Александр Арсаньев - Похищение
Я извинилась перед Селезневым за то, что не смогла задержать преступника. Но кто бы мог подумать, что мсье Пряхин так ловок и непредсказуем. Конечно, о том, что он лихач уже говорил способ, которым он зарабатывал себе на жизнь, но все же. Откуда, например, мне было знать, что он в эту ночь готовился покинуть гостиницу? И, кстати, куда он собирался съехать? И что он будет столь решителен в своих действиях? Настолько решителен, что попытается убить нас с Гвоздикиным? Как бы там не было, но теперь господин Пряхин или Алтынников, как кому угодно, представлялся мне человеком куда как опасным.
Поздняков собирался откланяться, заявив, что немедленно поставит все управление на ноги, Пряхина нужно найти.
– Не стоит торопиться, – заметила я. – Если похититель Пряхин, а именно к этому мы сейчас склоняемся, то он непременно заявит о себе. В самом ближайшем времени. Выкуп за мальчика назначен немалый, он ни за что не упустит такой шанс. Да и найти его сейчас будет непросто. Он, скорее всего, где-нибудь затаился и ждет удобного момента. А если вы сейчас, Михаил Дмитриевич, привлекаете всех своих сотрудников, то просто спугнете Пряхина и еще неизвестно, чем это может обернуться для Ники. На кону жизнь ребенка, не забывайте об этом.
– Резонно, – проговорил Поздняков, а Валерий Никифорович только тяжело вздохнул. – Но что нам в таком случае делать?
– Ждать, – просто ответила я. – Пряхин заявит о себе в ближайшее время. Так мне кажется. Не в его интересах надолго задерживаться в городе. Он далеко не глуп, поверьте. И он довольно опасен. Кстати, Валерий Никифорович, вы просматривали почту? Нет ли там каких сообщений?
– А что? – встрепенулся генерал. – Прошлое письмо, насколько я помню, было просто подброшено под дверь, причем здесь почта?
– Ну, хотя бы притом, – ответила я, – что не следует и эту возможность сбрасывать со счетов. Теперь Пряхин будет более осторожным и не станет рисковать, пытаясь подбросить письмо под дверь, даже при помощи уличного мальчишки. А почта?.. Словом, надо бы посмотреть, для проформу хотя бы, – закончила я.
– Хорошо, – устало согласился генерал и принялся просматривать корреспонденцию, лежащую на письменно столе. Я внимательно за ним наблюдала. Его превосходительство отбросил несколько конвертов в сторону, затем вскрыл один, пробежал глазами и тоже отложил, потом – другой, снова отложил. И, наконец, взяв в руки третий, он прищурился, пробежал глазами еще раз надпись на конверте, нервным движением надорвал край, вытащил тонкий лист, прочел раз, другой, третий и, растерянно глядя на нас с Михаилом Дмитриевичем, прошептал:
– Oui, vous aver raison…
– Когда? – коротко спросила я.
– Завтра, – и его превосходительство протянул нам бумагу.
На обычном белом листе было начертаны четыре коротких фразы:
«Суббота. Десять вечера. Театральная площадь. Петрушечный балаган».
* * *Меня поразила только одна вещь – последнее письмо было написано по-русски. То, что Пряхин выбрал Театральную площадь, я не удивилась. Очень легко затеряться в разноцветной, гуляющей людской толпе. Так меньше шансов, что на тебя обратят внимание, а тем более – запомнят. Петрушечный балаган, насколько я имела представление, стоял на самом краю аттракционов, на углу Никольской улицы. Опять же, очень удобно, можно незаметно подойти и также незаметно скрыться, прихватив деньги. Даже не придется отпускать извозчика. Мальчика можно оставить там же, на углу Никольской. Народу там поменьше, так что нетрудно будет обнаружить ребенка. Удобно, очень удобно. И вряд ли кто-то обратит внимание на человека с…
– Вы намерены передать выкуп? – спросила я у Валерия Никифоровича.
– Конечно! – воскликнул он. – Вы еще спрашиваете?
– А в чем? В саквояже?
– Я не думал… Возможно, – проговорил Селезнев. – А что, это важно?
– Может оказаться важным, – вместо меня ответил Поздняков. – По крайней мере, те, кто будут участвовать в задержании преступника, точно должны знать, в какой именно сумке вы передадите деньги.
– Вы что, хотите его задержать?
– А вы, ваше превосходительство, разве вы хотите, чтобы злодей скрылся с деньгами? – парировал Поздняков. – Его нужно задержать! Я подключу к операции наилучших своих филеров. Они встанут по периметру и мы выловим этого Пряхина, – Михаил Дмитриевич довольно потер руки. – Будет знать!
