Исчезнувшее свидетельство - Борис Михайлович Сударушкин
Глава третья. Таинственный архимандрит
Я видел: Пташников едва сдерживает раздражение.
– Вместе со «Словом о полку Игореве» в мусин-пушкинском сборнике было так называемое «Девгениево деяние», из которого сохранилось несколько выписок, сделанных Карамзиным. А в 1744 году «Девгениево деяние» переписывал ярославский посадский Семен Малков. Исследование показало, что этот список – копия редакции мусин-пушкинского сборника. Следовательно, Семен Малков переписывал его из Хронографа со «Словом о полку Игореве». Примерно в то же время работал над своим «Описанием земноводного круга» Василий Крашенинников. В числе источников, которыми пользовался, он называет «Большой рукописный Гранограф Спасова Ярославского монастыря», то есть тот самый Хронограф, в котором было «Слово о полку Игореве».
– Но ведь Василий Крашенинников даже не упомянул «Слово». Это подозрительно. Можно предположить, что в середине восемнадцатого века «Слова о полку Игореве» в составе Спасо-Ярославского Хронографа не было. Вспомните, как, перечисляя входившие в сборник со «Словом» произведения, Карамзин назвал только переводные повести и даже не обмолвился о Хронографе и Временнике. Их читал Крашенинников, но он не заметил «Слова».
– И что же из этого следует? – сердито спросил Пташников.
– А то, что Мусин-Пушкин мог найти «Слово о полку Игореве» в составе с переводными повестями, – именно такой сборник и видел Карамзин. Позднее, когда встал вопрос об издании, граф добавил к этому сборнику Хронограф и Временник, то есть создал конволют – сборник из различных, прежде самостоятельных произведений. И сделал это исключительно с одной целью – скрыть незаконность приобретения «Слова о полку Игореве».
– Но почему владельцем «Слова» граф назвал именно Иоиля Быковского? – недоуменно посмотрел я на Окладина.
– Возможно, «Слово» действительно было найдено в Ярославле. Иначе бы граф так долго не дожидался смерти архимандрита, а сразу же сообщил о такой значительной находке. Не исключено, что просвещенный отец Иоиль первым обратил внимание на «Слово», а граф ни с кем не хотел делить честь открытия. Так или иначе, но Мусин-Пушкин не случайно упомянул архимандрита, этому есть какое-то объяснение.
– А что представлял собой Иоиль Быковский? – обратился я к Пташникову. – Мог ли он оценить «Слово о полку Игореве»?
– Репутации Иоиля очень навредило утверждение одного из первых исследователей «Слова» Барсова, что «ни в архиве, ни в библиотеке, ни даже в преданиях Спасо-Ярославского монастыря не сохранилось ни малейших следов о каком бы то ни было просвещении и любви к словесности этого мужа». Трудно сказать, чем была вызвана такая категоричная оценка. Когда личностью архимандрита занялись вплотную, выяснили следующие интересные обстоятельства. В Ярославской семинарии, ректором которой был Иоиль Быковский, преподавание велось на латинском языке, помимо этого изучались греческий, еврейский, французский и немецкий языки. Вместе с богословскими предметами были такие, как грамматика, риторика, философия, история, география. В архиве сохранилась рукопись «Оды, разговоры, надписи, канты и прочих родов на разные случаи некоторые российские стихотворения, сочиненные и говоренные в разное время в Ярославле», авторами которой были слушатели и преподаватели Ярославской семинарии. В ней несколько од посвящено Иоилю Быковскому, «любителю наук и мудрости». К сегодняшнему дню в Ярославле обнаружено около сотни книг из его библиотеки – он имел привычку оставлять владельческую запись «Архим. Иоиль» или «Из книг Иоиля Быковского», а также монограмму И Б. Среди этих книг много исторических трудов, таких как «Русская летопись по Никонову списку», «Древняя российская вифлиофика», «Библиотека российская историческая», книги на латинском языке с пометками Иоиля Быковского на латинском и греческом языках, немецкие словари. Все это говорит о высокой образованности архимандрита и о широте его интересов.
– Наверняка архимандрит был знаком с летописным рассказом о походе князя Игоря на половцев, – как бы про себя заметил Окладин. – Историей он, видимо, занимался всерьез.
Краевед почувствовал в этих словах какой-то скрытый смысл, снял с книжной полки старинную книгу небольшого формата:
– Это был не просто образованный человек, но и по-своему незаурядный. В 1787 году в Ярославле вышел сборник «Истина или выписка о истине». Составлен сборник Иоилем Быковским, который включил сюда книжные и журнальные выписки. Вот как он объясняет, что такое демократия: «Правление, в котором имеет всю власть народ». Трудно избавиться от ощущения, что архимандрит приводит это определение с явной симпатией к демократии. Возможно, так и было – свои выписки он делал из журнала Новикова «Живописец», из французской «Энциклопедии», из сочинений Вольтера и Ломоносова.
– Для церковного служителя круг чтения весьма неожиданный, – проронил Окладин.
– В целом характер книги богословский, но встречаются и такие вот цитаты, – оживленно продолжил Пташников. – «Есть бессовестные судьи, бесчеловечные помещики, безрассудные отцы». Эту цитату архимандрит взял из «Живописца», неоднократно осуждавшего правление Екатерины Второй. Оттуда же он приводит такое рассуждение: «Подлыми людьми по справедливости называться должны те, которые худые дела делают, но у нас по какому-то рассуждению вкралось мнение почитать подлыми тех, кои находятся в низком состоянии». Следующая цитата: «Мало ли повес, бесполезных обществу!» И сразу же отец Иоиль недвусмысленно отвечает, кого он относит к таким повесам: «Роскошники в один пир съедают такое количество, которое бы для тысячи бедных на целую неделю довольно было». На основании только этих цитат можно сделать вывод, что Иоиль Быковский был человеком прямым и принципиальным. – Пташников протянул книгу Окладину.
Тот перелистал ее, удивленно произнес:
– Очень любопытный подбор цитат. Как только Иоилю Быковскому удалось пропустить книгу через цензуру?
– Он сам был духовным цензором Ярославской типографии. Вероятно, этим и воспользовался, – сказал Пташников. – Книга вышла за год до его ухода на пенсию, так что он почти не рисковал.
– Риск все равно был, – возразил Окладин и, положив книгу на стол, добавил: – Если для приобретения «Слова о полку Игореве» граф Мусин-Пушкин пошел на подлог, ставший известным Иоилю Быковскому, то нетрудно догадаться, как такой принципиальный человек отнесся бы к этому поступку. Мусин-Пушкин только потому мог задержать подготовку «Слова о полку Игореве» к печати, что побоялся разоблачений архимандрита. Опять-таки шифровка, которую Арсений Верещагин отправил одному из издателей «Слова» Бантышу-Каменскому. Кстати, что вам известно о Верещагине? – спросил Окладин краеведа.
– Мирское имя – Василий Верещагин. Родился в 1736 году. Был архимандритом Калязинским, ректором Тверской семинарии, епископом в Архангельске и Твери, а с 1783 года – в Ростове. Потом был назначен архиепископом ростовским и ярославским, а в 1798 году стал главой Святейшего синода. Умер в самом конце 1799 года в Петербурге, погребен в Калязинском монастыре.
– Арсений Верещагин умер – и Мусин-Пушкин сразу же отдает «Слово о полку Игореве» в печать. Интересное совпадение, – вполголоса произнес Окладин. – Арсений Верещагин вел дневники, и часть их пропала. Не удивлюсь, если выяснится, что недостающие дневники оказались в руках у Мусина-Пушкина, а
