Жильбер Синуэ - Сапфировая скрижаль
— Вот увидите, дитя мое. Все здесь. Имейте терпение. Прочтете и узнаете.
Рафаэль невольно возмутился:
— Мне не хотелось бы казаться недостойным тех чувств, о которых вы говорили, но вы ставите меня в довольно-таки непонятное положение. Вы ничего мне не говорите ни о том событии, которое кажется столь важным, ни о содержании этой рукописи, ни о мотивах, которыми руководствуются те двое мужчин. Признайте, что вы никак не облегчаете мне задачу!
— Разве я не повторил уже дважды: терпение?
— Да, но…
Баруэль не дал ему продолжить.
— Варгас. Помните? В ту ночь мы с вами говорили о происхождении вашей фамилии. Не забыли?
Нет, Рафаэль ничего не забыл.
— В таком случае я не жду от вас слепого подчинения во имя нашей внезапной дружбы, а хочу, чтобы вы действовали во имя ваших великих предков, гордых рыцарей, ведомых лишь чувством долга, стремлением к идеалу и желанием совершить невозможное. Могу пообещать вам, что если вы согласитесь довериться мне, то у вас появится возможность — может быть, единственная за всю вашу жизнь, — прожить полностью в соответствии с этими тремя принципами.
Монах не мог понять, что и почему в этом человеке так его будоражило. Любой здравомыслящий человек должен был бы отказаться от столь несуразной просьбы. Но Рафаэль так и не смог на это решиться. Более того, ему хотелось лишь одного: согласиться. Проникнуть в тайну. Ответить на зов.
— Хорошо. Можете на меня положиться. Я буду соблюдать вашу волю.
Тогда Баруэль протянул руку к висевшему на груди монаха распятию и приподнял его.
— Поклянитесь на этом святом кресте.
Варгас какое-то едва уловимое мгновение колебался, потом произнес:
— Клянусь.
Монах завершил свой рассказ, и повисло молчание.
На лицах ибн Саррага и Эзры появилось одинаковое разочарованное выражение. Ни тот, ни другой не проявляли ни малейшего желания продолжить разговор, опасаясь получить подтверждение сделанным выводам. Не сговариваясь, они совершенно одинаковым, словно отрепетированным заранее жестом достали хранящиеся у каждого рукописи и открыли на странице со вторым Чертогом. Раввин начал читать слегка дрожащим голосом:
— Первый малый Чертог.
Да славится И. Е. В. Е. в царствии его.
Имя есть 6. Вспомни сына вдовы…
Шейх продолжил тоже дрожащим голосом:
— Сказано, что на гробницу его положили…
— Я знал лишь одного ангела… — сменил его раввин.
— Но некогда…
— Избранный Яхве…
Раввин оборвал чтение и стукнул кулаком по столу.
— Нет! — вскричал он. — Нет! Ваш текст и мой не совмещаются! Даже если их соединить, получается ерунда! Дайте вашу страницу.
Сарраг не стал спорить и протянул бумажку.
— Вы ведь видите, что фраза «Вспомни сына вдовы…» по-прежнему неполная! Увязывание ее со следующей — «сказано, что на гробницу его положили…» — напрочь лишено логики! Более того, так будет и со всеми остальными Чертогами, которые нам предстоит расшифровать! Хотите убедиться?
— Незачем.
Они замолчали, окончательно сникнув.
— Сеньор, — вмешался Рафаэль, — не хотите ли мне объяснить? Хоть я и обладаю некоторыми дедуктивными способностями, я ничего не понял из ваших высказываний.
Сарраг отреагировал первым:
— Не могли бы вы принести те листки, что вам доверил Абен?
— Конечно. Но разве в этом есть необходимость? Я их знаю наизусть.
— Все?
Монах кивнул.
— Удивительно… Но все же нам бы хотелось их посмотреть.
— Хорошо. — Монах предостерегающе поднял палец. — Но не ждите, что я вам их отдам. Помните — я поклялся.
— Ну да, на вашем святом кресте! — не удержался от раздраженного восклицания Эзра.
Глаза Варгаса возмущенно сверкнули.
— Как вы смеете таким презрительным тоном отзываться о распятии?
— Потому что не испытываю ни малейшего пиетета перед орудиями пыток.
— А еще?
— Потому что я еврей.
— А вы? — повернулся Рафаэль к ибн Саррагу. — Тоже еврей?
— Храни Аллах! Я сын ислама.
Молодой человек пристально оглядел их одного за другим. Он собрался было что-то сказать, но удержался и направился к двери.
— Ребе Эзра, не говорил ли я вам, что вы могли столкнуться с кем-нибудь похуже, чем мусульманин?
— Но почему? Чего добивается Абен? То, что он связал нас с вами, это еще туда-сюда… Но вводить третье действующее лицо? Да еще католического монаха?! Я начинаю задаваться вопросом, а не наплевать ли мне на всю эту затею.
