Александр Арсаньев - Тайны архива графини А.
Я прислушивалась к каждому шороху, ожидая с минуты на минуту появления хозяина темницы, и предчувствие не обещало мне от этой встречи уже ничего хорошего.
Прошло, должно быть, около двух часов, прежде чем я услышала шаги за дверью. Надо ли говорить, с каким чувством я ожидала, когда дверь откроется? На всякий случай я отошла в самый дальний угол темницы и притаилась.
Засов отодвинули, дверь заскрипела и на пороге появился…
Нет, это был не Орловский, и поэтому я вздохнула облегченно. На пороге стояла немолодая, немного горбатая крестьянка, она близоруко щурила глаза, стараясь отыскать меня в полумраке. И когда ей это удалось, сказала:
– Барыня, как же вас угораздило сюда зайти?
Это было похоже на безумный сон. Я ожидала любых, самых страшных и неожиданных событий, но только не этого. И при других обстоятельствах наверняка ущипнула бы себя за руку.
– Откуда ты меня знаешь? – только и смогла я ответить ей.
– А вы меня не признали? Анюта я. У вашей матушки-покойницы в прислугах была.
С большим трудом я вспомнила эту изменившуюся до неузнаваемости женщину. Это действительно была Анюта. Но в то время, когда я последний раз видела ее, она была еще относительно молодой и здоровой.
– А ты-то здесь откуда взялась?
– Так я здесь уже давно живу. Я же сама из этих мест, и матушка ваша перед самой своей смертью отпустила меня в родную деревню. Муж-то мой еще раньше помер, я тоже болела и попросилась у ней помереть на родной стороне. Но вот на беду не померла, а теперь вот и сама не рада…
Она смахнула слезу и с тревогой оглянулась на дверь.
– Так ты служишь Орловскому?
– Им, барыня, – снова оглянулась она и перешла на шепот. – Такой грех на старости лет на душу принимаю, что не поверите…
– А сколько тут народу живет, кроме тебя? – перебила я старуху, начиная понимать, что мне сильно повезло.
– Да человек десять обычно, но сейчас только четверо…
– Мужики?
– Один мужик, а остальные бабы. А я ведь вас сразу признала, – вновь пустила она слезу, – свою молоденькую барыньку…
Но мне сейчас было не до сентиментальных воспоминаний.
– А отсюда можно как-нибудь выбраться незаметно?
Она посмотрела на меня испуганно и, видимо, не поняла вопроса.
– То-есть как это… незаметно? А как же барин? Ему же уже сообщили о вас.
– А ты, случайно, никому не сказала, кто я такая? – спросила я, еще не зная, к каким последствиям для меня ее болтливость могла бы привести. Но в любом случае я должна была располагать всей информацией.
– Как можно, Екатерина Алексевна, ни одной живой душе.
– Так что ты сказала, Орловскому уже сообщили обо мне?
– Должно быть…
– И когда он появится?
– Да разве я знаю? Может, сразу прикатит, а может и через несколько дней. Но я так думаю, что не вытерпит и к ночи приедет. Не утерпит…
– Анюта, мне нужна твоя помощь, – снова перебила я ее. – Сюда никто сейчас не может прийти?
– Кто же сюда придет? Если только Варвара, так это к вечеру.
– Тогда лучше прикрыть дверь, – решила я и, сделав это, усадила Анюту на лавку, сама присела к ней рядом и попыталась узнать у нее все, что ей было известно. А знала она немало, поскольку была если не участницей, то по крайней мере свидетельницей практически всех безобразий Орловского, в течение нескольких лет исполняя у него в «замке» обязанности поварихи и ключницы.
В последнее время по состоянию здоровья она уже она уже не могла справляться с этими обязанностями, но Орловский не торопился перевозить ее в деревню. Именно потому, что она слишком много знала и видела.
Анюта за те годы, что я не видела ее, сильно переменилась. Она не только постарела, но как будто немного тронулась умом. И мне не всегда просто было понять некоторые ее слова и предложения.
О чем-то говорить она еще и боялась, ответы на некоторые вопросы из нее приходилось вытаскивать чуть ли не клещами, поэтому не стану пересказывать эту сумбурную и весьма продолжительную беседу подробно. Лучше сразу расскажу о том, что мне удалось из нее узнать.
А для удобства изложу все это в виде отдельного рассказа.
