Валерия Вербинина - Золотая всадница
– Должна признать, – уронила Шарлотта, – что у баронессы действительно хороший вкус.
Окончательно убедившись, что Амалия не посягает на ее мужа и словно нарочно раз за разом ставит на место Лотту Рейнлейн, королева прониклась к баронессе самыми теплыми чувствами. Легче всего нам найти общий язык с врагами наших врагов, и, когда Амалия явилась во дворец на очередное заседание благотворительного комитета, Шарлотта похвалила ее платье и спросила о том, кто его шил. Амалия рассказала ей о парижских кутюрье и модистках – она следила за модой и обращала внимание не только на крупные и известные дома, но и на только что появившиеся, еще неизвестные марки. В конце беседы Амалия спросила, у кого ее величество собирается заказывать туалеты для скачек, потому что ипподром откроют 21 июня, в день рождения короля Владислава, и остается не так уж много времени.
Не без смущения королева призналась, что еще не думала об этом, но будет рада узнать мнение баронессы Корф. Амалия посоветовала ей нескольких кутюрье и заодно порекомендовала ювелиров, которые наверняка сумеют изготовить к платьям подходящие украшения.
– Амалия Константиновна, боюсь, у вас ничего не выйдет, – заметил Петр Петрович, узнав о разговоре своей сообщницы с королевой. – Женщины в иллирийской королевской семье всегда отличаются двумя качествами: они добропорядочны и одеваются как кухарки. Королева с детства привыкла носить только черное, серое или коричневое. К тому же в придворном штате имеется личный портной королевы, честный немец. С какой стати его считают портным, мне непонятно, потому что с таким же успехом он мог бы заведовать булочной. Однако он получает хорошие деньги за то, что одевает ее величество, и, уверяю вас, он ни за что не позволит, чтобы его вытеснили парижские конкуренты.
– Я думаю, ее величеству подойдет мадам Пакэн[20], – ответила Амалия, пропустив слова резидента мимо ушей. – Во-первых, она заполнила рекламой все издания на свете, а люди любят иметь дело с тем, что широко известно. Во-вторых, она создает действительно добротную, качественную одежду. Для меня этого недостаточно, я люблю что-нибудь этакое, с изюминкой, но королева Шарлотта – другое дело. Кроме того, я посоветовала ей Редферна[21], его строгий английский стиль должен прийтись ей по душе. И, конечно, Ворт, всегда милый Жан-Филипп Ворт[22], когда речь идет о выходном платье или о таком бальном наряде, чтобы все ахнули.
– Насколько я помню, все это очень дорогие портные, – промолвил резидент весьма двусмысленным тоном.
– А мастерство всегда ценится дорого, друг мой, особенно в столь эфемерной области, как мода, – парировала Амалия. – Что слышно насчет казино?
– Казино скоро будет открыто, – рапортовал Петр Петрович. – Король вошел во вкус и клянется сделать из Любляны столицу Европы. Полковник Войкевич не против, тем более что он уже записался в совладельцы будущего казино и взял на себя организационную часть. Из Монте-Карло специально выписали нескольких завсегдатаев игорных заведений, чтобы, так сказать, задать тон. За ними, само собой, подтянутся шулера, которых уже давно нигде не принимают. Что еще? Про ипподром вы уже знаете, строительство идет полным ходом. Король от имени Лотты Рейнлейн купил имения, которые будто бы облюбовали вы. Он уже влез в долги и имел неприятный разговор с министром финансов – помните, тем суровым господином в роговых очках, у которого на лице словно написано «не дам»? Вы же видели его на вечере в Тиволи.
– Да, я помню. Кстати, королева среди прочего упомянула, что министр финансов получил отставку.
– Когда?
– Несколько часов тому назад.
– О-о, – протянул Петр Петрович. – Что ж, это упрощает дело… Наше дело, я хотел сказать. Кого бы ни поставили на место уволенного министра, он, скорее всего, не так хорошо будет разбираться в экономике и будет более склонен тратить, чем копить. В богатой стране эта черта прошла бы незамеченной, но в том-то и дело, что Иллирия не богатая страна.
– Я надеюсь, вы не упускаете из виду Кислинга? – спросила Амалия. – Австрийцы ни в коем случае не должны опередить нас и заключить договор о Дубровнике.
– По моим сведениям, Кислинг пока затаился, – ответил резидент. – С одной стороны, его должны были успокоить наши просьбы о нейтралитете, с другой – король, несмотря на чары Лотты, упорно не желает даже слышать о Дубровнике. – И он со значением посмотрел на Амалию.
