваард, барон Луи-Борхард ван Геккерн.

И через некоторое время фрау Марта уже кричала на всю гостиницу:

— Лоттхен! Лоттхен! Куда ты пропала!

И уже с лестницы Лоттхен отвечала ей:

— Иду, фрау Марта, иду!

В вестибюле, стягивая перчатки, стоял только что прибывший постоялец. Это был человек средних лет, которого старили обширная плешь и некоторое унылое состояние лица. А в общем его внешность была не без приятности. Фрау Марта подсовывала ему регистрационный гостиничный журнал. Он, прежде, чем записаться в нем, медленно просмотрел фамилии постояльцев. Увидев фамилию Свечиной, он только на миг, незаметный ни для кого, задержал на ней свое внимание. Но тут же, увидев фамилию Дантеса, громко произнес:

— О, Жорж-Шарль Дантес! Кажется, это сын моих хороших знакомых!

— Ах, господин барон, — удрученно отвечала ему фрау Марта, — молодой человек простудился по дороге в Любек и слег. Надеюсь, он сможет продолжить свое путешествие в Петербург. Ведь пироскаф со дня на день прибудет из Петербурга в Любек, и тут же отправится назад. Если вы, барон, хотите совершить на нем свое путешествие в Петербург, то агент компании сегодня с утра уже был у нас и оставил расценки.

— Прекрасно, прекрасно, — довольным голосом сказал барон. — Пожалуйста, передайте Дантесу мою визитную карточку, я напишу на ней несколько строк, и дайте мне взглянуть на прейскурант.

С этими словами барон черкнул несколько слов на своей визитной карточке, передал ее фрау Марте, а та велела Лотте немедленно отнести ее Дантесу. Лотта покорно кивнула и с непонятными для себя предчувствиями понесла ее Дантесу.

Барон взял в руки прейскурант. В нем значилось:

«Пароходство из Санкт-Петербурга: пароходы (по-старому, пироскафы) «Нева» и «Траве». Цена следования из Санкт-Петербурга в Любек и обратно, включая плату за кушанья: 1 класс — 35 рублей, 2 класс — 25 рублей, дети моложе 10 лет платят половину. Плата за экипаж о 4 лошадях — 35 рублей, о 3-х лошадях — 20 рублей. Лошадь (без корма) — 35 рублей, собака (без корма) — 5 рублей. Паспорта предоставляются за день до отъезда в контору общества».

— Замечательно, — удовлетворенно кивнул головой барон, — я немного подумаю и скажу вам где-то к вечеру свое решение. И кто еще уже записался на ближайший рейс пироскафа, то бишь, парохода?

— Да вот госпожа Свечина, — услужливо сказала фрау Марта.

Геккерн сделал вид, что это имя ему ничего не говорит и велел отнести свои вещи в номер. В этой небольшой гостинице все хорошие номера располагались на втором этаже и его номер оказался рядом с номером Дантеса.

Геккерн только собрался подняться в свой номер, как спустившаяся вниз Лотта подала ему ответную записку Дантеса на изящном листочке бумаги, в которой было сказано, что тот ждет к себе барона в любой удобный для него момент времени и приносит извинения, что не может, по нездоровью, сделать такой визит первым.

Прошло около часа, пока Геккерн приводил себя в порядок после дороги. Потом он постучался к Дантесу и после обмена приветствиями, оба сели поговорить об общих знакомых. Дантес предложил Геккерну полюбоваться центром старого ганзейского Любека, Альтштадтом, прекрасный вид на которой открывался из его окна. Стоя у окна, Дантес тихо спросил у Геккерна:

— Барон, вы получили инструкции?

— Да, месяц тому назад я был в Мадриде и имел аудиенцию.

— Вы понимаете, на что идете?

— Да.

— Тогда, с этой минуты, мы начинаем действовать по инструкции.

— Omnia ad maiorem Dei gloriam! — Все ради вящей славы Божией!

— Amen! — Аминь!

Глава 17

Поздний серый рассвет несмело проник в спальню, где на широкой постели, среди простынь голландского полотна и брюссельских кружев лежали двое, мужчина и женщина. Мужчина спал, лежа на спине, а женщина, утомленная страстной ночью, с синими кругами под глазами, опершись подбородком на кулачок, любовалась спящим. Слабый луч света пробился через щель в портьере и упал на вьющиеся волосы мужчины. И в этом чахлом свете они заблистали золотом. Женщина, тихо вздохнув, скользнула взглядом по точеному профилю, мускулистому могучему торсу. «Господи, молодой бог, молодой греческий бог! Или нет, белокурый скандинавский рыцарь!» В этот момент мужчина всхрапнул, как старая полковая лошадь. Женщина вздрогнула, вернувшись с небес на землю, вздохнула, осторожно провела пальцем по выпуклой мышце его груди. Мужчина не просыпался. Она еще раз вздохнула, встала с постели, стараясь не потревожить сон своего возлюбленного, накинула кружевной пеньюар и вышла из спальни.