И если бы не ваш покорный слуга, то в этом месте, читатель, вас бы ожидал длинный, подробный монолог в народном духе, столь распространенный в литературе прошлого века. В таких монологах авторы пытались передать все немыслимые обороты своих косноязычных и неграмотных крестьян, принимая этот лепет за истинно народный язык. А демократически настроенная критика упивалась этим косноязычием и обнаруживала в них неведомые красоты. И это при том, что половина слов в этих монологах была непонятна им самим, даже несмотря на их не всегда дворянское происхождение.
Теперь же этот монолог напомнил мне поток сознания в стиле раннего Фолкнера. А проще говоря – монолог сумасшедшего. И я рискнул перевести его на современный русский и в несколько раз сократить, оставив лишь самую суть. Достаточно любопытную, с моей точки зрения, и без литературных украшений и стилизаций.
Именно с этой информации и начнется следующая глава. А в этой разрешите с вами попрощаться.
Насколько это возможно, я стараюсь не злоупотреблять вашим терпением, хотя не раз у меня возникало желание вмешаться в повествование. И внимательный читатель это наверняка заметил и оценил.
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
Анюта попала в замок еще тогда, когда он еще назывался просто лесным домиком и служил в первую очередь для ночевок охотникам. Орловский и его гости время от времени наезжали туда с собаками и ружьями, проводили несколько ночей и вновь уезжали. И Анюта считала, что ей очень повезло с местом. Потому что работа была легкая и, так сказать, сезонная.
Орловский не был завзятым охотником, и в лесном домике появлялся нечасто. Поэтому в обязанности Анюты входило приготовление простой и обильной пищи для редких гостей, в остальное время она поддерживала порядок в доме и ухаживала за немногочисленной скотиной и птицей.
Тогда еще была жива жена Орловского, строгая чопорная мадам, но охоты она не признавала и в домике не появлялась, поэтому Анюта ее почти никогда не видела.
После ее смерти какое-то время все оставалось без изменений, но однажды Орловский появился там без гостей. Он был необыкновенно рассеян и задумчив. Иногда брал ружье и уходил в лес, но возвращался без добычи и рано ложился спать.
Так продолжалось два или три дня, а на четвертый он привел с охоты неожиданного гостя. Вернее гостью. Хотя вряд ли для этой девицы подходило столь приличное имя.
Анюта до сих пор плевалась, вспоминая ее, и называла самыми постыдными именами.
Неизвестно, где нашел ее князь, и какого она была роду-племени, но в течение двух недель она оставалась в лесном домике, потом исчезла так же неожиданно, как и появилась, наградив своего гостеприимного хозяина дурной болезнью, последствия которой тот вынужден был лечить в течение полутора лет за границей.
Из-за границы он вернулся здоровым и помолодевшим и сразу же приступил к перестройке лесного домика в замок. Скорее всего, образцом для подражания ему послужило какое-то заграничное заведение, поразившее его воображение и оставившее в его душе неизгладимый след.
Сначала он лично руководил работами, но потом выписал из-за границы архитектора, с которым стал неразлучен. Архитектор этот отличался веселостью нрава, пристрастием к вину и женщинам, Орловский в него совершенно влюбился и во всем старался на него походить.
Работы в Замке еще не закончились, когда туда пригласили первых посетителей. Это были какие-то знакомые «барышни» архитектора, которых по его рекомендации пригласил к себе Орловский. С этого все и началось.
К тому времени Орловский полностью оставляет службу и окончательно переезжает в деревню, хотя раньше большую часть года он проводил в городе, где занимал весьма значительное и доходное место.
Архитектор этот, имени которого Анюта так и не смогла выучить, неожиданно уезжает. Неизвестно, по какой причине, но несколько последних дней они с князем не разговаривали и всячески демонстрировали взаимную неприязнь.
Оставшись без своего товарища, он первое место не находит себе места, много пьет и целыми днями валяется на диване. А потом находит себе новое развлечение…
Вот тут, пожалуй, и начинается та пора в жизни Орловского, которая интересовала меня больше всего. Поскольку именно она имела отношение к тем событиям, ради которых я покинула дом и пустилась в эти небезопасные странствия.
Пресытившись доступными женщинами, он начинает искать новых неизведанных ощущений и в погоне за ними не брезгует самыми сомнительными средствами. Мне бы не хотелось перечислять все те мерзости, которыми он заполнил свою жизнь. Скажу только, что он вкусил от всех запретных плодов, и нет на свете порока, которым бы он в той или иной степени не запятнал свою бессмертную душу.
Поиск плотских наслаждений он превратил в смысл своей жизни и ради них не останавливался перед самыми мерзкими преступлениями.
