Макс Коллинз - Сделка
– Глэдис, дорогая, вы ошибаетесь – совершенно очевидно, что вы никогда не читали его. Он не красный.
Она слегка покраснела.
– Я сказала «фельетонист», а не коммунист. Я продолжал говорить, пытаясь разбудить ее чувство юмора:
– Дорогая... – сделал я еще один заход, на что она мне сухо заметила, что она мне не «дорогая». И вообще она предпочитает, чтобы ее называли «мисс Эндрюз», на что я заметил:
– Глэдис, это Хэл Дэвис из «Дейли ньюс» звонил, разыскивая меня.
– Вы уверены?
– С чего бы это Вестбруку Пеглеру быть в Чикаго? Но ради Бога, даже если он и приехал, разве он стал бы мне дозваниваться по поводу того, что прихлопнули какого-то чикагского заправилу, занимающегося бегами?
– Прихлопнули?
Она еще недостаточно долго работала с детективами.
– Убили, – объяснил я. – Застрелили. Пришили. Убрали. Бандитский жаргон.
– Если вам так будет угодно, – сказала она равнодушно, растягивая слова.
– Ну... Идите.
– Да, мистер Геллер.
Господи, чего бы я только не дал, чтобы выудить хоть немного сарказма из этой девицы. Она притягивала меня к себе, как кружевное белье, но вовсе не была такой же забавной.
К одиннадцати, как было договорено, пришел клиент – менеджер офиса на Свифт-Планте. Это был типичный клерк, но от него исходила вонь скотного двора. У него была проблема с постоянными мелкими кражами – из столов, ящиков; вскрывали кабинеты, пропадали какие-то мелочи. Я объяснил, что можно было бы разложить ценные вещи на видные места, чтобы приманить вора. На эти вещи мы нанесем специальный краситель, на котором вор оставит свои отпечатки. Я сказал, что предпочитаю сухие краски, которые не пачкаются, но что если рука вора вспотеет, то краску сразу же станет видно. В это время в комнату заглянула Глэдис и прервала нас:
– Он здесь.
Это было не в ее духе – вмешиваться в разговор.
– Кто? – спросил я.
– Мистер Пеглер.
Я покачал головой и улыбнулся: Глэдис еще не видела Дэвиса.
– Скажите ему, чтобы он убирался к черту.
– Не скажу.
– Тогда сообщите ему, что если он хочет услышать мое высказывание, то это обойдется в Эс-Де. Тогда мы сразу от него избавимся.
Глэдис поджала губы, явно не собираясь посылать мне воздушный поцелуй.
– Что такое Эс-Де?
– Сто долларов. Идите.
Она ушла.
– Извините меня, – обратился я к своему клиенту. – Так о чем мы говорили?
– О сухих красителях, – сказал менеджер скотного двора, совершенно сбитый с толку.
Дверь распахнулась, и я услышал, как Глэдис сказала:
– Пожалуйста.
В дверях возник крупный краснолицый человек. Я выхватил пистолет из кобуры, пристегнутой у меня под мышкой, и заорал:
– Руки вверх!
Глэдис закричала, клиент рухнул на пол, а лицо великана побледнело. Он весь съежился. Этот человек был очень хорошо одет: двубортный пиджак в тонкую полоску с модными широкими лацканами; из нагрудного кармана выглядывал уголок затейливо сложенного носового платка; широкий модный галстук темно-синего цвета с абстрактным белым рисунком был завязан большим узлом. Он медленно поднял руки вверх, прищурил глаза, которые прятались под косматыми, но ухоженными сатанинскими бровями.
– Уберите эту забавную штучку, – сказал он. Говорил он уверенно, но его тенор подрагивал. Голос не соответствовал размерам этого человека.
Я обошел вокруг стола, говоря:
– Не опускайте руки, – а затем обыскал его. Он стоял спокойно, но временами бросал на меня сердитые взгляды. От него исходил сильный запах мужского хвойного лосьона.
Он был чист. И в отношении оружия, и в отношении того, что у него была чистая одежда и он был хорошо вымыт. У этого человека были деньги, и, думаю, не от занятий рэкетом. Во всяком случае, это не был человек Нитти.
– Кто вы такой, черт возьми? – спросил я, опуская пистолет, но не убирая его.
– А вы за кого меня приняли, черт побери? Вестбрук Пеглер!
– О!
Теперь была моя очередь судорожно сглотнуть.
– Черт меня подери, если это не вы!
Я повернулся к менеджеру скотного двора, который все еще корчился на полу, похожий на большого жука.
