Исторический криминальный детектив. Компиляция. Книги 1-58 (СИ) - Шарапов Валерий
– Живой, падла.
– Ну, тогда не торопись делать глупости. Кончить его мы всегда успеем. Надобно вот с этим разобраться… – Дед рассматривал одну из папок. – Сдается мне, этот швейцар нам еще пригодится. Обыщи-ка его и прикажи отнести в «полуторку». А вы… – поворотился он к другим корешам, – хватайте эти стопки и на выход.
* * *Результаты налета на военкомат главари оценивали по-разному. Беспалый, к примеру, демонстрировал на своей вывеске[124] полное удовольствие. А чего ему было не радоваться? Дело сделано! Наколка от Вано сработала, каждое его слово оказалось правдой, а в кузове «полуторки» тряслось на кочках несколько связанных стопок из «личных дел» бывших вояк. Там их никак не менее тысячи! Никто из оставшихся подопечных Беспалого не пострадал. Потому, сидя на заднем сиденье легковушки, он пребывал в отменном настроении и дымил в открытое окошко дорогой папиросой.
Дед Сафрон сидел рядом. Он угрюмо глядел на проплывавшие мимо кварталы частного сектора (банда возвращалась на хату западным пригородом, минуя оживленные столичные районы) и придерживался другого мнения.
Да, «личные дела» бывших вояк худо-бедно захватили. Однако помимо них в кузове «полуторки» лежали два убитых корешка. Одного пуля сразила в голову в самом начале штурма, другому повредила шейную аорту и позвонки; отошел он тихо – без криков, но в страшной агонии. Благо хрипел и мучился всего минуту.
Еще четверо получили ранения: Лаврушка с Антипом отделались царапинами, а два старых кореша изрядно попортили себе шкуру. В их выздоровлении Сафрон не сомневался, однако на лечение уйдут долгие недели.
Повис в воздухе вопрос и о дальнейшем использовании добытых «личных дел». Сафрон, будучи далеким от военных секретов, полагал, что с ними будет просто. Открываешь папочку, а на последнем листе, к примеру, написано: «Исправился, все подозрения сняты». Или: «Склонен к противоправным действиям. Нуждается в постоянном надзоре…» При таком раскладе и голову напрягать не надо: тех, кто «исправился», – в топку; тех, кто «склонен», – в разработку. После к каждому наведаться, поболтать за жизнь, разнюхать планы, предложить посильную работенку.
А тут одна пакость в виде непонятных цифр!
Сафрон глянул на лежащую на коленях папку из грубого серого картона, которую он вынул из стопки и прихватил с собой в салон легковушки. Пригладив тонкие темные усы, он снова пролистал ее от корки до корки, внимательно просматривая каждую бумаженцию.
Заглавный лист с общими данными. Фотографии. Послужной листок с номерами и наименованиями воинских частей, где корешку довелось чалиться. Звания, должности… Потом характеристики, написанные в разное время командирами и политруками. Наградные листы. Копии медицинских заключений о ранениях и перенесенных болезнях. Лист с отметками о взысканиях. В конце копии каких-то метрик, справок…
И ни одной записи, похожей на те, что Сафрон держал в голове до штурма! Ни слова об исправлении. Ни фразы о склонности.
Зато на лицевой стороне, в правом верхнем углу, издевательски белел наклеенный бумажный прямоугольник с тремя цифрами. Судя по свежести бумаги и чернил, сделано это было всего несколько часов назад.
– Видать, какой-то секретный код, – озадаченно пробормотал Дед Сафрон.
– Чего? – очнулся Беспалый.
– Покумекать, говорю, придется над этими цифирями. Если не отгадаем, плакала наша затея с пополнением.
Беспалый пульнул окурок в окно.
– Брось. Мы уже сотворили большое дело – выцарапали у легавых такие документы! Кого они теперь арестуют? Кого будут проверять и допрашивать?..
Дед поморщился:
– Знаешь, я никогда не был филантропом.
– Кем? – удивленно переспросил малограмотный собеседник.
