Джулия Бьянки - Демоны Микеланджело
Ученый врач осмотрел шею через очки, затем вооружившись большой лупой, и вынужден был признать, что действительно наблюдал такие специфические повреждения. Пару дней назад он обнаружил нечто подобное на теле, доставленном в чумной карантин безголовыми могильщиками. Подросток был удушен лентой из церковного облачения, которую душегуб бросил на шее жертвы.
Предположение, что оба молодых человека были удавлены одой и той же лентой выглядит вполне обоснованным.
Доктор покончил с осмотром и выпрямился.
— Еще один удавленник. Отец Джироламо просил извещать обо всех случаях удушения его лично. Нужно срочно послать к нему записку, и уведомить городскую стражу… Но мой банкир? Даже Святой Лука являл способность раздваиваться, но никак не утроиться! — от бессилия доктор Паскуале размахивал руками с такой частотой и скоростью, что только низкий потолок кухни воспрепятствовал ему взлететь. Наконец, он сообразил, что делать, ухватил за пуговицу и подтянул к себе кучера:
— Ну-ка признавайся, где лошади? Помнится, у покойного мессира была конюшня!
— Конюшня, вона — стоит, — кучер обиженно икнул и указал в окно. — Только пустая. Маэстро Ломбарди взял коней и уехал. Сам запрягал возок, ага. Говорит, мне платить нечем за ваши услуги, в том смысле — что за мои услуги. У меня синьоры столько детей, что я уже со счета сбился. Прорву денег мне задолжали, как же уйти?
— Будь ты неладен со своим «возком»! — доктор выудил в кошеле монету и сунул кучеру. — Беги на виллу де Розелли и одолжи коня.
— Коня? Коня это нет, синьор. Никак невозможно, меня в тычки оттуда выставят! — он по-свойски толкнул доктора в бок и воззрился на Микеланджело. — Лучше это… На вилле синьора скульптора сильно привечают, ему там ни в чем нет отказа, точно говорю.
* * *Понукаемый криками доктора и холодными струями дождя, синьор Буонарроти преодолел уже половину расстояния до соседней виллы и достиг места, с которого открывался обзор на дорогу, соединявшую виллу Де Розелли с городом. В хорошую погоду отсюда открывался дивный вид на городские стены Флоренции, но сегодня из-за плотной пелены ливня ландшафт вокруг казался пустым и безрадостным.
Внезапно из серой пелены выступили очертания всадника, затем еще одного, и третьего, и еще других. Всего полдюжины! Конный разъезд городской стражи свернул в направлении виллы де Розелли. За вооруженными всадниками следовал сытый белый мулл, на спине которого раскачивался отец Джироламо. Проповедник был погружен в молитвы и не замечал ничего вокруг. Завершала процессию изрядно отставшая лошадка, волочившая двуколку с двумя промокшими монахами на облучке.
Синьоры переглянулись в замешательстве — оба готовы были счесть процессию плодом собственного воображения, замороченного сыростью и усталостью. Однако же, Микеланджело смахнул с лица излишек влаги, прищурился, чтоб лучше видеть и опознал в одном из монахов коренастого фра Пьетро, нетерпеливо побежал к двуколке:
— Синьор Буонарроти? Все легче! — радостно улыбнулся ему фра Пьетро. — Не придется искать. Отец Джироламо велел послать за вами.
— Да, я здесь, — согласился скульптор. — Зачем я вдруг понадобился?
— Ему было видение, — хмуро заметил второй монах. — Что вы нашли статую.
— Она стояла среди парка?
— Понятия не имею, синьор. Его святость ни с кем не делится подробностями явленных откровений.
— Было видение, разве я спорю? — фра Пьетро потянулся, чтобы размять плечи, едва не спихнув брата во Христе в дорожную грязь. — Еще синьор Таталья всех всколамутил, истребовал сюда святого отца…
— Ясно, — не дослушав, Микеланджело прибавил шагу, оставил позади доминиканцев, нагнал белого мулла, схватил под уздцы и развернул в сторону парка.
Святой отец встрепенулся, поднял веки и посмотрел на него тяжелым, нездешним взглядом. Синьор Буонарроти поклонился с несвойственной ему обычно учтивостью — струи воды стекли вниз со шляпы.
— Прошу, ваша святость, ответьте! Где вам явилась статуя? Среди деревьев?
— Микеле, вы имеете хоть какое-то понятие о приватности?
От негодования отец Джироламо качнулся в седле.
