Елена Муравьева - ЖИЗНЬ в стиле С
— Я сделал это! Я сделал ей предложение! — и замер, сраженный наповал новым открытием. «Твоя жизнь изменится, когда прелестная блондинка объяснится тебе в любви», — давным-давно, еще в молодости, разложив потрепанную колоду, нагадала ему сестра. Спустя долгие годы, прелестная блондинка двух лет от роду, обняв Рощина за шею, прошептала в ухо: «Я тебя люблю» и словно замкнула своим признанием электрическую цепь безумия. Остро, нестерпимо, до боли, захотелось перемен в жизни. Захотелось любви, нежности, тепла, всего, что может дать мужчине только женщина, семья, дети.
— Господи, — прошептал Андрей, закрывая глаза. Количество чудес явно превышало возможности его рационального ума.
На следующий день на даче появилась Валентина.
— Я в курсе, — объявила Тане с порога. — Андрей — жуткий тип. Но, по сути, он прав.
— Наверное, — скучно согласилась Татьяна.
— Мне не нравятся ваши настроения, — старшая Рощина, по обыкновению, была категорична и напориста.
«Мне, к сожалению, тоже», — подумала Таня.
— Я не смогу стать хорошей женой Андрею Петровичу. Я не хочу никого любить. Я почти ненавижу секс.
Валентина Петровна отмахнулась:
— У вас обычная депрессия. Когда она закончиться вам захочется и любви и секса. Не торопитесь себя хоронить.
— Я не могу обречь Андрея на неприятности. Бывший муж ни за что не оставит меня в покое.
— Вы ничего не можете! — возмутилась Валентина. — Какая преступная беспомощность! Хватит ныть — надо решать проблему.
— Гена спалил маме гараж, избил ее мужа, дважды прятал Никиту в чужом погребе. Стоит мне уйти из дому, он находит меня и устраивает безобразные дебоши с мордобоем и битьем стекол. Я надеялась, что смогу обмануть его в этот раз. Не получилось. Гена встретил Андрея около библиотеки, пытался опять выкрасть Никиту, устроил безобразную драку.
– Но как ваш благоверный узнал, что Андрей приедет за книжками? Он ведь явно поджидал Андрея.
— Он всегда как-то узнает, где я нахожусь.
— Может быть, соседка ему рассказывает?
Таня возразила:
— Нет. Валерия Ивановна на моей стороне.
— Но кроме нее, вас и Андрея никто больше не знал о встрече. Стало быть, проболтались или вы, или она. Ладно, — хмуро уронила Валентина, — я разберусь.
— Валентина Петровна, — Таня старательно подбирала слова, — убедите, пожалуйста, Андрея, отказаться от своих планов.
Рощина развела руками:
— Если мой братик втемяшит что-нибудь в свою буйную голову, то пиши-пропало. Он никогда не отступает и всегда добивается своего. Он и вас добьется, не взирая на ваши страхи и сомнения.
— Но зачем мы ему нужны?
— О, вы еще не в курсе? Андрей решил, что встреча с вами произошла не случайно. Что вы предопределены друг другу. Что его единственный шанс быть счастливым это — вы, Никита и Маша.
В противовес иронии, отчетливо звучащей в голосе, глаза Валентины выдавали пытливый интерес. «Как ты относишься к моим словам? Насмехаешься? Равнодушна?» — витали в воздухе незаданные вопросы.
— Он, действительно, так считает? Предопределены? — Позыв к откровенности был неожиданным и безудержным, как понос. Таня с тяжким вздохом начала: — Я покажу вам одну вещь, если вы поклянетесь не выдавать меня Андрею.
Портрет Надин Матвеевой в серебряном медальоне заслужил высочайшую оценку.
— Бляха муха, — ахнула Валентина. — Да, она же — вылитая «Модница» Спиро и как две капли воды похожа на вас. И зовут ее также как героиню романа Андрея? И текст послания, словно адресован лично вам? Что же это делается, Господи? Как это все понимать?
— Не знаю, — призналась Таня. — Но странности начались, после того, как Валерия Ивановна посоветовала мне сходить к экстрасенсу.
— Адрес! — Валентина мгновенно вскипела энтузиазмом.
— Чей? Валентины Ивановны?
— Адрес экстрасенса!
От Полины Валя вернулась какая-то пришибленная.
— Ну, что? — спросила Таня волнуясь.
— Ерундовая баба, — отмахнулась Валентина. — Так ничего толком и не сказала.
— И мне так показалось сначала, — вздохнула Татьяна, — а потом, вот какая карусель закрутилась. Почище бразильского сериала.
— Да, — Валентина Петровна сделала скучное лицо и небрежно добавила, — Полина просила передать: условие остается в силе. Что она, интересно, имела в виду?
— Понятия не имею, — честно призналась Таня.
