Улыбки уличных Джоконд - Александр Михайлович Пензенский
– Где здесь выход во двор?
Дав указания дежурившему никого, кроме известного в лицо медперсонала, в палату не впускать, Маршал спустился во внутренний двор, сел на ближайшую скамейку и закурил. Четыре часа без папиросы – это, пожалуй, подвиг, так и бросить недолго, подумал он, закашлявшись, обвел взглядом небольшой тенистый дворик, заметил знакомую фигуру. Владимир Гаврилович о чем-то беседовал с доктором на крылечке входа в хирургическое отделение – так, во всяком случае, было написано на прикрученной к стене табличке. Константин Павлович обернулся на двери, из которых он только что вышел, нахмурился на золоченые буквы «Гинекологическое отделение».
– А вот и вы, голубчик. – Держа в одной руке котелок, а другой вытирая шею кажущимся серым в ненастоящих летних столичных сумерках платком, к нему подошел Филиппов. – Как Зинаида Ильинична? Не проснулась?
Маршал отрицательно мотнул головой, Филиппов сочувственно крякнул.
– Что уже известно, Владимир Гаврилович? Анцыферова задержали?
– Известно, в сущности, немного. Но и не сказать, чтоб совсем ничего. Очевидцев раз-два и обчелся, да и видели они весьма мало. Произошло все на площади у Сытного рынка, а он, как вам известно, закрыт, так что сейчас там немноголюдно. Зачем она там оказалась? Два студента прогуливали занятия, извозчик высаживал пассажира, да и сам пассажир – вот и все, кто помогал восстанавливать картину произошедшего. Все обернулись на возглас – негодяй громко крикнул: «Смерть красавицам!». Нанес несколько беспорядочных ударов, развернулся и убежал. Все случилось очень быстро, никто даже не пытался ему препятствовать, все бросились помогать девушке. Описание противоречивое: кто-то говорит, что высокий, но сутулый, кто-то отмечает средний рост. Опять пальто, опять шляпа, опять лица не видел никто. Голос низкий. Ну и самое важное, голубчик! Нож! Он оставил нож! Точно такой же нож, как у художника. Я был в лавке Бажо, там подтвердили, что это и впрямь морской нож и такими ножами в Петербурге торгуют только они.
– Это Анцыферов! Я уверен!
Владимир Гаврилович покачал головой:
– Возможно. Дома его нет, в ресторане не появлялся со дня допроса. Ни персонал «Квисисаны», ни его извозчик не видели его с того же момента.
– Чертов Отрепьев! Если бы он…
– Ни при чем тут Отрепьев, – резко прервал помощника Филиппов. – Это я виноват. Увлекся версией с сутенером, отправив мальчишку проверять алиби художника. Непростительная ошибка. Отрепьев, кстати, тоже куда-то запропастился. Как бы не случилось чего, не заигрался бы он в казаки-разбойники.
Владимир Гаврилович раздраженно раздавил каблуком окурок, не решаясь поднять глаза на Маршала. Но тот уже пустился в рассуждения.
– Смерть красавицам? Думаете, это его мотивация? – Константин Павлович достал еще папиросу. – Избавляет мир от соблазна, а не от скверны? Не мог же он заподозрить Зину в торговле собой?
– Пожалуй, что так. Но под описание его типажа госпожа Левина подходит. Красивая, хрупкая, темноволосая.
– Это Анцыферов! – уверенно повторил Маршал. – В квартире второго ножа не было, тот, что я забрал, у нас в участке. Нужно опросить приказчиков в лавке, он должен был там побывать после задержания!
– Конечно, опросим. – Владимир Гаврилович устало потер глаза. – В лавке сказали, что девять из десяти проданных ножей покупали моряки. Я направил запросы в ближайшие порты, не было ли у них нападений на темноволосых красавиц. Ночевать здесь будете?
– Да. Я хочу быть рядом, когда она проснется.
– Хорошо. У заведующего есть телефон. Так что немедленно мне сообщите, когда она придет в себя. Можете звонить на квартиру, я предупрежу домашних. Помните, что она теперь очень важный свидетель. А потом уже ваша… горничная. – Константин Павлович пожал протянутую руку, развернулся к дверям, но Филиппов его окликнул: – Не казнитесь, Константин Павлович. Вы не могли ее защитить. Не больше, чем я или кто-то другой. Даже если это окажется художник. Случилось то, что случилось. И слава всевышнему, что все закончилось благополучнее, чем у ее знакомой.
Константин Павлович молча кивнул и потянул на себя дверь.
– И вот что, – тихо произнес Филиппов уже в спину своему помощнику, – мы обязательно этого негодяя изловим. Но я вас очень прошу: он должен предстать перед судом. Он, а не вы.
* * *
В церкви пахло лампадным маслом, ладаном и свечным воском. Константин Павлович в парадном мундире, в тесном воротничке потел у аналоя. Он знал, что прибыл раньше назначенного часа, гости еще не собрались, под сводами церкви Симеона и Анны[15] лишь тихим эхом отражались голоса разминающихся на клиросе певчих, да в алтаре поскрипывали половицы под грузными шагами местного настоятеля. В остальном было торжественно-покойно, как и подобало случаю.
Константин Павлович в который уже раз обвел взглядом стенную роспись, задержался на храмовой иконе. Косматый седой старец с несоответствующей грозному облику нежностью и скорбью взирал на царственного младенца, которого держал на руках.
За спиной со скрипом отворились тяжелые дубовые двери. Под куполом громко захлопали крыльями церковные голуби.
– Костя…
Он обернулся на голос и увидел Зину. Она, улыбаясь, невесомо ступала по мраморному полу, позади с легким тюлевым шелестом ее преследовала длинная фата. Опущенные руки в белых длинных перчатках сжимали маленький белый букетик.
Константин Павлович улыбнулся в ответ, сделал шаг навстречу и замер – из-под сжатых в замок Зининых рук проступило алое пятно. Оно расплывалось по блестящему шелку свадебного платья, Зина с ужасом смотрела на свой живот.
– Костя?!
Она протянула ему испачканную кровью правую руку, на безымянном пальце лампадной искоркой взорвалось купленное у Вержбицкого кольцо.
«Почему она надела кольцо? – подумал Константин Павлович. – Ведь еще нельзя?»
– Костя! – горячая рука сжала ладонь Маршала. – Костя!
Константин Павлович дернулся, упал со стула, тут же вскочил, растерянно заозирался по сторонам – больничная палата! Очередной кошмар! За окнами белое питерское солнце, устав от бессонной ночи и с трудом оттолкнувшись от горизонта, начало свой путь к зениту.
Зина проснулась и тоже испуганно смотрела то на него, то на больничный интерьер.
– Костя, что со мной произошло? Где я?
Она попыталась сесть, вскрикнула от боли, схватилась за живот и побледнела еще больше.
– Зина, не двигайся. Я позову доктора. На тебя напали, но все хорошо. Все хорошо.
Повторяя эту мантру, Маршал выскочил в коридор, увидел поднимающегося по лестнице доктора, рванулся ему навстречу, ухватил за рукав халата и потащил в палату.
