Охота на Волколака - Диана Маш
Несмотря на размеры, комната выглядела уютной. Кругом чистота. Обставлена со вкусом. Сразу видно, хорошая хозяйка живет.
Вернее, жила. Судя по безжизненно-бледному лицу молодой женщины, что, подложив под голову ладонь, полулежала на узкой зеленой кушетке.
Гордей тяжело вздохнул, крепко выругался про себя.
– Как чуял недоброе. Так убивалась по жениху. Видать, руки на себя наложила.
– Думаете? – прошептала я, внимательно изучая тело.
У женщины в ярко-красном шелковом халате не имелось ни единого пореза или синяка. Шея в полном порядке. Лицо умиротворенное. То ли спит, то ли задумалась. Только губы слегка посиневшие. Сердце или яд?
Я огляделась. В комнате полный порядок. Призрака не видно. Все улики указывают на то, что обошлось без вмешательства третьих лиц.
– Сами судите, Софья Алексеевна. Следов на теле никаких. Наш душегуб руками разбираться привык, а тут… Несчастная любовь. Сердце не выдержало, али сама себе помогла, нам лишь гадать остается. Но ничего, Поль Маратович быстро прояснит картину.
Холодный ветер бил в окно, закрытое с внутренней стороны. Пока пристав, отправивший полицейский экипаж в Мещанский участок за подмогой, осматривал комнату, я специально открыла щеколду и выглянула наружу, чтобы убедиться, никто с улицы залезть сюда не мог. Слишком высоко. Не имелось ни тебе балкона, ни выступов, ни лестниц. Если Наталью и убили, то входили через дверь.
Если убили…
А если нет, никто никуда не входил и ее смерть не связанна с нашей цепочкой, а просто… случайное совпадение?
Чтобы точно определиться с ответом, мне требовалось услышать показания жильцов дома, до кого мы смогли достучаться, и управляющего со сторожем. Благо все они послушно дожидались нас с Ермаковым в холле.
Молодой мужчина с модной волнистой шевелюрой, живущий напротив госпожи Олейников, сидел на диване и нервно тряс ногой. Рядом с ним расположилась супружеская чета среднего возраста, тоже соседи. Женщину в простом, сером платье крепко держал за руку ее муж, лысый, пузатый господин. Уже знакомый старик управляющий, изредка хватаясь за голову, ходил из угла в угол. Сторож, или как он сам нам представился – швейцар, тоже мужчина в летах, лохматый, с седыми усами, в помятой одежде, не отставал от него ни на шаг.
Стоило нам с Гордеем закончить дела и спуститься, как пять пар глаз уставились в упор, затаив дыхание. Первым отмер молодой господин.
– Ума не приложу, что за причина требует моего присутствия? Я знать не знал эту барышню. Ежели с ней что приключилось, я решительно не при чем.
– С кем имею честь? – зыркнул на него своим недобрым прищуром Гордей.
– Конников моя фамилия, – раздраженно буркнул парень. – Илья Еремеевич.
– Господин Конников, – вмешалась я, становясь между мужчинами. – Нас с приставом интересует, отлучались ли вы со вчерашнего дня и до текущего времени? Может, пересекались вчера или сегодня утром с госпожой Олейниковой в коридоре? Или видели кто к ней заходил?
– А вы кто такая будете, барышня, чтобы я вам отвечал?
– Извольте вежливо обращаться к моей помощнице, – прорычал Ермаков и, решительным движением руки, задвинул меня за свою широкую спину. – Или же разговор продолжится в участке.
Угроза возымела действие. Парень заметно присмирел. Дама охнула и прижалась в выпучившему глаза мужу. Управляющий со швейцаром дружно перекрестились.
– У себя я был. Никуда не отлучался, никого не видел. Хвораю третий день как. Доктор постельный режим прописал.
– А вы, господа? – повернулась я к супругам. – Прошу простить, не знаю вашего имени.
Дама поспешно облизала пересохшие губы.
– Аглая Александровна Милова я. А это супруг мой – Силантий Львович. Вчерась допоздна у сестрицы моей засиделись. В полночь возвернулись и легли спать. Наташеньку жалко до слез, – она тяжело вздохнула и промокнула платочком уголки глаз. – Ежели видели бы, неужто б умолчали?
– Господин пристав, к чему этот допрос? – не выдержал управляющий. – Здесь вам не трактир убогий, а приличный дом. Все жильцы наши – люди благородные, требующие должного обхождения.
– Должного, значится, – задумчиво протянул Гордей. – Ну дык, раз нечего сказать – могут идти.
И парень, и супружеская чета, поклонившись, попятились к лестнице. Только их и видали.
– Аким Лукич, – повернулся к управляющему пристав. – Теперича уж вы сказывайте, были ли у Натальи Васильевны гости?
– Так ведь не было никого. Возверталась к вчерашнему утру вся в слезах. Рукой махнула, к лестнице устремилась. Более из квартиры не выходила. Да и к ней не захаживали, я б знал.
– А может, квасили на двоих, с приятелем? – кивнул Гордей на покачивающегося швейцара. – Вот и пропустили?
– Да я? – ахнул старик. – Да ни в жизнь.
– Сказки рассказываете? – сверкнул на него глазами Ермаков. – Будто не чую. Разит от вас за версту.
Опешив, оба мужчины опустили глаза в пол.
– Виноваты, ваше благородие, бес попутал, – вздохнул управляющий. – Токмо вы уж пожалейте грешных. Погонят ведь в шею, и спасибо за службу не скажут.
– Вы меня жалобить не пробуйте, Аким Лукич. Я слезами не трогаюсь. Привыкши, знаете ли. У меня такие лбы перед каторгой плачут. Давайте честь по чести, все что знаете о Наталье Васильевне Олейниковой, сказывайте.
Знали и сторож, и управляющий о девице не много. Живет без году неделя. Платит исправно и в срок. Из всех гостей, лишь господин Хвалёнов, наш покойный, к ней хаживал. Других мужчин не привечала. Подруг, по всей видимости, не имела. О родне никто ничего не знал.
Закончив допрос и записав показания, мы дождались приезда Стрыкина с Лавуазье. Оставили тело на их попечении. Вышли на улицу. Вдохнули свежий, морозный воздух.
После тошнотворного, перегарного духа, я немного успокоилась. Тот факт, что управляющий видел покойную в слезах, а также смерть единственного, как представляется, близкого ей человека – и вправду могли повлиять на несчастную. Вполне возможно, что убийца вора и репортера здесь не при чем.
– Гордей Назарович, куда вы теперь, в участок?
– Да ежели бы. При вас обещался вдове Задушевской визитец нанести. Время позднее, пара бы уж, – понизив голос, он неловко повел плечами. – Не желаете присоединиться?
Мнется, будто на свидание зовет. Пришлось прикусить губу, лишь бы не расплыться в кривой улыбке. Еще воспримет на свой счет, обидится. Портить отношения с приставом мне, хоть и по отличным от других причинам, совершенно не хотелось.
– Почту за честь…
Не успела я закончить, как в воздухе, прямо над нашими с Гордеем головами, материализовались оба знакомых мне призрака. Мазнув по ним взглядом, я собралась отвернуться, но тут, от стены дома отделился сгусток дыма. Приблизился к невидимым мужчинам и замерцал, принимая очертания… Натальи Васильевны Олейниковой.
– Вот черт, – вырвалось из меня прежде, чем
