Йен Пирс - Комитет Тициана
Но перед отъездом предложил: а почему бы Флавии не захватить с собой Аргайла? И при этом глубокомысленно покосился на того и на другого: Боттандо всегда испытывал по поводу этой парочки определенную иллюзию — он считал, что в этих людях заложена возможность величайшей любви, которая только и ждет подходящего обстоятельства, чтобы прорваться на поверхность. Флавия придерживалась иного мнения — главным образом из-за хронической нерешительности Аргайла. Но Боттандо доставляло удовольствие проявлять дядюшкин интерес к их делам, и она не решалась разрушать его романтический настрой.
Аргайл обрадовался путешествию, поскольку они отправлялись на поезде, а не на машине. Потому что в противном случае, как заявил он сам, его бы не сдвинули с места. Аргайлу ни разу не приходилось побывать в авариях по вине Флавии, тем более что она была дисциплинированнейшим из водителей, но он малодушно считал, что это всего лишь дело времени. Высокая скорость заводит, а привычка Флавии заглядывать во время разговора собеседнику в глаза очаровательна. Но Аргайл определенно считал, что быстрая езда и эта милая привычка очень мало сочетались друг с другом.
Флавию же, наоборот, угнетала перспектива поездки на поезде, однако она уступила. Они сели в десятичасовой экспресс, заняли купленные Флавией места первого класса, но тут же по ее не столь уж непредсказуемому предложению отправились в вагон-ресторан.
Ели молча, словно сговорившись, но, когда последняя крошка исчезла во рту, Аргайл неожиданно выдал свой сюрприз — то, что его мучило и не давало покоя со вчерашнего вечера. Он достал фотографии с пленки, которую накануне вынул из фотоаппарата Мастерсон, а затем отдал проявить.
— Гм… — протянула Флавия, посмотрев на них несколько секунд. Это была ее обычная реакция, когда она чувствовала, что следовало произнести нечто умное, но понятия не имела, что именно.
— Могла бы высказаться членораздельнее, — немного разочарованно упрекнул ее Аргайл. — Нужна подсказка? — Он и сам видел, что подсказка нужна, и поэтому продолжал: — Лицо на двух фресках Тициана в Падуе и на автопортрете из коллекции маркизы принадлежит одному и тому же человеку. Я думал, что ты это сразу поймешь.
— Может быть, и поняла бы, если бы видела твой загадочный портрет, — огрызнулась Флавия. — Хорошо. Ну и что из того?
Аргайл сразу упал духом. Он с самого начала решил, что этот факт имел огромное значение. В идентичности изображенных людей не было никаких сомнений: крючковатый нос, ввалившиеся щеки, длинные прямые волосы — вполне достаточное доказательство. Он не понимал, почему Флавия не разделяет его возбуждения.
— Неужели не понимаешь? Теперь ясно, почему картину украли.
— Абсолютно не ясно. Ясно одно: четыре столетия назад между полотнами существовала какая-то связь. И еще можно предположить, что Мастерсон об этом догадалась. Но больше ничего. Или ты намерен сделать вывод, что на автопортрете сам Тициан?
— Нет. Безусловно, нет. Мы прекрасно знаем, как он выглядел.
— В таком случае что это нам дает?
— Мне показалось, что это довольно интересно… — начал Аргайл.
— Несомненно. В других обстоятельствах я бы с тобой наверняка согласилась. Но теперь нет времени. Надо забыть обо всем, что не имеет непосредственного отношения к убийству.
— Я считаю, что это имеет отношение к убийству, — попробовал протестовать он.
— Однако понятия не имеешь, в чем заключается связь.
— Пока не знаю. — Он покачал головой. — Слушай, тебе не кажется, что иногда ты бываешь чересчур требовательной? Я радовался, что сумел вам помочь.
— И помог, — отозвалась Флавия самым выводящим из себя тоном, на который была способна. — Но я представляю, какую мину состроил бы Боттандо, если бы нас слышал. Знаешь, что бы он спросил? «Кто убил Мастерсон и Робертса? Кто украл картины и где они находятся? И какие у вас доказательства?» Ничего этого у нас нет.
— Неблагодарная! — обиженно фыркнул Аргайл. — В следующий раз буду все держать при себе. Даже если раздобуду точное описание преступника.
Флавия широко улыбнулась и хлопнула его по спине.
— Ничего подобного! Прибежишь и расскажешь. Я тебя знаю. Извини, не хотела тебя разочаровывать. Но твоя задача — искать картины. А ты пока нисколько не приблизился к разгадке.