— Можете это сделать в любой момент, — заметил шейх и уточнил, не питая, впрочем, никаких иллюзий: — При условии, что отдадите мне вашу часть рукописи.
— Издеваетесь?
Вернулся Варгас с несколькими листочками бумаги в руках.
— Вот. И что вы теперь намерены делать?
— Теоретически, — объяснил шейх, — у вас должен быть текст под названием «Первый малый Чертог». Он должен следовать за «Первым главным Чертогом». Можете это подтвердить?
— Конечно, — не колеблясь кивнул монах. — Первый малый Чертог… Думаю, нет необходимости говорить вам, что смысл этого названия мне непонятен.
— Нам тоже. Но ничто нам не мешает вернуться к решению этой проблемы позже. А пока что я буду читать вам Фразы, а вы их продолжите.
И тут же начал:
— Да славится И. Е. В. Е. в царствии его. Имя есть 6. Вспомни сына вдовы…
— … из колена Неффалимова, того, кто умер тройной смертью, но который воскрес.
— Говорят, что на гробницу его положили…
— … терновую ветвь с цветами молока и крови…
— Я знал лишь одного ангела…
— Но некогда…
Араб жестом остановил монаха и обратился к раввину:
— По-моему, никаких сомнений быть не может, не так ли? Раввин прикрыл глаза.
— Да простит меня Адонаи… мы пред вратами Ада.
— Да объясните вы мне, в конце концов! — Варгас начал проявлять раздражение.
— Безусловно, — заверил его ибн Сарраг. — Точнее… — Он обратился к раввину: — Не могли бы вы дать ему письмо Абена? Оно стоит тысячи объяснений.
Эзра так и поступил.
Варгас тут же погрузился в изучение письма. По мере того как он читал, на лице его поочередно сменялись изумление, оторопь и, наконец, беспомощность.
— Ну, что скажете? — поинтересовался раввин.
— Странное дело. Я всегда считал, что такая скрижаль могла существовать. Это была лишь мысль, интуиция, но мне доводилось об этом думать. В истории человечества произошло так много сверхъестественных событий. Да, я верю, что такая скрижаль существует.
Шейх с раввином быстро переглянулись. Было совершенно очевидно, что отныне их не двое, а трое. Ибн Сарраг поднялся и встал перед монахом.
— Фра Рафаэль, поскольку вы всегда в это верили, то, что этот поиск вам даст, кроме возможности прикоснуться к Скрижали? В конце концов, вы ведь человек верующий. А разве верующий нуждается в доказательствах?
— К чему вы клоните, сеньор?
— Давайте рассмотрим проблему под другим углом. Есть ли у вас хоть малейшие сомнения в существовании Бога?
— Никаких.
— Представьте себе, пусть на мгновение, что этот ваш Христос — не сын Божий, а пророк наподобие Моисея и Мухаммеда?
— Против такого предположения восстает вся моя сущность.
Губы шейха расплылись в довольной улыбке.
— Ну, вот мы и договорились! Ваша часть рукописи вам совершенно ни к чему! Значит, будет справедливо, если вы нам ее отдадите.
— Вы упустили два момента, сеньор Сарраг. Во-первых, я поклялся Абену Баруэлю, и не в моих правилах нарушать клятву. Во-вторых, ни моя вера, ни мои убеждения не могут перевесить мое желание найти послание. Совсем наоборот. Вы позволите?
Рафаэль протянул руку и взял письмо Баруэля.
— … я читал. Задыхаясь, пробирался по пустыням и зеленым долинам, поднимался к звездным небесам, отчаянно пытаясь сосчитать звезды. Я познал восходы отчаяния и закаты мудрости. Но ничто — слышишь, Самуэль? — ничто и близко не походило на тот смысл того послания, что было мне доверено. Это значит, что через нас Господь решил обратиться ко всему человечеству. Уж не думаете ли вы, что я посмею нарушить Его волю? Я отлично понимаю, что такая перспектива вас совсем не радует, однако ни вы, ни я ничего не можем с этим поделать, сеньоры. Мы с вами связаны, как пальцы одной руки.
ГЛАВА 10
«Откуда вы?» — спросили у аборигенов.
«Мы из сна».
Келья Рафаэля Варгаса ничем не отличалась от обычной монашеской кельи: постель, маленький стол, табурет, распятие на стене, низенькая подставка для колен под круглым окошечком, откуда лился свет дня.
Ибн Сарраг уселся по-турецки прямо на пол, прислонившись спиной к двери. Монах предпочел устроиться на табурете. А Самуэль Эзра, сраженный приступом артрита, скривившись от боли, вынужден был прилечь на кровать. Разложенные повсюду листочки рукописи Баруэля напоминали в предрассветных сумерках маленькие снежные прямоугольники. Лишь одна страница лежала на самом виду, так, чтобы до нее мог дотянуться каждый из присутствующих. Второй Чертог был восстановлен.
