Алексей Фомичев - Сам без оружия
Следом шли две молоденькие девушки и какой‑то парень в очках. За ними еще двое мужчин и три девушки.
Зинштейн вдруг встал, поднял руку и хорошо поставленным голосом прокричал:
– Давайте все ко мне! Все ко мне! Будем… ик! загружаться в вагоны! Этот поезд… этот проводник в будущее понесет нас…
– Серджио, давай выпьем! – перебил его седой мужчина, протягивая Зинштейну бутылку.
Тот оттолкнул руку седого.
– Я же говорил, это моветон! Пить шампанское из горла могут только… нувориши и… подлецы! И то по утрам!
– Челаэк! Бокалы! – рявкнул седой, глядя на носильщика.
Тот привез тележку с багажом и теперь ждал указаний.
– Перестаньте, Мишель! Мы не в «Кюба»! Это пошло! А где?.. – он завертел головой.
– Дамы! Милые! Давайте сюда! – не унимался седой. – Надо достойно проводить нашего Серджио! Великого… в будущем… мастера! И…
– Прошу, Мишель! – поморщился Зинштейн. – Право слово, ты набрался! Господи, где же Василий…
– Кажется, наш выход, – тихо сказал Белкин, глядя на компанию. – Командир?
Щепкин смотрел мимо Зинштейна на японцев. Те наблюдали за весельем русских с вежливыми улыбочками на губах, но капитан отлично знал, что на самом деле они в душе смеются, видя такой балаган. Однако удивления не выказывают.
Ай да Зинштейн, ай да сукин сын! Вот уж выход так выход! Маскировка что надо. Но теперь пора эту компанию разбивать, нужных сажать в вагоны, ненужных оставлять здесь.
– Диана, Георгий – со мной. Григорий – на тебе багаж. И следи за японцами. Как они отреагируют на наше появление… Пошли.
Зинштейн увидел Щепкина, когда тот подошел уже почти вплотную. Развел руками, заулыбался.
– Василий Сергеевич, ну наконец‑то! Я уж волноваться начал. Мишель! – Это уже своему товарищу, который опять начал шуметь и звать девушек. – Господа и дамы, позвольте представить – наш добрый гений, покровитель, меценат Василий Сергеевич…
– Рад видеть вас, Сергей Михайлович, – перебил его Щепкин. – Вижу, проводы вы отметили как надо!
Седой вдруг успокоился, внимательно посмотрел на Щепкина, отрывисто мотнул головой.
– Безмерно счастлив познакомиться! Михаил Аристархович Лукомский! Критик, литератор!
Он протянул Щепкину руку, с чувством пожал ее и вскинул голову.
– Рад, что и в такие трудные для отечества времена не перевелись еще широкие душой и открытые сердцем люди, способные пожертвовать искусству толику своих средств! Это замечательно, это прекрасно!..
– Мишель! – опять остановил его Зинштейн. – Угомонись! Василий Сергеевич, позвольте вам представить… я сделал все возможное, чтобы собрать наиболее достойных… так сказать… Григорий Скорин – художник!
Зинштейн повернулся к здоровенному парню, что стоял рядом и со скромной улыбкой смотрел на Лукомского и на Щепкина.
Капитан вежливо кивнул художнику, отметив его богатырскую стать и неожиданно серьезный взгляд. Лицо у него несколько напряженное, но вполне приличное.
Зинштейн указал на молоденькую хорошенькую девушку, смело рассматривающую капитана.
– Мария Плавская. Актриса. Начинающая, но подающая большие надежды. Виолетта Мармина – гример.
Чуть постарше, симпатичная, но немного скованная.
– Ольга Ванина, костюмер.
Кукольное личико, веселые глаза, светлые волосы – ангелочек во плоти. И всего лишь костюмер? Или пока костюмер?
Дальше пошли мужчины.
– Витольд Смардаш, актер.
Рослый видный мужчина, ровесник Щепкина, с роскошными усами и демоническим взглядом. Одет броско, но не очень дорого.
– А это мой помощник – Леонид Бровников.
Этот парень похож на Белкина, только пожиже фигурой. И глаза карие.
– Всех, кого смог найти, уговорить и собрать! – Зинштейн явно гордился собой. – И поверьте – эти люди смогут создать шедевр! Вместе со мной!
– И за это надо выпить! – провозгласил Лукомский, размахивая пустой уже бутылкой.
– А‑а… – Щепкин повел взглядом на остальных.
– Это наши друзья! Пришли проводить нас в далекий путь, пожелать нам удачи!
Судя по помаде на воротнике рубашки, Зинштейну желали удачи очень уж рьяно. Кто‑то из этих милых молоденьких девчушек. А то и две сразу.
Щепкин скосил глаза на японцев – те уже садились в вагон и на шумную компанию внимания не обращали. И то хорошо.
Капитан взял Зинштейна за локоть, отвел на два шага в сторону.
