Евгений Сухов - Аристократ обмана
– Нам удалось раскрыть дело о похищении иконы.
– Похвально, я в вас не сомневался, – произнес император. – И кто же украл икону?
– К краже причастен адъютант великого князя Николая поручик Варнаховский.
– Где-то я уже слышал эту фамилию, – поморщился государь. – Поподробнее, пожалуйста.
– Драгоценные камни из оклада он заложил, а икону отдал в церковь.
– Что ж, его ждет бесчестие, суд и длительная каторга.
Выждав минуту, Филимонов отважился:
– Все не так просто, ваше величество: адъютант выкрал икону по приказу великого князя Николая Константиновича.
– Что вы сказали?
Распрямив спину, будто освобождаясь от давившего груза, Филимонов продолжил:
– Николай Константинович нуждался в деньгах, чтобы закрыть свои многочисленные долги. Он должен был всем: купцам, фабрикантам, землевладельцам. И они грозились подать на него в суд и написать вам письмо, если долги не будут погашены. В какой-то степени терять ему было нечего. – Император выглядел растерянным. Понять его было можно: не каждый день приходится выслушивать дурное о членах царствующей фамилии. – В последний год он сошелся с американской танцовщицей Элиз Руше. Эта женщина, по нашим данным, вытянула из великого князя около пятисот тысяч рублей. Только в Петербурге она имеет три доходных дома; в Италии – еще два, в Вене – один, в Париже – три. Эта женщина своими неумеренными аппетитами и легкомысленным поведением компрометирует как великого князя, так и всю августейшую фамилию. Каким-то образом она имеет на Николая Константиновича невиданное влияние. С его стороны это не просто любовь – это страсть, граничащая с безумием.
– Вы говорите невероятные вещи, – взволнованно произнес император.
– Мне бы не хотелось огорчать ваше величество своим докладом, но дело обстоит именно таким образом.
– Вы знаете, где сейчас находится великий князь Николай?
– Знаю, ваше величество. В данный момент он пребывает в Мраморном дворце, я приказал установить за ним круглосуточное наблюдение.
– Ах, вот как? Почему установили наблюдение?
– У нас есть основания полагать, что он намеревается скрыться со своей любовницей за границей.
– Арестовать негодяя!.. – сдвинул брови монарх. – Немедленно!
– Слушаюсь, ваше величество, – тотчас поднялся Филимонов и скорым шагом покинул кабинет императора.
* * *У самого входа в управление стояли три полицейские кареты; четвертая, принадлежавшая начальнику столичного сыска, – немного поодаль. На ее передке, явно дремля, сидел кучер. Неподалеку, сгрудившись, стояли несколько полицейских, терпеливо дожидаясь выхода Филимонова. Заметив вышедшего начальника сыскной полиции, они дружно загасили цигарки и затопали к лошадям, привязанным к столбу.
– Дело деликатное, – наставлял Владимир Гаврилович полицейских, – так что когда зайдем, ни звука! Я сам знаю, что нужно сказать.
– Да разве ж мы не понимаем, – ответил за всех крупный полицейский с рябым лицом.
– Вот и отлично, братцы, – похвалил начальник сыскной полиции, направляясь к карете.
Один из городовых предусмотрительно сбросил подножку и распахнул перед ним дверцу. Поблагодарив едва заметным кивком, Филимонов разместился в карете. Верховые полицейские привычно заняли места впереди и позади кареты, и кучер, сбросив с себя дрему, махнул кнутом, погоняя четырех лошадок, запряженных попарно.
Карета, объезжая стоявшие на обочине повозки, двинулась вдоль набережной Невы. Вскоре показалось здание Мраморного дворца, облицованное светло-розовым мрамором. Карета остановилась подле кованой решетки, стоявшей на гранитных столбах с огромными мраморными вазами. Через небольшое окошко Филимонов увидел, как один из полицейских расторопно спешился и распахнул дверцу кареты:
– Пожалте, ваше превосходительство!
Стараясь не выказать накатившего волнения (ведь не каждый день приходится брать под стражу великих князей!), начальник сыска сошел на мостовую и хмуро буркнул:
– Не отставать!
– Да как же можно, – заверил все тот же рябой полицейский.
Миновали ограду, прошли мимо служебного флигеля: Филимонов чуть впереди, полицейские шагали позади.
У парадной лестницы навстречу полицейским выступили два солдата из караула. Предупреждая возможный вопрос, Владимир Гаврилович объявил:
– Сыскная полиция, по важному делу.