Что правда, то правда. Аргайл представил своего патрона, который в Лондоне, вероятно, с еще большим нетерпением ждал от него результатов, и следующие полчаса провел в мечтательной задумчивости. А потом, чтобы скоротать время, пока экспресс мчался по скучнейшей Венецианской равнине, а потом по такой же безрадостной равнине Ломбардии, взялся за книжку. Он захватил с собой отменный детектив, но Флавия конфисковала томик, а взамен предложила работу Мастерсон по истории искусства Возрождения.
— Читай это. Полезно для души.
— Обязательно? — жалобно спросил он.
— Да. Мне потребуются недели, чтобы продраться сквозь ее английский. Пролистай и скажи, что ты о ней думаешь. У тебя не займет много времени.
Аргайл подозрительно покосился на исследование, которое показалось ему невероятно объемистым. И с раздражением заметил, что Флавия убивала время гораздо интереснее — развернула предусмотрительно купленный журнал. Он взглянул на иллюстрации: в любом искусствоведческом труде картинки ему нравились больше. И наклонился подобрать выпавший из середины корешок билета.
— Перед смертью Мастерсон успела попутешествовать.
— М-м-м? — отозвалась Флавия без всякого интереса. Она успела основательно погрузиться в свой гороскоп, который в следующем месяце сулил ей страшные финансовые трудности и волнующую романтическую связь с одной двенадцатой населения планеты.
— Она приехала в Венецию на поезде из Санкт-Галлена. А где это такое, Санкт-Галлен?
— Я думаю, в Швейцарии. Какой твой знак зодиака?
— Лев, — ответил Аргайл. — Зачем ей понадобилось в Санкт-Галлен.
— Лев? Ты уверен? Значит, подразумевается, что ты напорист и агрессивен. Санкт-Галлен на берегу Боденского озера. Приятное местечко. Может, хотела денек отдохнуть, встряхнуться. Вроде Миллера с его купанием.
— Что значит «подразумевается»? — раздраженно спросил Аргайл, но Флавия не ответила, зато сообщила, что в этом месяце звезды ему благоприятствуют.
На главном вокзале Милана она подозвала такси таким могучим свистом, что разом вспомнилась эра паровозов. И они поехали по шумным, загруженным улицам в квартиру Бенедетти. Аргайл долго испытывал странное, неприятное ощущение, пока не понял, что за несколько дней в Венеции успел отвыкнуть видеть, слышать, обонять и вообще как-либо сталкиваться с машинами. Значит, и в каналах есть много своих преимуществ.
Синьор Бенедетти оказался рыхлым пожилым человеком; когда они вошли, он, по стариковской манере, спал после обеда. Служанка привела его в чувство, крепко встряхнув. Синьор Бенедетти зевнул, проморгался, протер глаза, и женщина, воспользовавшись его просветлением, объяснила, кто эти визитеры, и при этом напомнила, что им было назначено. Потом она помогла старику встать из древнего кожаного кресла, и хозяин, прихрамывая, направился навстречу гостям, бормоча извинения за то, что не подготовился лучше к их появлению.
— Все в порядке, — заверила его Флавия. — С вашей стороны очень любезно, что вы так быстро согласились нас принять.
— Боже мой! Моя милая, юная дама! Я восхищен! Старикам, вроде меня, редко удается приглашать в свой дом таких молодых людей, как вы. Особенно красивых молодых женщин.
«А как насчет симпатичных молодых мужчин? — съязвил про себя Аргайл. — Ну да ладно. Хотя бы комплименты говорит пристойно — не слюнявит рук и без прочих глупостей».
Все сели: Флавия и Аргайл на тонконогий и довольно хлипкий диван — образец современной мебели, — а хозяин в свое куда более основательное кожаное кресло. Гости смотрели, как служанка, которая, как оказалось, совмещала роль сиделки, укутывала Бенедетти теплым шерстяным одеялом. Судя по всему, старику уже перевалило за восемьдесят. Он не слишком хорошо сохранился, но явно заботился о себе. Однако морщинистое, херувимское личико с годами настолько усохло, что стало казаться непомерно огромным лицом младенца. Удобно устроившись, он посмотрел на гостей, ожидая, с чего те начнут.
Флавия объяснила, как была убита Мастерсон в то самое время, когда проявляла интерес к его картине. Старик молча кивал и терпеливо слушал.
— Чрезвычайно прискорбное обстоятельство, — заметил он. — Мастерсон была очаровательной женщиной.
— Значит, вы с ней встречались?
О да, подтвердил он. На прошлой неделе она нанесла ему краткий визит. Его друг Жорж Бралль написал рекомендательное письмо, и он обрадовался, когда она приехала. Да, эта дама весьма заинтересовалась его картинами.
