Виктор Егоров - Заговор против «Эврики». Брошенный портфель
…операции на фронтах требуют повседневного руководства Главной Ставки и моей личной связи с командованием. В Тегеране эти условия могут быть обеспечены наличием проволочной телеграфной и телефонной связи с Москвой, чего нельзя сказать о других местах.
19 октября 1943 года
Лично и секретно для маршала Сталина.
…Трудность в отношении Тегерана заключается в следующем простом факте. Горы на подходе к этому городу часто исключают возможность полетов на несколько дней подряд. Риск задержки существует как для самолета, доставляющего документы из Вашингтона, так и для самолета, доставляющего эти документы Конгрессу. Я должен с сожалением сказать, что мне, главе государства, нельзя выехать в то место, где я не смогу выполнять своей обязанности согласно нашей конституции.
Я смогу взять на себя риск, связанный с доставкой документов в пункты, расположенные в низменности вплоть до Персидского залива, путем системы смены самолетов. Однако я не могу рисковать задержками, которые могут произойти при полетах через горы в обоих направлениях в ту впадину, где расположен Тегеран. Поэтому с большим сожалением я должен сообщить Вам, что я не смогу отправиться в Тегеран. Члены моего кабинета и руководители законодательных органов полностью согласны с этим.
Лично и секретно от премьера И, В. Сталина президенту Франклину Д. Рузвельту.
…Я не могу не считаться с приведенными Вами аргументами относительно обстоятельств, мешающих Вам приехать в Тегеран. Разумеется, только Вам может принадлежать решение вопроса о возможности Вашего приезда в Тегеран.
Со своей стороны я должен сказать, что не вижу более подходящего пункта для встречи, чем указанный город.
На меня возложены обязанности Верховного Главнокомандующего советских войск, и это обязывает меня к повседневному руководству военными операциями на нашем фронте. Это особенно важно в данное время, когда непрерывная четырехмесячная летняя кампания переходит в зимнюю и военные операции продолжают развиваться почти на всем фронте протяжением 2600 километров. При таком положении для меня, как Главнокомандующего, исключена возможность направиться дальше Тегерана. Мои коллеги в Правительстве считают вообще невозможным мой выезд за пределы СССР в данное время, ввиду большой сложности обстановки на фронте.
5 ноября 1943 года
Секретно и лично маршалу Сталину от президента.
…Вы будете рады узнать, что я выработал метод, при помощи которого в случае, если я получу сообщение о том, что закон, требующий моего вето, прошел через Конгресс и направлен мне, я вылечу в Тунис, чтобы получить его там, а затем вернусь на конференцию.
Я поэтому решил отправиться в Тегеран, и это меня особенно радует.
Как я сообщал Вам, я придаю чрезвычайное значение тому, чтобы Вы, г-н Черчилль и я встретились…
Мы все можем затем отправиться в Тегеран 26 ноября и встретиться с Вами там 27, 28, 29 или 30 и будем совещаться столько, сколько Вы сочтете возможным находиться в отъезде…
8 ноября 1943 года
Лично и секретно от премьера И. В. Сталина президенту Франклину Д. Рузвельту.
…Ваш план организации нашей встречи в Иране я принимаю. Надеюсь, что с этим согласится и г. Черчилль.
10 ноября 1943 года
— Черчилль согласился, — пробормотал Уайт. Он закрыл пайку, крупным размашистым почерком написал на ней “Эврика” и спрятал в сейф. Советник посмотрел на часы — четверть двенадцатого. Через пятнадцать минут начнется получасовой перерыв на ленч в правительственных учреждениях.
Уайт вышел из кабинета, бросив на ходу секретарше:
— Мэри, я пошел перекусить.
— Домой? — спросила секретарша.
— Нет, где-нибудь поблизости, пока не начался перерыв; надоела толкотня.
Едва Уайт вышел из Белого дома, как к нему подскочил шофер.
— Не надо, — отмахнулся Уайт, — хочу пройтись пешком. Он пошел по Констатьюшен-авеню вдоль строгих фасадов правительственных зданий.
В сквере, мимо которого проходил Уайт, было много женщин в пестрых платьях, с детскими колясками; ребятишки постарше весело резвились около них. Два садовника озабоченно копались у цветочной клумбы. По улице неслись потоки машин. Никто не сказал бы, что эта страна принимает участие в войне. Война была слишком далеко. И только очень наблюдательный человек заметил бы, что среди пешеходов несколько больше военных, чем встречалось три года тому назад.