— Боюсь, что нет, — Микеланджело решительно потащил мулла в сторону от дороги, туда, где мокрая трава скрывала дорожку к черному ходу особняка мессира Бальтасара. — Я рос без матери. Воспитывался в чужом, зато большом и дружном семействе.
— Сиротство не повод тащить моего мулла невесть куда!
— Прошу ответьте мне, ради памяти моей бедной матери!
— Хорошо, ради памяти это доброй женщины, — он прикрыл глаз и потер переносицу, как человек, которому предстоит долгая, невыносимо тяжелая работа, и промолвил голосом, который звучал глухо, словно из гигантского кувшина. — Статуя явилась мне парящей среди вод.
— Спасибо! Если ваша святость пришпорит мулла, я покажу ваше видение!
Глава 17
Доктор обошел вокруг перемазанного белой краской тела, несколько раз надел и снял очки, объяснил: смерть наступила около двух суток назад. Сказать с большей точностью сложно — какое-то время мертвеца держали в теплом помещении, об этом свидетельствует специфический характер трупных пятен, затем зафиксировали в определенном положении — медик указал на блестящую ниточку проволоки, которой были закреплены руки, — покрыли со всех сторон белилами и подвесили в парке. Дождь с легкостью смывает краску, значит, тело разместили среди деревьев в сухую погоду, а таковая ненадолго установилась лишь нынешней ночью, после полуночи. Значит, провисело оно недолго, не более шести часов. Кому и зачем пришло в голову сделать такое, он не может даже предположить.
Доктор Паскуале снял очки и спрятал в рукав, сочтя свою миссию исполненной.
— Его тело пытались превратить в изваяние, в совершенное произведение искусства, — попытался объяснить синьор Буонарроти. — Он парил среди деревьев, подобный ангелу.
— Искусство затмевает твои глаза и твой разум, Микеле. Но искусство всего лишь обман, который препятствует разглядеть истину. Но Господь все видит, он знает! Знает, — отец Джироламо на секунду прикрыл глаза и пробормотал. — Вода, нужна вода.
Его нервно поругивающий палец указал на бочку у двери — дождевая вода переполнила ее и медленно стекала через край. Он приказал подоспевшим стражникам поднять ее и окатить мертвеца. Потом потребовал перевернуть тело и снова облить: белила окончательно смылись и глазам присутствующих явились застарелые шрамы от ударов кнутом и ожогов на коже спины, следы от тяжелых наручников, и щиколотки изуродованные колодками. Этого человека покрыли белилами не ради любви к искусству. Это сделали из самых низменных, практических причин — чтобы скрыть характерные отметины, позволяющие выяснить, кто он и откуда явился.
— Беглый каторжник? Нет. Он слишком молод, его лицо бесхитростно, а тело хранит следы истязаний, однако не измождено голодом или тяжким трудом. На его ладонях нет мозолей, кожа не огрубела, а под ногтями нет следов грязи — как то свойственно рукам ремесленников или крестьян. Итак, этот человека… — святой отец сделал драматическую паузу, — прием, к которому он часто прибегал во время проповедей.
Образовавшуюся тишину сразу же заполнил голос Микеланджело.
— Умалишенный!
Отец Джироламо чуть склонил голову, подтверждая догадку. Действительно, этот человек сумасшедший, покинувший богадельню. Дабы отделить безумных от одержимых, их приходится подвергнуть пытке. Коварство дьявола с приспешниками таково, что вселившись в тело смертного, они награждают его способностью не страдать от боли. Помещенных в дома призрения безумцев приходится заключать в колодки или сковывать цепями, когда они впадают в неистовство, опасное для окружающих или для них самих. Многие ученые медики полагают, что резкая боль или сильный удар способны прекратить припадок или даже временно прояснить замутненный разум[31].
— Все это исчерпавшие себя, антинаучные подходы! — гордо объявил доктор Паскуале. Единственным современным и действительно ученым методом противостоять припадкам агрессии у буйнопомешанных является кратковременное прекращение доступа воздуха в организм пациента. Сейчас он продемонстрирует, как новейшая метода применяется на практике!
Эскулап осмотрел кухню в поисках достаточно большой емкости, остановился на котле, который висел над потухшим очагом. На практике для этого требуется большая емкость с водой — он указал на котел, затем повернулся к Микеланджело, и попросил его заглянут внутрь. Недоумевающий скульптор выполнил просьбу. Стоило ему нагнуться, как доктор Паскуале, привстав на цыпочки, одной рукой зажал ему ноздри, а другой надавил на затылок и принялся нагибать его голову вниз. Будь в котле вода, он точно захлебнулся бы!
