Бернард Найт - В поисках заклятия
— Не то чтобы этот приют при церкви был неудобен, — гордо проговорила Ивлин. — Мой отец основал его для путников вместо шумной пивной. Но здесь вам будет намного лучше.
И, интуитивно поняв ситуацию, она могла бы добавить «безопаснее», но придержала язык.
После хорошей трапезы Жильберу показали небольшие покои с входом из зала, являвшиеся единственной комнатой, кроме антресоли и женской спальни. Француз сбросил большую дорожную сумку, вмещавшую его вещи, и с удовлетворением осмотрел постеленный для него на полу толстый соломенный матрац. Когда Джон готовился уезжать в Эксетер, де Ридфор попросил его сообщать о любых изменениях ситуации.
— Твой писарь должен узнать истинные намерения Козимо Моденского, — умолял он.
— Да какую угрозу может представлять для тебя один коротышка-священник, — успокоил его де Вулф. — Даже два его спутника едва ли смогли бы увести боеспособного тамплиера против его воли.
— Это верно, — ответил де Ридфор. — Но он искусный организатор и интриган. Можешь не сомневаться, для грубой физической работы найдутся другие. Вот почему я так хочу знать о появлении любых незнакомых людей. Ты ведь сообщишь мне, Джон? — закончил он с умоляющим видом.
Пообещав де Ридфору держать его в курсе всего происходящего и сразу сообщить ему, когда прибудет Бернар, коронер попрощался. Крепко обняв мать и сестру и забрав Гвина, он поехал через Западную Рощу, желая повидаться с братом. К тому же так тоже можно было вернуться домой, миновав полоску леса, окаймлявшего реку, и оттуда в Кингстентон, так как к этому времени прилив все равно не позволил бы им проехать у Тейнмута.
Уильяма они застали вовсю размахивающим топором, в окружении полудюжины вилланов. Его туника была подобрана между ног и заправлена за широкий ремень, а штаны из саржи терялись в сапогах огромного размера. Вырубали деревья, чтобы увеличить пашню, и волы оттягивали более крупные стволы на древесину и дрова, а ветки сжигали на большом костре.
— Немного найдется господ, работающих вместе с сервами, — пробормотал Гвин с нотками неодобрения подобным панибратством.
— Он это делает, потому что ему нравится махать топором. Как и мне, но я предпочитаю завалить сарацина, а не бук, — ответил де Вулф, ласково глядя на брата.
Заметив их, Уильям бросил на землю топор, и пятнадцать минут братья оживленно беседовали, а корнуоллец тактично пошел поболтать с приказчиком. Джон объяснил Уильяму ситуацию с Ридфором, будучи с братом откровеннее, чем с женщинами.
— Угроза его жизни представляется мне вполне реальной, но он видит убийцу за каждым кустом, — заключил он. — Буду рад, когда приедет этот другой тамплиер и парочка сможет убраться в Ирландию, или куда там еще.
Прощаясь, брат пообещал сделать все возможное, чтобы как можно радушнее принять нежданного гостя. Де Вулф позвал Гвина, и они поскакали по узкой дороге в лес, тянувшийся вдоль приливного берега реки. Небо было затянуто облаками, грозившими дождем, но тот так и не пошел, и всадники перешли Тейн в том месте, где в четырех милях от моря река внезапно сужалась. Передвигаясь в размеренном темпе, они надеялись достичь Эксетера ранним вечером, поехав из Кингстентона через Айдфорд и Кенн.
Коронер и его оруженосец скакали рядом в совершенном молчании. За все эти годы они преодолели тысячи миль вместе, по снегу и в песчаных бурях, в гололед и под палящим солнцем. Оба не отличались болтливостью, и, если не считать воспоминаний за кружкой эля в трактире, темы их разговоров ограничивались насущными делами, такими, как в какую сторону свернуть на развилке дороги, или указанием на хромоту лошади.
Сегодня их кони показывали себя с лучшей стороны, и де Вулф был доволен Одином, достойным преемником его любимого Брана. Размеренной рысью, позволяя жеребцу и кобыле самим выбирать темп, путники могли бы скакать так много часов. По приличной дороге в хорошую погоду при подсохшей грязи можно было преодолевать тридцать миль в день. Это была не главная дорога между Эксетером и Плимутом, но довольно проторенная, пролегавшая мимо множества деревень и клочков обрабатываемой между лесками земли. Так что всадники были несколько потрясены, когда за очередным поворотом столкнулись с полудюжиной вооруженных бандитов, явно настроенных на воинственный лад.