– Пусть ваши люди занимают места, Сергей Михайлович. Вот Георгий Дмитриевич поможет. Кстати, позвольте представить – тот самый человек, который может достать все. Директор!
Зинштейн с чувством потряс руку Гоглидзе, восхищенно посмотрел на него и замахал руками:
– Друзья, друзья – по вагонам! Пора в путь!
– В вагон, – уточнил Гоглидзе. – Прошу за мной, господа… и прекрасные дамы!
Представительная внешность ротмистра произвела впечатление на девушек. Они смотрели на него во все глаза. Мужчины отреагировали спокойнее, но послушно пошли за ротмистром. Гоглидзе утащил за собой и Лукомского, который все требовал шампанского и дал знак носильщикам везти багаж.
Когда шумная компания исчезла, Щепкин подозвал стоявшую в стороне Диану.
– А это Диана Холодова. Тоже актриса, правда, театральная. Недавно дебютировала.
Зинштейна внешность Дианы сразила наповал. Он замер, пожирая ее глазами, потом низко поклонился, взял руку Дианы и поднес к губам.
– Сударыня, вы настоящее чудо! Сказочная принцесса! Яркая звезда в темном небе!
– Вот как надо говорить комплименты, Василий Сергеевич! – засмеялась довольная Диана, посылая Щепкину хитрый взгляд. Потом посмотрела на Зинштейна. – Сергей Михайлович, я верю, что ваш гений поможет мне раскрыться на экране и сделает меня примой синема!
– Я буду вашим проводником в мир синематографа! – ответил Зинштейн. – А вы станете моей музой!
Диана тактично не заметила след помады на воротнике рубашки Зинштейна, мило улыбнулась ему и мягко вызволила руку из цепких пальцев режиссера.
– Нам не пора в вагон? Надо устроиться…
Зинштейн закивал, подал Диане руку, и они пошли к дверям. Щепкин усмехнулся. Бедный Зинштейн, не он первый попадает в ловушку этих ярких глаз и чарующей улыбки.
Подскочил Гоглидзе, глянул по сторонам.
– Японцы сели, Гриша с багажом на месте. Нам тоже пора, до отправления полчаса.
Он осекся, глядя на рослого молодого мужчину в американском костюме с сигарой в зубах. Тот подошел к вагону первого класса, что‑то сказал носильщику. Потом на скверном русском обратился к проводнику:
– Сорри. Это ест фагон фо?
– Четвертый, ваше благородие! – взял под козырек проводник. – Прошу в вагон!
Американец указал носильщику на вещи, тот быстро подхватил чемоданы и саквояж и исчез в тамбуре.
– Ну, так идем? – повторил Гоглидзе.
Щепкин глянул по сторонам. Возле вагона дипломатов никого, большинство пассажиров уже сели в поезд. Перрон опустел.
– Идем. Пора начинать операцию.
– Тогда с богом, Василий Сергеевич, – вполне серьезно проговорил Гоглидзе и первым пошел к тамбуру.
Часть вторая
1
Поезд отмахал первые полсотни верст. Давно пролетели за окном окраины Петрограда, невзрачные дома деревень, поросшие чахлой травой узкие проселочные дороги. К железнодорожному полотну подступили деревья. И стало хорошо видно, что почти вся Россия – не Петродворец, не Мойка и Невский, а дремучий лес без конца и края.
Пассажиры, видимо, только закончили разбор багажа и теперь отдыхали, глядя в окна и настраиваясь на долгий путь через всю Русь‑матушку. Кто‑то под это дело принимал рюмку беленькой, кто‑то баловал себя коньяком, а кто и ликером. Вагоны погрузились в приятную истому.
Словом, момент был самый подходящий, и Щепкин собрал группу в своем купе, запер дверь и обвел сотрудников взглядом.
– Ну, как первые впечатления?
Отвечать никто не спешил. Белкин смотрел в окно, Гоглидзе вытащил часы и подводил стрелки, Диана улыбалась и поигрывала недавно купленными четками из черного обсидиана. Нашла себе забаву, нечего сказать.
– Пока никаких впечатлений, командир, – отвлекся от окна Белкин. – Японцы здесь, при них ли документы – наверняка не знаем. Ведут себя… никак. Вряд ли заподозрили слежку. Хотя слежка вполне понятна, кто же дипломатов такого ранга без присмотра оставляет.
– После такого балагана на вокзале на нас они даже не посмотрят, – согласился Гоглидзе. – Этот режиссер еще бы цыган притащил!
– Цыгане, Гошенька, были бы кстати. – Диана стукнула шариками четок. – Тогда бы мы могли хоть на голове стоять и в окна заглядывать – всерьез бы не приняли. А Сереженька умница. И правда, талант.
Гоглидзе подозрительно посмотрел на девушку.
– Сереженька? Умеет проходимец женщинам нравиться.
– Умеет‑умеет. И слова красивые говорит, и смотрит мягко, и дышит жарко, и ручку целует. Как перед таким устоять?!
