Наталья Андреева - Бездна взывает к бездне
– Вы? Со мной?
– Мне, видимо, придется открыть бал, коли уж я там появлюсь, – усмехнулся граф. – Я в этих краях важная персона. И с кем мне прикажете это сделать? С госпожой Скотининой или с госпожой Простаковой?
– А вы разве танцуете?
– Намекаете на то, что я дряхлый старик? Ну уж как-нибудь. Опираясь о вашу ручку.
– Ну конечно же я согласна! Открывать бал!
– Это вы готовы сделать даже с чертом лысым, не то что со старым и дряхлым графом Ланиным! – рассмеялся Алексей Николаевич.
– Не нужно надо мной смеяться.
– Я не смеюсь, я хочу вас осчастливить, – серьезно сказал он. – Ведь это ваш первый бал. Не так ли?
– А… Давайте ваше колье! Но только на один вечер!
Ей хотелось еще разок взглянуть на «сто солнц», но граф достал из сейфа другую шкатулку. Она разочарованно вздохнула, но не удержавшись, спросила:
– Зачем вы возите с собой драгоценности, Алексей Николаевич?
– Это приданое моей покойной жены, как и само имение. Я их отсюда никогда и не увозил. За исключением камня. Что же касается «ста солнц»… Да, этот бриллиант всегда со мной. Но со мной и мои пистолеты.
С этими словами он достал из шкатулки бриллиантовое колье, украшенное огромным сапфиром. Оно и в самом деле было ослепительно, особенно сапфир! Шурочка пришла в восторг и воскликнула:
– Оказывается, я обожаю драгоценности!
– Как и всякая женщина. Я знал, что вам понравится, однако же долго пришлось вас уговаривать, Александра Васильевна. Я полагаю, вам к лицу именно сапфиры.
Он протянул ей колье. Шурочка, замирая, приложила его к шейке и нашла глазами зеркало. И впрямь, ее глаза будто бы сделались еще ярче, и теперь было видно, сколько же в них синевы! Она представила себя в другом платье, с другой прической и зажмурилась от восторга. «Право же, ни одна знатная дама не станет задаваться, коли я появлюсь в таком виде на балу в столице!» – подумала она.
Граф тоже смотрел на ее отражение в зеркале и улыбался.
– Алексей Николаевич, мне, право же, очень неловко, – вздохнула она. – Ваше внимание, а теперь еще и подарки…
– Эти камни мертвы, пока лежат в шкатулке. Ценность бриллиантов весьма условна, Александра Васильевна, ибо ее устанавливают женщины, которые и сами похожие на драгоценные камни. И что вся эта красота без них, без человеческого тепла? Берите, не смущаясь. Вы вернете мне колье в понедельник.
– Да, конечно, – кивнула Шурочка. – Но что же мне, ехать в этом?
Она поискала глазами, куда бы положить колье, и взяла со стола книгу. Бриллиантовое колье она вложила в книгу.
– Французские просветители будут хранить для вас бриллианты, как это замечательно! – рассмеялся граф. – Впрочем, даже те, кто осуждает богатство, не в силах от него отказаться, когда оно само плывет в руки. А как же серьги, Александра Васильевна? Их вы тоже доверите философам или же наденете?
– А что, есть еще и серьги? – жадно спросила она.
Теперь граф просто расхохотался. Но Шурочка не обижалась. Что ж, она его позабавила, но и он ведь ей помог! В самом деле, что ее бальный наряд без украшений, а маменька отвезла в ломбард последние драгоценности, чтобы справить новые платья дочерям и быть не хуже людей. В мечтах Шурочка была уже там, на вечере, среди танцующих дам и кавалеров. Все ее мысли сегодня занимал лишь один предмет – Серж, а вовсе не французские просветители.
Она поспешила домой, чтобы заняться наконец платьем. А это ведь было ее первое бальное платье! И к нему пара обязательных на балу длинных перчаток и бальные туфельки без каблуков. Как же граф угадал! Бледно-голубое платье, а к нему сапфиры! И вот она уже не Шурочка Иванцова, а настоящая красавица, звезда!
Надев платье, она примерила и колье. Потом надела серьги. Осталось разобраться с прической.
– Ах, c,est admirable! Где ты это взяла?! – закричала появившаяся на пороге Евдокия Павловна.
– Граф одолжил мне это колье на один вечер. И серьги.
– Но это же целое состояние! – ахнула Евдокия Павловна. – Это же безумие! Что о тебе подумают?!
– Да не все ли равно? Все уже и так знают, что я езжу к графу. А теперь он мне еще и подарки делает. Так всем и скажи.
– Александрин, ты развращенная и безнравственная особа! Впрочем, чего еще от тебя ожидать?
– Безнравственная особа будет завтра открывать бал с самим графом Ланиным. Попробовала бы этого добиться какая-нибудь из воспитанных барышень, скромница и послушница. Может быть, и пробовали, да только он до сих пор не женат.