Солдат перевел недоуменный взгляд на рослых детин – прежде столь огромного количества полицейских видеть в Мраморном дворце не приходилось, – пожал плечами и протянул обескураженно, совсем не по уставу:
– Ежели оно так, тогда другое дело.
Стараясь подавить в себе нарастающее возбуждение, Владимир Гаврилович зашагал по парадной лестнице дворца. Рядом, придерживая рукой болтающиеся сабли, шагали взволнованные полицейские.
Поднявшись на третий этаж, Филимонов остановился, соображая, куда следует идти дальше: бывать ему здесь приходилось дважды, но лет десять назад.
– Так куды далее? – удивленно протянул все тот же рябой полицейский.
– Прямо по коридору, – сказал Филимонов, – там комната великого князя.
Встречавшиеся слуги удивленно расступались перед полицейскими, озадаченно смотрели вслед. В дальнем конце коридора показалась полная фигура великой княгини Александры Иосифовны: едва взглянув на приближающихся полицейских, она скрылась в своих покоях.
Дверь в комнату великого князя Николая Константиновича ничем не отличалась от прочих, разве что ручка была не медная, как на остальных дверях, а бронзовая и размером поболее остальных.
Приостановившись, как это бывает у купальщика перед тем, как окунуться в холодную воду, Владимир Гаврилович потянул на себя ручку, и дверь неожиданно легко распахнулась.
В комнате, которая, по всей видимости, была гостевой, находился Николай Константинович со своим отцом, генерал-адмиралом Константином Николаевичем. Разместившись на черном кожаном диване, они о чем-то разговаривали. Судя по напряженным лицам обоих, беседа была не из простых. Возможно, они специально уединились в гостиной, полагая, что здесь их никто не побеспокоит.
Филимонов, зная непростой характер Константина Николаевича, смотрел ему прямо в глаза. Поначалу его глаза выразили удивление (столь бестактного поведения он явно не ожидал), потом взор потемнел, все более наполняясь яростью, и он спокойным, но твердым голосом, четко выделяя каждый слог, проговорил:
– Прошу объясниться, господа, что здесь происходит?
– Мы из полиции…
– По какому праву в моем доме находится полиция? – перебил Константин Николаевич.
Распрямив спину и сделавшись еще выше, Владимир Гаврилович ответил:
– Прошу меня извинить, ваше высочество, но я здесь по долгу императорской службы.
Оперевшись о подлокотник, великий князь Константин Николаевич поднялся с дивана, заставив его коротко пискнуть и, заложив руки за спину, подошел к начальнику сыскной полиции. Худощавый, с хрупкими плечами и с ухоженной рыжеватой бородкой, с очками в тонкой оправе на прямом, сильно выступающем носу, он был на полголовы ниже Филимонова. И в сравнении с ним напоминал невероятно задиристого воробья, отважно нападавшего на крупного невозмутимого зверя.
– И по какому такому делу, позвольте полюбопытствовать?
Вытащив бумагу с высочайшим императорским соизволением, Владимир Гаврилович показал ее генерал-адмиралу, после чего, не жалея его родительские чувства, ответил столь же твердо:
– Я здесь для того, чтобы арестовать великого князя Николая Константиновича.
– Что?! – ахнул от неожиданности великий князь Константин. – Я полагаю, это какая-то дурная шутка в духе полиции.
– Не смею шутить. Ваш сын обвиняется в том, что украл икону из будуара своей матери и заложил алмазы и другие драгоценные камни с оклада ростовщику.
– Надеюсь, это ошибка, – произнес Константин Николаевич. – Мой сын не мог этого сделать.
– Никак нет! У нас есть неоспоримые доказательства его вины. И свидетельские показания людей, участвовавших в этом преступном замысле.
– О чем вы говорите? О каком таком преступном замысле?!
– Ваш сын украл икону у Александры Иосифовны, а потом приказал своему адъютанту Варнаховскому выломать драгоценные камни из оклада и заложить их ростовщику.
– А что адъютант? Неужели он подтвердил?
– С адъютантом проведено дознание; поручик Варнаховский во всем повинился, а ростовщик подтвердил, что взял в заклад драгоценные камни. В Варнаховском он узнал человека, который принес их к нему.
– Это правда? – растерянно спросил Константин, повернувшись к сыну.
– Нет! – вскочил Николай. – Я к этому не имею никакого отношения. Это клевета!
– Поклянись на Библии, что это не так, – потребовал Константин Николаевич.
Взяв с комода Библию в кожаном потертом переплете, наверняка очень старинную, он положил ее перед сыном. Положив ладонь на книгу, Николай Константинович произнес:
