Вадим Волобуев - Агент его Величества
– Дик, Дик… – покачал головой следователь. – Никак ты не можешь усвоить, что спорить со мной бесполезно. Помнишь, ты клялся, что не занимаешься подделкой денег? Достаточно было одного обыска, чтобы уличить тебя. Думаешь, у меня не поднимется рука сделать это ещё раз? Или ты будешь убеждать меня, что завязал с тёмным прошлым? Дик, Дик… Я знаю тебя как облупленного, и почти уверен, что в своих кладовых ты хранишь ещё множество замечательных вещей. Знал бы ты, как у меня чешутся руки упрятать тебя снова. Что может остановить меня? Разве только твоя искренность…
– Зря стараетесь, офицер. Я ничем не смогу вам помочь.
Нисон выплюнул сигарету на пол, раздавил её носком ботинка и вдруг сильно толкнул О’Ши в грудь. Ирландец упал на кровать, а сыщик наклонился к нему и, схватив за воротник, зашептал:
– Не води меня за нос, Дик. Ты – прожжённый мошенник, всю жизнь водишься с подонками и отщепенцами. Твоя биография – сплошные аферы. Наверно, даже на тот свет ты потянешь мошну с деньгами, чтобы отсыпать из неё апостолу Петру. Как ни прибедняйся, а меня ты не обманешь. Ты – делец, им был, им и останешься. Всегда держишь нос по ветру. Слушай меня, негодяй: либо ты выкладываешь всё, что знаешь, либо я спускаю на тебя свору полицейских псов.
– Не пугай меня, Нисон, – зашипел в ответ ирландец. – Я чист перед законом, и на понт меня не возьмёшь. За взяткой пришёл, фараон хренов? Так бери, сколько влезет. Я вашу породу знаю. Только тем и занимаетесь. Бери, бери, не отнекивайся, сволочь полицейская. Другого-то тебе ничего и не надо. Расследование он ведёт, легавый… Держи карман шире. За зеленью пришёл. Что, совсем обеднело управление, что побируш посылают, хе-хе?..
Нисон побагровел и ткнул ему кулаком в нос. Потом отпустил воротник и сказал, выпрямившись:
– Храбрый ты стал, как я погляжу. Солидную крышу имеешь? Так я на твою крышу плевать хотел. Всех вас, голубчиков, давно пора к рукам прибрать. Распустились тут на вольных хлебах.
– Давай, прибери, – буркнул О’Ши, доставая из кармана платок и промокая окровавленный нос. – А то видишь как мы тут разъелись на левые-то доходы…
Он сидел, сгорбившись, на кровати и глядел в пол. Офицер нависал над ним, как борец над поверженным противником. Сжав кулаки, он разглядывал скукоженного ирландца, а в голове его тем временем лихорадочно работала мысль. Ему вдруг стало предельно ясно, что он ничего не добьётся от этого человека. Нисон взвесил всё это и сказал:
– Тряхануть бы тебя как следует, да времени нет. Живи пока, вша бандитская. Я ещё вернусь.
Он развернулся и направился к выходу. В коридоре столкнулся с перепуганной женой О’Ши. Та стояла, прижавшись к стене и приоткрыв рот от страха. Кажется, она приняла сыщика за одного из местных ночных баронов. Тот не удостоил её даже взгляда и вышел на улицу.
Что ж, первый выстрел оказался холостым. Не беда, в заначке имелось ещё несколько патронов, да и день только начинался. Сыщик пораскинул мозгами и решил навестить другого своего знакомого. Тот жил недалеко, в паре шагов от парикмахерской О’Ши.
Путь его лежал в непритязательную пивнуху, занимавшую полуподвал пятиэтажного деревянного дома, в котором как в муравейнике ютилось несколько десятков семей рабочих. В этой пивной днём и ночью раздавались пьяные песни, а поножовщина была настолько обыденным явлением, что ради неё даже не вызывали полицию. Возле входа неизменно лежало несколько упившихся вусмерть человек, а по сторонам дежурили дешёвые шлюхи, болевшие всеми болезнями, какими только могла наградить их профессия.
Нисон спустился в тёмное затхлое помещение и, прищурившись от табачного дыма, высмотрел хозяина заведения. Тот непринуждённо беседовал о чём-то с поддатым клиентом, опершись правым локтем о замызганную стойку. Час был ранний, поэтому пивная была полупуста, лишь за одним столом сидело два полусонных пропойцы с жестяными кружками в руках. С кухни доносились женские голоса и железный стук посуды.
Отодвинув клиента, следователь подсел за стойку и расплылся в улыбке. Хозяин вздрогнул.
– Офицер Нисон? – шёпотом спросил он.
– Ты поразительно догадлив, Сонни.
– Но почему здесь? Вы хотите погубить меня?
– Ты же не собираешься объявлять всем, кто зашёл к тебе на огонёк, верно?
Хозяин затравленно оглянулся и бросил на стойку полотенце, висевшее у него на плече.
– Здесь не место. Пойдёмте внутрь.