– Целое состояние! – жадно повторила Евдокия Павловна, не отрывая глаз от колье и серег.
– Сколько же тогда стоит алмаз?
– Какой алмаз?
– О! Огромный алмаз! Я видела его у графа! Он просто огромный!
– Как же он, должно быть, богат, этот граф Ланин! И думать об этом страшно! Должно быть, он продал душу самому дьяволу!
– Нет, мама, это сам дьявол ему служит. – «Он лежит у него в сейфе, в малахитовой шкатулке», – мысленно добавила она.
– А жаль будет отдавать назад графу этакую прелесть! – Евдокия Павловна взяла у дочери колье и приложила его к своей располневшей белой шее. – Ах, была и я когда-то хороша собой! – вздохнула она.
Но, заметим в скобках, что во времена юности Евдокии Павловны и первых ее балов драгоценности, украшавшие урожденную княжну Михайлову-Замойскую, были гораздо скромнее.
К вечеру следующего дня, когда Шурочка была наконец готова, перед тем как набросить на плечи шаль, она удовлетворенно посмотрела в зеркало и подумала: «Ах, как же я хороша в этом платье!» Бриллиантовое колье и серьги пришлись как нельзя более кстати, без них ее наряд не выглядел бы завершенным. Прическу под названием «плакучая ива» помогали делать две горничные: длинные локоны ниспадали до плеч, остальные же волосы были собраны в пучок на затылке. На ее шейке сияли бриллианты, в ушах – серьги. Спасибо графу Ланину! Она улыбнулась своему отражению в зеркале и победно посмотрела на сестер. Мари была в кремовом платье, Софи – в желтом, Жюли – в бордовом, а Долли в своем любимом, зеленом. И все, кроме доброй Жюли, ей завидовали. Да, она была сегодня необыкновенно хороша! И справедливо ожидала первый большой успех. Золушка почувствовала в себе силы завоевать чье-нибудь маленькое королевство. А быть может, и большое.
Евдокия Павловна все тянула с отъездом, чтобы, не дай бог, не прибыть первыми. Или одними из первых. Ей с младых лет внушили, что это моветон. Появление в обществе надобно подготовить, чтобы привлечь к себе всеобщее внимание. Шурочка уже устала ждать. Ох уж эти приличия! Наконец экипажи подали. Ехали всем семейством, торжественно, хотя рессоры старых дрожек скрипели, а колеса грозились вот-вот отвалиться. Она все переживала, что пойдет дождь, на дороге возникнет неожиданное препятствие, маменька вдруг передумает и велит кучеру повернуть обратно… Но ничего этого не случилось, они благополучно добрались до имения Соболинских и были далеко не первыми. Евдокия Павловна опять занервничала: как бы не затеряться среди гостей! Если уж не приезжаешь раньше всех, то непременно надо опаздывать!
Но вскоре она поняла, что этого не случится. Ее младшая дочь Александра привлекла всеобщее внимание. Дамы, не стесняясь, разглядывали ее платье, мужчины фигуру и лицо, и все, без исключения, обратили внимание на бриллианты у нее на шее и в ушах. В уезде все знали, что Иванцовы кругом должны, а имение их заложено. И вдруг их младшая дочь появляется в обществе в украшениях немыслимой красоты и невероятной цены! И именно младшая, за которой, по словам ее же отца, вообще не дают приданого! Которую в семье считают изгоем! По залам пронесся шепот. Шурочка чувствовала себя на лестнице, идущей на эшафот. Все перед ней расступались, словно она была прокаженной. Она шла, гордо подняв голову, а на ее лице застыла улыбка.
Выручила Федосья Ивановна, которая, увидев ее, поспешила навстречу. Довольно-таки холодно раскланялась с Евдокией Павловной, на старших ее дочерей внимания и вовсе не обратила, зато младшую облобызала, взяла ласково за руку, похвалила прическу и платье. О бриллиантах же ничего не сказала. Шурочка приободрилась. Она, без сомнения, была здесь первой красавицей. Мужчины уже приглядывались к хорошенькой барышне, приглаживая усы и пряча в них довольные улыбки: ах, хороша! Не просто хороша! Восхитительна!
Скрипач из крепостных Федосьи Ивановны, весьма смазливый парнишка, выученный ею за границей за большие деньги, уже настраивал свой инструмент. Ждали полковой оркестр, а пока он не прибудет, до ужина гостей должен был развлекать этот скрипач.
– C,est admirable! – шепнула на ухо Евдокии Павловне добрая дама, у которой к тому же не было дочек на выданье. – Ваша младшая дочь – настоящая красавица! К ее необыкновенным глазам так идут сапфиры! Кстати, два месяца назад вы брали у меня деньги в долг. И говорили при этом, что все семейные драгоценности давно уже заложены.