С леденящими кровь криками разбойники кинулись на всадников. Один оборванец взмахнул длинной палкой, пытаясь выбить Гвина из седла. Два других набросились с обеих сторон на де Вулфа: один — размахивая ржавым мечом, другой — тыкая сломанным копьем, у которого недоставало нижней части древка. Еще трое кружили сзади, вооруженные топором, длинным кинжалом и еще одной палкой.
Если разбойники думали, что в их засаду попала пара жирных купцов, возвращавшихся с рынка в Кингстентоне, то крупно ошиблись. На коронера и его оруженосца десятки раз нападали всевозможные злодеи, и они довольно неплохо научились защищаться.
После первых нескольких секунд замешательства сработали рефлексы двух старых солдат. Хотя на де Вулфе не было ни кольчуги, ни шлема, на бедре у него раскачивался длинный меч, а к седлу была приторочена булава с цепью. На Гвине была, по обыкновению, потрепанная кираса из толстой проваренной кожи с подбитыми металлическими шипами наплечниками. Кроме массивного палаша; в петлю седельной луки была продета секира с длинным древком.
Отчаянные крики сопроводил свист одновременно выхваченных из ножен мечей. Гвин, с ликующим воплем и почти маниакальной улыбкой восторга, вздернул свою кобылу на дыбы и, развернув, обрушил копыта лошади на виллана с палкой. Тот вскрикнул от боли, когда железные подковы ударили ему в грудь. Когда виллан, пошатнувшись, повалился на дорогу, Гвин развернул коня к двум разбойникам, подошедшим сзади. Тот, что был с кинжалом, окаменел от понимания, что они выбрали явно неподходящие жертвы для грабежа. Прежде чем разбойник успел сообразить, что к чему, Гвин наотмашь рубанул его мечом по шее. Как подкошенный, бандит рухнул на землю. Из его шейной артерии на лиственный перегной хлынул фонтан крови.
Тем временем де Вулф сражался сразу с двумя разбойниками. Один из них, с искаженным от ярости беззубым оскалом лица, все норовил проткнуть его копьем. Меч коронера был недостаточно длинен, чтобы достать нападающего, и Джон чувствовал, как наконечник копья цепляет его плащ, хотя волчья шкура была достаточно твердой, чтобы выдержать натиск. Когда второй бандит подскочил с другой стороны и попытался ударить по ноге де Вулфа мечом, Джон вонзил шипы шпор в бока Одина. В негодовании жеребец подался вперед, и оба отверженных оказались друг перед другом у пустого места. Натянув поводья, де Вулф развернул Одина, подняв коня на дыбы, и повторил маневр Гвина, пытаясь обрушиться на самого опасного противника — разбойника с копьем.
Тому удалось уклониться от молотящих копыт, но он упал на колени и был попран огромным декстрарием, когда Джон безжалостно развернул Одина еще раз. Железная подкова опустилась прямо между лопатками разбойника, и крики людей и ржание возмущенных лошадей не смогли заглушить хруст сломавшегося позвоночника.
Осознав допущенную смертельную ошибку, четверо других отверженных попытались убежать. Тот, которого Гвин сбил на землю в самом начале, замешкался дольше других и поплатился за это жизнью. Он было рванул к лесу, но огромная рыжая кобыла настигла его, прежде чем он успел добежать до первых деревьев. Гвин, зажавший обнаженный меч под мышкой, чтобы держать левой рукой поводья, вытащил секиру из ремня и сдвинул правую руку вниз по древку. Как только кобыла сравнялась с беглецом, клинообразный обух секиры со свистом опустился на его макушку. Лезвие раскололо череп почти до затылка, и разбойник, конвульсивно подергиваясь, рухнул на дорогу в лужу собственной крови и мозгов. По инерции корнуолльца занесло почти в деревья, но он развернул кобылу, чтобы посмотреть, как обстоят дела у его хозяина.
Двое из оставшихся отверженных уже укрылись в безопасных густых зарослях, но де Вулф преследовал последнего наискосок по дороге, занеся меч, чтобы ударить, как только бандит окажется в пределах досягаемости. Но беглецу повезло: он проскочил между двумя буковыми стволами, лишь на долю секунды опередив опустившееся в нескольких дюймах за его спиной оружие. Деревья и придорожный колючий кустарник были слишком густы, и Один резко остановился, уткнувшись носом в заросли ежевики.
Два бывших крестоносца съехались трусцой и остановились посреди дороги, загоняя мечи назад в ножны. Гвин, растрепавшиеся рыжие волосы которого торчали из-под
островерхой кожаной шапки, широко улыбнулся, не стыдясь своего восторга.
— Давненько мы этим не занимались, коронер! — прорычал он, соскочив с кобылы, чтобы вытереть обух топора о высокую траву на обочине.