РОМАН
— Добрый день, — уронила Надин и шагнула в открытую дверь. Ни страха, ни смущения она не ощущала. Только острую, как боль решительность.
— Здравствуйте, Надежда Антоновна, — сказал высокий худой мужчина, насмешливо полыхая глазами. — Очень рад вас видеть.
Надин приподняла густую черную вуаль, укрывавшую лицо, и смело взглянула в глаза своему врагу.
— Не имею чести знать ваше настоящее имя-отчество, — ответила резко.
— Отбросим этикеты. Не хотите называть меня по-старому Арсением? Тогда, позвольте представиться, Сергей Борисович Басов или, если изволите, Глеб Гурвинский.
— Мне все равно.
— Прошу в комнату, Наденька.
Мужчина галантно указал вглубь коридора.
— Надежда Антоновна, — уточнила Надин.
— Нехорошо получается. Я к вам попросту, открыто, а вы ко мне с вывертом. Ведь мы знакомы накоротке. Можно сказать интимно.
Высокий явно желал смутить ее.
— Насилие — не повод для дружбы, — отрезала Надин. — К тому же особого впечатления вы лично на меня не произвели. Ни темпераментом, ни габаритами.
— Насилие? — оскалился в хищной улыбке хозяин. — Мне, казалось, я тогда убедил вас.
— В чем? Что идущие на смерть выше морали? Не преувеличивайте, — усаживаясь в кресло, сказала Надин. — Ваши слова не могли исправить низость поступка.
Она парировала недружелюбный взгляд и спокойно продолжила.
— Вы знаете, кто я. Я знаю кто вы. Поговорим на чистоту, если вы не против?
— К вашим услугам, — склонил голову липовый инженер. — Хотите коньяку или вина?
— Нет. Оставьте Ольгу в покое.
Гурвинский с сожалением вернул на место бутылку с коньяком.
— Это просьба или требование?
— Предложение. Девочке не место в терроре.
— И это говорит знаменитая Надежда Ковальчук! Краса и гордость Боевой Организации!
— Моя террористическая деятельность остались в далеком прошлом. В настоящем есть темы гораздо интереснее.
— Например?
— Ваши планы относительно Оли.
— Она чудная девочка. Милая, темпераментная, с фантазией. Жаль, не довелось быть у нее первым. Дефлорация — акт мистический. Я обожаю девственниц.
Надин небрежным жестом отмахнулась от информации.
— Я не ханжа. Оля, слава Богу, тоже. В семнадцать лет человек вправе распоряжаться собой по собственному усмотрению.
— Какие тогда претензии? — ирония сочилась из каждого слова Гурвинского. — Ольгу никто не принуждал. Наши отношения — добровольный союз.
Надин поморщилась:
— Я не предъявляю претензий. Не обсуждаю моральную сторону дела. Не обвиняю и не призываю к порядочности. Я предлагаю оставить Ольгу в покое. И только.
— Вы не жалеете племянницу. Разрыв принесет девочке массу страданий.
— Вы гуманист? — приподняла брови Надин.
— Ничто человеческое мне не чуждо.
— Особенно пороки?
Гурвинский подался вперед:
— То есть?
— Ваша личная жизнь меня не касается.
— Что вы знаете о моей личной жизни?!
— Я? — невинно переспросила Надин. — Знаю, что вы — отчаянный игрок и однажды проиграли партийные деньги. Знаю про бордели, ночные оргии и случай в Праге.
В Праге с мужчиной, произошла неприятность. Поздним вечером, его ограбили, избили и изнасиловали пьяные бродяги.
– Это была ты?! — от лощеного спокойствия не осталось следа. Гурвинский пришел в бешенство. — Сука! Я тебя убью!
— Вы, должно быть, забыли про Прохора Львовича Люборецкого и его архив? На всякий случай напоминаю: меня нельзя убивать. В моих руках находятся секреты партии. Сразу после моей смерти архивы будут опубликованы. Многим это не понравится. Зато пражские фотографии, надеюсь, произведут впечатление.
Гурвинский рванулся к Надин, но, овладев собой, замер в двух шагах. Лицо его дрожало от гнева.
— Как ты посмела?! Какое имела право?!
— Я не привыкла оставаться в долгу, — открылась Надин. — Не умею прощать. Не допускаю насилия над собой. Я очень категорична в своих принципах.
— Но..
— С мужчинами так не поступают?
— Да!
— Я не делаю различий между людьми по половому признаку. Вы заслужили урок, вы его получили. Если желаете, могу прочитать лекцию: идущие на смерть выше морали, последнее наслаждение, плоть как инструмент духа. И прочая лирика.
Воспоминание об испытанном унижении, невозможность наказать обидчицу привели Гурвинского в неистовство. Продолжать разговор в таком состоянии он не мог, потому быстрыми шагами мерил комнату. Успокаивался.
