Александр Зеленский - Лиходеи с Мертвых болот
— Нет! — забилась в руках Егория Варвара.
— Конечно, нет. Не надо щипчиками и угольками… Такая кожа белая, зачем ее угольками? Совсем не надо угольками. Вот приведешь к нам разбойника — и никаких угольков не будет. Так ведь, красавица?
— Не знаю! Не хочу…
— Сведешь нас с ним — и никаких щипчиков. И Фрола к тебе не допущу. Зачем тебе этот Фрол нужен с его струментом поганым? Ты же приведешь разбойничка? Приведешь.
— Приведу, — чуть слышно произнесла Варвара.
— Что-то не слыхать тебя совсем.
— Приведу! — крикнула она.
— Ох, красавица моя, как же я рад за тебя, — глумливо осклабился губной староста.
На лице Фрола промелькнуло разочарование, но Егорий хлопнул его по плечу и чуть слышно шепнул:
— Ничего, будет для тебя еще работа.
Варвара будто и не сама говорила, а делал за нее это кто-то другой, а она, как казалось ей, со стороны наблюдала за всем этим. Она теряла ощущение реальности. Но как бы то ни было, а она как на духу рассказала извергам все — где встретилась с Гришкой, как он ее от беды уберег, где они сегодня встретиться договорились и в какое время.
— Ну что ж, — на лице губного старосты вновь появилось скучающее выражение. — Пошли к месту тому, поглядим, что и как.
Встреча должна была состояться через пару часов, и Егорий хотел до этого времени осмотреться на месте, продумать, как разбойника живым и невредимым взять. За буреломом овраг, за оврагом — озерцо, а за ним недалеко — поляна. Это и было условное место. Добрались туда быстро.
Варвару и губного старосту сопровождали четверо стрельцов. Они перешучивались, но заметно было, что предстоящее приключение им совсем не по душе. Они хорошо помнили, чем кончилась прошлая встреча с разбойниками.
— Хорошее место для засады, — оценил губной староста.
— Не скажу, что особо хорошее, — скептически возразил толстый стрелец-десятник.
— Нормальное. Рубите ветви, — приказал Егорий.
Вскоре стрельцы натаскали достаточное количество веток и разного лесного сору.
— Схоронитесь там и там, — указал Егорий места засад, и видно было, что в этом деле он понимает толк.
— Эх, земля-то холодная, — вздохнул десятник.
— Ничего, Макарий, ежели изловим разбойника, то бочонок зелена вина людям твоим выставлю. Что грустишь, Варвара-краса? За милого переживаешь? Брось, разбойник он и есть разбойник, — губной староста потрепал Варю по щеке, потом показал пальцем на окраину опушки стрельцам. — Я там прятаться буду, присматривать, и как знак подам — будто коршуны кидайтесь, и немедля. Ежели как в прошлый раз опростоволоситесь — пожалеете, что на свет белый родились!
Варвару жгло чувство вины перед Гришкой. Ей было стыдно и больно за своё предательство. Хотелось головой в омут. Девушка надеялась, что случится что-нибудь, и он не придет. Но… Ведь тогда староста решит, будто в этом виновата она: заморочила, обманула. И волосатых рук Фрола не избежать. Варя с ужасом поняла, что где-то в глубине души даже хочет, чтобы любимый появился, и от этого ей стало совсем плохо.
Стрельцы перешептывались за грудами веток, шуршали, изнемогая от ожидания — губной староста загнал их в засаду заранее, подстраховался на случай, если разбойник придет раньше времени. По мере приближения часа встречи служивые успокоились, и теперь тишину летнего леса нарушали только шуршанье крон деревьев да пересвист соловья. Варвара стояла, прислонившись к березе, почти такая же белая, как ствол дерева.
Время уже подошло, а Гришки все не было.
«Придет или нет?» — вместе с ударами сердца била в голову Варвары навязчивая мысль.
Глава 13
ЛИТВА. ЖИЗНЬ — ЗА «СИНАЙСКИЙ КОДЕКС»
«Граф Брауншвейг пребывал в скверном настроении. Паненка Ядвига дала ему, как говорят русичи, от ворот поворот.
А уж как он готовился к встрече с ней! Велел даже натопить мыльню и впервые за последний месяц помылся, приказав слугам умастить свое тело особым эликсиром. А перед самым свиданием он достал драгоценные благовонные палочки, привезенные из далекой страны, где в лесах обитало множество животных, своим обличьем очень похожих на людей. Негоциант, продавший ему эти палочки, уверял, что достаточно окурить себя ими, и никакая женщина не сможет устоять от любовных вожделений… Но эта Ядвига даже носом не повела! Даже прикоснуться к себе не позволила… Наверное, чертов негоциант обманул.