Ведомый Сонни, сыщик проследовал в комнатушку, где хозяин кабака держал пустую тару. Все стены здесь были заставлены ящиками, бидонами и бутылками. Повсюду валялась упаковочная бумага, воняло прогорклым маслом и пылью. Свет поступал из коридора, окон в комнатушке не было.
– Зачем вы пришли? – шёпотом спросил Сонни.
– За сведениями. Ты слышал что-нибудь о похищении русского дипломата?
– Нет.
– Не дури. Отвечай начистоту.
– Клянусь здоровьем моей безвестной матери, я ничего не знаю.
– Мне что, отвезти тебя в управление?
Хозяин виновато понурился.
– Ну ладно… слышал. Но я не знаю, кто его украл.
– Что же ты слышал?
То, что его украли.
– И всё?
– Да.
Нисон положил ему руку на плечо.
– Сонни, мне нужно знать правду. Ты ведь не собираешься играть со мной в кошки-мышки, верно?
– Нет, не собираюсь. Но я правда ничего не знаю.
– А если я скажу, что видел на столе у шефа донос на тебя? Пиво водой разбавляешь, жулик, да ещё приторговываешь краденым барахлом. Ай-ай-ай, нехорошо.
Глаза кабатчика забегали.
– Это чьи-то наветы. Я никогда бы не осмелился…
– Это ты в суде будешь доказывать. – Нисон посильнее сжал его плечо. – Ты ведь чист перед законом, и готов сотрудничать с полицией, не так ли?
– Конечно, – пробормотал хозяин, облизнув губы.
– Тогда выкладывай, что болтают о похищении этого русского.
– Честное слово, офицер… – начал было кабатчик, но под взглядом сыщика сник и опустил глаза. – Я не могу, – тихо промолвил он.
– Чего не можешь?
– Не могу ответить. Это… выше моих сил.
– Вот как?
– Да. Поймите, если я скажу хоть слово, моя жена и дети умрут.
– А если не скажешь, то загремишь на пять лет. Выбирай.
– Лучше тюрьма, чем смерть близких.
Нисон пристально посмотрел на него и вдруг врезал ему кулаком под самое брюхо. Кабатчик скорчился от боли.
– Выкрутиться думаешь? – зашептал полицейский, схватив его за волосы. – Я тебе не зелёный юнец, чтобы на жалость брать. У меня тоже есть жена и дети, и они тоже хотят есть. И если ты не развяжешь свой поганый язык, то – видит бог – я упрячу тебя далеко и надолго, а ублюдков твоих отправлю в приют.
– Прошу вас, – заныл Сонни со слезами на глазах. – Не надо. Лучше убейте меня прямо здесь, но не трогайте детей.
– Колись, тараканья душонка, что тебе известно.
– Я только слышал, что… о, господи, как больно… слышал, что в этом деле был замешан Моравский. И что поляки рассорились с «Мёртвыми кроликами». Больше ничего. Клянусь!
– Из-за чего они рассорились?
– Не знаю… Не бейте меня! Я и так сказал всё, что знал.
– Ссора произошла до или после убийства Моравского?
– Не знаю… До… А может, после… Я не помню…
– А если я сейчас вставлю твои пальцы в дверную щель, это освежит тебе память?
Кабатчик вдруг упал на колени и разрыдался, обняв ноги Нисона.
– Пожалейте меня, лейтенант. Ради моей семьи. Ради нашей с вами дружбы.
Полицейский надменно взирал на него.
– Что это тебе взбрело в голову? Я с такими как ты дружбы никогда не водил. Ты – стукач, подвальная крыса, а я – офицер нью-йоркской полиции. Понимаешь разницу?
– Да-да, понимаю. Простите меня, офицер.
– Бог простит. А я прощать не буду. Запомни: я терплю тебя лишь до тех пор, пока ты мне полезен. Усёк? Не разочаруй меня, Сонни.
– Обещаю… Никогда… Будь я проклят, если…
– Вот-вот. О сатане вовремя вспомнил – он тебя давно поджидает. Но пока ты здесь, выкладывай, что знаешь. Мне нужно немного – всего несколько слов. Ну же, Сонни, возьми себя в руки. Ты увидишь – говорить правду легко и приятно. Попробуй хоть разок.
– Всем святым клянусь… – хныкал кабатчик. – Возьмите что хотите. Заберите дом и деньги. Но не спрашивайте об этом русском.
– Чего ты боишься, дружище? Неужели в этом городе есть дьявол хуже меня?
Сонни забился в беззвучных рыданиях. Съёжившись, он пытался обнять ноги офицера, но тот брезгливо отступал.
– Что-то ты совсем раскис, приятель. Чёрт с тобой, молчи. Всё равно ты ни на что не годен.
Он вышел в коридор. Перед ним в дверном проёме, ведущем на кухню, застыв от страха, стояло несколько посудомоек и маленький сынишка кабатчика. Несомненно, они слышали всё, что доносилось из кладовой. Оцепенение их длилось всего секунду. Потом мальчишка метнулся на улицу, а женщины поспешно вернулись к своим занятиям. «Скверно, – подумал следователь. – Теперь щенок разболтает о нашем разговоре».