– Как по-вашему, Петр Петрович, – внезапно спросила она, – король понимает, что происходит? Неужели он не видит, какую роль играет Лотта Рейнлейн и к чему именно она его толкает?
– Сложно сказать. – Оленин нахмурился. – Я бы не сказал, Амалия Константиновна, что король глуп. Проблема в другом – он считает себя умным человеком, который в состоянии справиться с любой ситуацией. То есть он держит возле себя Лотту, потому что уверен, что в случае чего сумеет поставить ее на место. Для нас было бы лучше, если бы Стефан был чуточку менее самонадеян и избавился от балерины, но, боюсь, на это он не пойдет.
– Кстати о балерине, – сказала Амалия. – Завтра мы опять играем в теннис. Не забудьте, вы обещали прийти и играть в паре со мной, потому что у его высочества все еще болит нога.
– Можете рассчитывать на меня, – ответил Оленин, кланяясь.
Однако когда он завтра в назначенный час появился на корте, выяснилось, что ни короля, ни Лотты не будет. Его величество весьма сожалел, но дела… и т. д.
– В таком случае сыграем вдвоем, – распорядилась Амалия, – а его высочество будет судьей.
Однако в лице Оленина Амалия наткнулась на неожиданно сильного соперника и проиграла партию, чем наследник был явно недоволен. Он даже пытался присудить Амалии несколько спорных мячей, но она всякий раз честно указывала, что аута не было, и Петр Петрович справедливо заработал свое очко.
– Госпожа баронесса, – искренне сказал Михаил после игры, – поверьте, я делал все, чтобы вы выиграли!
– Я тоже, ваше высочество, я тоже, – шутливо отозвалась Амалия.
Она предложила гостям остаться на обед, но Петр Петрович посмотрел на наследника и под каким-то пустячным предлогом уклонился. Инстинкт бывалого дипломата и хорошего разведчика шепнул ему, что Амалию лучше оставить с ее высочеством одну, и Оленин откланялся.
Просторная столовая со светлыми занавесками на окнах и светлой мебелью очень понравилась Михаилу. Впрочем, с некоторых пор ему нравилось все, что имело отношение к Амалии.
– Если бы вы не стали оспаривать мое решение в последнем сете, – сказал он, – и согласились, что там был аут, уверен, вам бы удалось переломить ход игры.
– Там не было аута, – ответила Амалия, которую уже начала тяготить эта тема. – Я точно видела, что мяч приземлился до линии.
– А на что же судья? – живо возразил наследник. – Вам надо было только согласиться с моим решением, госпожа баронесса!
– Нет. Я предпочитаю играть честно.
– В самом деле? – промолвил князь слегка изменившимся голосом.
Когда речь идет о теннисе, уточнила про себя его собеседница. Но она была слишком умна, чтобы произнести вслух окончание фразы, и предпочла заменить его очаровательной улыбкой.
– Должен с-сказать, – начал Михаил, который отчего-то вновь начал заикаться, – мне известно, зачем вы прибыли в Любляну, сударыня.
– Я и не делала из этого секрета. – Справедливости ради тут стоило добавить: так как австрийская разведка все равно уже разгласила мою миссию.
– А его величество о-обещал вам договор о нейтралитете? – настойчиво спросил наследник, подавшись вперед.
– Как члену государственного совета, вам это должно быть известно. – Амалия откинулась на спинку кресла, изучая лицо своего собеседника. Он явно волновался больше обычного – вот бы понять, почему.
– Мой кузен лжет, – с нажимом сказал Михаил. – Он никогда ничего не п-подпишет. Потому что есть бумага, которая прямо запрещает ему это делать.
Глава 15
Завещание
Это было что-то совершенно новое, но Амалия не подала виду, насколько важна информация, которую она только что услышала.
– Бумага?
– Да, с-сударыня.
Он смотрел на нее, мигая чаще обычного, и кадык на его шее судорожно дернулся несколько раз. Неожиданно ножки кресла, взвизгнув, скользнули по полу – Михаил поднялся с места.
– Его величество заключил секретный договор с австрийцами? – мрачно спросила Амалия, чувствуя в душе пустоту и странную, ни с чем не сравнимую тоску, которую суждено в полной мере познать только тому, кто проиграл партию окончательно и бесповоротно.
– Нет, – успокоил ее собеседник. – Это другое.
И затем наследник произнес нечто совершенно невероятное:
– Если вам угодно будет подождать, через час, самое большое через два я привезу вам эту бумагу.