– Только одно, – вступила в разговор я. – Помните, что Пряхин очень осторожен, у него наверняка наметанный взгляд, и если он почувствует слежку, то никто не сможет гарантировать, что Ника останется в живых.
У Селезнева заблестели от слез глаза, но сейчас нужно было отставить сантименты в сторону и сосредоточиться на поимке шантажиста. Ставкой в этой игре была Никина жизнь, и потому я вовсе не собиралась сейчас предаваться горю, нужно было тщательно подготовиться. Об этом я и заявила. Мужчины со мной полностью согласились, и Валерий Никифорович даже постарался и взял себя в руки.
– Нужно помнить и о том, – продолжила я, – что Пряхин, хотя и пытался убить нас с господином Гвоздикиным, но не может быть до конца уверен в том, что ему это удалось. Значит, повторюсь еще раз – он будет осторожен вдвойне. Я его видела и смогу узнать. И он это непременно учтет.
Мы продолжили обсуждение в том же духе и, наконец, когда за окнами уже начало светлеть и небо из черного стало серым, мы, усталые, но вполне довольные стали прощаться с его превосходительством, условившись встретиться с ним ближе к вечеру.
По нашему плану выходило, что Селезнев ни в коем случае не должен был оставаться на площади, хотя Валерий Никифорович и очень рвался в бой, но мы настояли на том, чтобы он ожидал известий в карете, неподалеку от условленного места. На этом, в основном, настаивала я, опасаясь любых неожиданностей, любого вмешательства.
Агенты Позднякова, переодетые, как говорится, кто во что горазд, должны были занять наблюдательные посты вдоль Никольской, а также Московской улиц, с тем чтобы проследить, в каком направлении отправится наш «объект». Пытаться схватить его на площади, полной людей, не представлялось возможным. И потом, нужно было дождаться момента, когда он возьмет саквояж и оставит мальчика.
Я, со своей стороны, решила погулять неподалеку от балагана в назначенное время. Учитывая то, что внешность Пряхина мне была известна, я могла его заметить раньше филеров. Хотя… Хотя и он, конечно, мог заметить меня. Причем, еще раньше, чем я его. Я обещала мужчинам, что буду предельно внимательна и постараюсь одеться так, чтобы меня было не так уж просто узнать.
– Кстати, – резонно заметил Поздняков, – а вам не кажется, что точно таким же образом рассуждает и Пряхин? Он ведь тоже может прибегнуть к маскараду.
Да, Михаил Дмитриевич был прав. Но все же, я решила, что следует тщательно осмотреть место, а затем уже, пожалуй, и посидеть где-нибудь неподалеку в карете. Я не могла пропустить операцию!
Словом, уже в начале шестого утра, мы с господином подполковником, покинули Селезнева.
* * *Естественно, что, вернувшись домой, первым делом я решила выспаться. Поэтому, легко перекусив, я отправилась в спальню. Алена, помогая мне раздеваться, сообщила, что вчера вечером приезжал господин Лопатин и, не застав меня дома, очень расстроился.
Я немного пожалела о том, что так сложилось, однако, почувствовав вдруг неимоверную усталость, после бессонной и весьма богатой на события ночи, уснула тотчас, едва моя голова коснулась подушки. Однако предварительно я велела Алене разбудить меня часов в шесть пополудни.
Алена разбудила меня в семь, сославшись на то, что «оченно было жаль вас тревожить, барыня, так-то сладко вы почивали». Она заявила, что и вовсе не стала бы меня будить, но вновь прибыл господин Лопатин и моей своенравной горничной ничего не оставалось, кроме как, рискуя навлечь на свою голову мое недовольство, все же меня разбудить. Недовольство она, конечно, на себя навлекла, но времени у меня было не так уж много, а потому я ограничилась грозно сдвинутыми бровями и нестрогим выговором.
Я велела просить Лопатина обождать и, приказав горничной готовить платье и обед, стала обдумывать новое «приключение». Употребив это выражение в очередной раз, я даже несколько расстроилась, памятуя о том, как печально окончилось оно в прошлый раз. Потому я тут же переименовала предстоящее событие. Обозначила на сей раз его по-военному – операцией.
Выбрав в качестве экипировки светло-бирюзовое платье с узором в стиле «меандр», я спустилась в гостиную, где меня уже заждался Серж. Он, увидев меня, искренне улыбнулся и нежно поцеловал мою руку.
– Где вы пропадали, Катенька, – ласково обратился он ко мне (я также позволила называть себя по имени), – можно ли полюбопытствовать? Я был вчера у вас, однако же не застал. Что-то случилось?
– Да, кое-что, – ответила я уклончиво. – Не угодно ли отобедать? Составите мне компанию?