Размышления графа прервало появление брата-эконома, который одновременно заведовал и госпиталем конвента. Брат Пауль был в стельку пьян и потому его поддерживали под руки двое прислужников.
— Опять ты нездоров, брат Пауль! — недовольно пробурчал граф.
— Я страдаю всеми болезнями, как святой Иов. Особенно меня мучают прострелы в спине, несварение желудка и слабость в коленях. Но все это пустяки по сравнению с тем, что я должен тебе сказать, — произнес госпитальер. Потом он оттолкнул слуг и по-бабьи закричал на них:
— Уйдите все! Оставьте меня наедине с командором! Вон отсюда!
Слуги с поклоном удалились, а брат-эконом, мгновенно протрезвев, просительно залепетал, обращаясь к графу:
— Я обожаю молочных поросят, запеченных в угольях, и доброе рейнское вино из ваших личных погребов, милостивый брат.
Брауншвейг, хорошо зная все хитрости толстяка, сразу смекнул, что за этими словами кроется что-то важное и потому выжидательно промолчал.
— Я рассчитываю на десяток поросят и не меньшее количество бочонков вина…
— Говори, с чем пришел! — не выдержал граф.
Брат Пауль попытался коснуться пальцем правой руки кончика собственного носа, но у него ничего не получилось.
— Да, так вот! Книги, которые мы ищем, все же спрятаны Бельским… — наконец произнес он.
— Это я и без тебя знаю! — раздраженно выкрикнул Брауншвейг.
— Не все знаешь, милостивый брат! Среди этих древних собраний мудрости имеются особые перлы.
— Какие же?
— Скажем, «Синайский кодекс» четвертого века от Рождества Христова… Есть и еще кое-что… К примеру, «Апостол», обложка коего в серебряном окладе…
У графа непроизвольно отпала челюсть и задрожали руки. Он хрипло попросил:
— Повтори, повтори, что ты сказал…
— То, что слышал, милостивый брат. По-моему, слух тебя еще никогда не подводил.
— Но это же… Это же святые реликвии Христовой церкви! — вскричал командор.
— А я про что?
— Но тогда все меняется! — граф встал и быстро заходил вокруг стола, нервно потирая руки. — Если эти святые реликвии украсят нашу монастырскую библиотеку, то великому комтору уже будет недосуг спрашивать бедных служителей Христовых об истории орденства. Он устроит великий молебен и воздаст благодарение Иисусу нашему Христу. А монастырь станет наконец-то одним из уникальнейших мест паломничества всего христианского мира. Все мудрые теологи будут стремиться сюда, все добрые христиане захотят коснуться драгоценных переплетов за небольшую плату.
Я слышал, что одна из книг этих, а именно «Синайский кодекс», обладает магическими свойствами исцелять не только заблудшие души, а и пораженные недугом людские тела. Ведь эту книгу некогда освятил своим прикосновением сам Франциск Ассизский. Помнишь его слова: «Обычно, хотя и цинично, говорят: «Блажен, кто ничего не ждет, ибо он не разочаруется». Я же молвлю иначе: «Блажен, кто ничего не ждет, ибо он обрадуется всему!»
— Истина! Истина, милостивый брат! — вскричал эконом, закатывая глаза в священном трепете.
— Да! О «Синайском кодексе» упоминал даже святой Бернард Клервоский — основатель ордена бернардинцев. Он укрепил власть монастырей…
Брауншвейг торжественно поднял руки к большому распятию, находившемуся в углублении под самым потолочным сводом, и выспренно произнес:
— Клянусь сделаться флагеллантом и до изнеможения истязать свою грешную плоть бичеванием, если только не добуду для нашего монастыря «Синайский кодекс» и… Что там еще? Да! «Апостол» в серебряном окладе!..
Толстый эконом, покачав головой, промолвил:
— Ну, это ты хватил чересчур, милостивый брат. Давать подобные обеты неосмотрительно…
— Ничего! Обеты, как и обеды, даются и берутся назад, а мы остаемся… — одумался граф.
— Истинно! Вот с этим я вполне согласен! — снова возрадовался толстяк. — С твоего разрешения, пойду прилягу, а то последние лет двадцать ноги меня совершенно не держат…
— Приляг, брат, — махнул рукой Брауншвейг. — Только сперва передай рыцарю Гансу Брауденбургу, что у меня есть кое-какие поручения для наших братьев в соседней обители. И ему придется доставить одно послание. Потом пусть поспешит в харчевню «У врат Господних». Там его будут ждать!
Толстый монах кое-как вышел из кельи командора и нетвердо заковылял на полусогнутых ногах в свои покои, не заметив того, как с его дороги быстро убрался какой-то человек, слышавший весь разговор от начала до конца.