Навстречу Уайту из-за угла вышел молодой полковник.
— Хелло, Джонсон! — приветствовал его советник. — Вы как раз нужны мне.
— Я шел к вам.
Уайт взял полковника под руку и отвел в сторону в подъезд какого-то дома.
— Вы знаете, что предстоит конференция Большой Тройки? — спросил он полковника.
Джонсон утвердительно наклонил голову.
— Теперь определилось, что состоится она в конце ноября в Тегеране. Надо готовиться, — прошептал Уайт, хотя вокруг никого не было.
— Сделаем все, что нужно. Во всяком случае, безопасность президента будет обеспечена.
— Надеюсь, вы понимаете, что всю подготовку к отъезду президента надо облечь в строгую тайну, — еще тише прошептал Уайт. — Не привлекайте слишком много людей к этому делу.
— У нас вполне надежные работники, — заметил полковник.
— Я все же настаиваю на своей просьбе.
Джонсон понимающе кивнул головой.
— Пойдемте закусим, — предложил Уайт. Они зашли в первый попавшийся им ресторан…
На следующий день германская разведка приняла радиограмму, в которой ее агент в США сообщил дату и место предстоящей конференции глав трех держав.
XIII
В кабинете было тихо. Илья склонился над кипой иранских газет. Негромко зазвонил телефон.
— Майор Вальтер Шульц слушает.
— Вас хочет видеть бригаденфюрер Шелленберг. Сейчас он у себя в Главном управлении имперской безопасности.
Илья узнал голос Канариса. Адмирал говорил глухо, монотонно.
— Взять с собой какие-нибудь документы?
— Нет, — протянул главный шеф военной разведки и положил трубку. Илья встал из-за стола, прошелся по комнате. Что это могло значить? Зачем он, незаметный офицер абвера, понадобился Шелленбергу, одному из ближайших помощников министра внутренних дел и генерального уполномоченного имперской безопасности Гиммлера.
Илья позвонил в гараж, вызвал машину. Готовый ко всему, он проверил, заряжен ли пистолет, и вышел из кабинета.
— Принц Альбрехтштрассе! — бросил Илья шоферу. Он уселся поудобней, снял фуражку и пригладил густую русую шевелюру.
Что ждет его у Шелленберга? Может быть, какая-нибудь ведомственная кляуза? Главное управление имперской безопасности ведет политическую разведку за границей. Поскольку практическую работу не всегда можно разграничить так, чтобы, ведя военную разведку, не касаться политических вопросов, и наоборот, между Главным управлением имперской безопасности, или РСХА, как его сокращенно именовали, и абвером происходили на этой почве частые стычки. РСХА давно вынашивало планы полного подчинения себе абвера. Кроме того, в систему Главного управления имперской безопасности входило гестапо, и поэтому РСХА занималось проверкой личного состава абвера с точки зрения политической благонадежности. Это еще более усиливало антагонизм между двумя ведомствами.
Илья подумал, что служебная склока еще полбеды, хуже, если он лично привлек внимание Шелленберга. Не стало ли ему известно о том, что Вальтер Шульц живет по чужим документам? Но откуда? Якоб Шульц давно умер, и не осталось никого, кто мог бы изобличить Илью в подлоге. Не дошла ли до гестаповцев история с Гутманом?
А может быть, Шелленбергу стало известно самое главное — что Вальтер Шульц является чекистом?
Нет, если бы в распоряжении Главного управления имперской безопасности были какие-либо данные о причастности Вальтера Шульца к советской разведке, его не стали бы вызывать, а немедленно арестовали.
Автомобиль остановился перед мрачным зданием на Принц Альбрехтштрассе.
Кабинет с громоздкой старинной мебелью и огромным камином выглядел строго и мрачно. Угрюм был и его хозяин. За его спиной висел большой портрет фюрера. Шелленбергу было чуть больше тридцати лет, но выглядел он гораздо старше, желтый цвет лица свидетельствовал, что у него не в порядке печень.
— Майор Шульц, — представился Светлов.
Шелленберг указал глазами на кресло у стола. Светлов встречался как-то с Шелленбергом у одного высокопоставленного немецкого дипломата, был представлен Шелленбергу, но сейчас тот, видимо, его не узнал.
Усаживаясь, Светлов немного нервничал.