– Никогда, говорю, не подавал нищим у церкви и сейчас не собираюсь. Мне нет никакого дела до бывших винтовых[125], которые не знают, чем заняться в мирное время. Попросится такой через надежных корешей в мой хоровод – милости просим. Устрою испытание. Пройдет – приму. А на все остальное плевать мне с высокой колокольни. Если бы я хотел просто уничтожить эти бумаги, – Дед Сафрон потряс папкой, – то не стал бы затевать такой шухер и подставлять под пули своих людей. Я приказал бы нашим малолеткам навестить таганскую контору глубокой ночью и забросать ее бутылками с бензином. Они бросились бы это исполнять с пионерским азартом, а на следующий день мы с тобой прочитали бы в газетах некролог с короткой заметкой о сгоревшем здании. И все были бы довольны. – Логика была железной, Беспалый согласился. – А раз уж мы решили прихватить бумаги и везем домой трупы корешей, – продолжал Дед, – то и поиметь должны с этого дела по полной.
– Как же поиметь-то?
Сафрон достал из кармана сложенные трубочкой несколько десятков листов большого формата. Развернув, показал первый лист со списком. За порядковым номером следовали фамилия, имя и отчество военнослужащего, звание, год рождения. А завершалась каждая строчка все тем же загадочным кодом из трех цифр.
– Попробую разобраться с этими каракулями.
– А ежели не выйдет?
– Тогда займемся швейцаром. Думаешь, зачем я ему сохранил жизнь? Только для этого.
– Выживет ли?
– Лавр смотрел его. Заговоренный оказался, черт! Граната жахнула в метре, а у него ни одного ранения. Только контузия. Так что очухается – не ночью, так утром.
– А ну как фраерок заартачится?
В ответ Дед Сафрон хрипло засмеялся:
– Не заартачится. У меня не такие шелковыми становились. Батареи[126] начнем ломать – сразу сдаст все шифры…
Глава седьмая
Москва, Кремль – Петровка, 38; июль 1945 года
Дерзкое нападение на районный военкомат потрясло не только жителей прилегавших кварталов. Возмущены и напуганы были все москвичи. Несмотря на скудность просочившейся в газеты информации (о происшествии на следующий день напечатали короткие заметки лишь две городские газеты), весть о бандитском налете быстро достигла Подмосковья и соседних областей.
Но это произойдет лишь в первой половине следующего дня. А сейчас шла напряженная оперативная работа по скорейшему расследованию наглого и жестокого преступления.
Пока в Глотовом переулке трудилась группа сыщиков, на ноги было поставлено все московское партийное руководство. Те в свою очередь призвали к ответу руководство НКВД и НКГБ. Ночь стала самой суетной и беспокойной с момента подготовки и проведения торжественного Парада Победы 24 июня 1945 года.
В итоге ранним утром в Кремле состоялось экстренное совещание с участием высоких чинов из вышеназванных комиссариатов. Заслушивали на совещании и комиссара Урусова, чьи подчиненные встретились лицом к лицу с неизвестной бандой. Благодаря оперативным действиям группы Старцева комиссар владел наиболее полной информацией о происшествии минувшего дня.
– Скажите, товарищ комиссар, а что делали ваши инспекторы в стенах районного военкомата? – расхаживая перед трибуной, интересовался председательствующий на совещании член ЦК ВКП(б). – Я имею в виду тех двух офицеров, которые приняли бой.
– Выполняли секретный приказ Наркомата, товарищ член Центрального Комитета, – коротко пояснил Урусов.
– Что за секретный приказ? – остановился тот.
Не торопясь отвечать, Урусов повернул голову и встретился взглядом с сидевшим в президиуме Лаврентием Берией. Только сам Берия мог рассказать о секретных приказах, исходящих из его ведомства.
Едва заметно кивнув, тот взялся сам ответить на вопрос члена ЦК партии:
– Это мой приказ. Я приказал выявить бывших военнослужащих, имевших судимости и склонных к возвращению в криминальную среду…
Берия говорил нехотя, будто сквозь зубы, и даже не поднялся.