– Вроде бы с вами уже все обсудили, мистер Мертс?
Он встал, отряхивая свою одежду, и сказал:
– Да.
Я сказал ему, что моя секретарша позвонит ему, и он встретится с одним из моих сыщиков. Засим деятель скотного двора удалился. Я закрыл дверь прямо перед хорошеньким сердитым личиком Глэдис.
– Вы не сядете, мистер Пеглер?
– Я не уверен, что стою на ногах. Вообще-то, я не в восторге, когда на меня целятся из пистолета.
– А кому это нравится? – сказал я в ответ. – Садитесь, пожалуйста, – нервно произнес я, пододвигая к нему стул.
Пеглер прокашлялся и сел; я подошел к своему столу, убрал пистолет в кобуру, чувствуя себя смущенным.
– Не возражаете, если я закурю? – спросил Пеглер.
– Нет, конечно.
Он вытащил золотой портсигар со своими инициалами из внутреннего кармана пиджака, достал сигару, а я пододвинул к нему пепельницу со словами:
– Не ожидал, что эта история заинтересует такого человека, как вы.
– А что это за история?
– Убийство О'Хары.
– Ах эта. Да, я утром просмотрел заголовки: он, кажется, занимался бегами? А что, вы имеете к этому какое-то отношение?
– Если я смогу объяснить, – ответил я. Коротко я описал ему всю ситуацию, рассказал про вчерашний инцидент, моих страхах перед преступниками, и о том, как я отказался разговаривать с прессой. – Я ни на секунду не поверил, что сам Вестбрук Пеглер звонил мне.
– Вообще-то я не работаю в Чикаго, – сообщил он, – но в местных газетах с радостью печатают мои фельетоны.
Что верно, то верно. Я часто читал статьи Пеглера. Он был одним из тех журналистских псов, которые моментально хватают тему зубами и уже не отпускают ее Он был одним из тех любителей «жареных» фактов, которые всегда готовы поддержать любую точку зрения лишь бы заслужить или крики восторга, или вопли негодования от своих читателей. Он не поддерживал ни правых, ни левых политиков; он мог воспевать линчевателей за то, что они избавили мир от убийцы, а на другой день журналист сокрушался по поводу нищеты в трущобах. В понедельник он оплакивал судьбу нищих, а во вторник защищал богатых.
– Вы знаете человека по имени Вилли Биофф? – спросил он.
Вилли Биофф? Почему, к дьяволу, Вестбрук Пеглер интересуется этим маленьким жирным существом?
– Ну, да, – ответил я.
– А что вы знаете о нем? Я пожал плечами.
– Вилли занимался сутенерством. Потом, кажется, выступал за профсоюзы, да он, по-моему, и сейчас состоит в одной из профсоюзных организаций.
– Это неверно. Он, по-видимому, является охранником человека по имени Джордж Браун. На самом деле... – тут Пеглер остановился, чтобы выплюнуть следующие слова, как отраву, – состоит в ИАТСЕ – Международном союзе театральных работников.
– Профсоюз работников сцены, – кивнул я. – Да, я знаю Брауна. Он пьяница и хвастун. Но если его поддержать, он может произнести целую речь и вообще разойтись. Какой только чепухи он не начинает нести в разных случаях!
– Но вы его видели в роли руководящего работника?
– Да, конечно, Биофф был мозгом Брауна долгие, Долгие годы. Поговаривали, что Браун выпивает чуть не сотню бутылок пива в день. Поэтому ему, конечно, нужны были чьи-то мозги.
Пеглер слегка улыбнулся, затянувшись сигарой. Из вежливости, подумал я. Он произнес:
– Я встречал... точнее, столкнулся с Вилли Биоффом лишь однажды, много лет назад. Кажется, в тысяча девятьсот тринадцатом. Тогда я постоянно работал в Чикаго. Мой отец был гениальным обработчиком газетных статей в «Американ» в то время и меня взяли на работу из уважения к нему.
– Но вы же еще тогда были ребенком...
– Мне было семнадцать, – ответил Пеглер. Он нарочито пожал плечами, не скрывая своей гордости. – В то же время я работал для «Юнайтед пресс». Я могу жить на востоке, мистер Геллер, но я принадлежу к чикагской школе журналистов. А нью-йоркская школа занимается... – и дальше он вновь заговорил с отвращением, – этикой и манерами. Репортеры из соперничающих изданий нередко вместе собирают материалы и факты, работая над одним и тем же происшествием. – Мысль о таком подходе к делу была невыносима для Пеглера. Поэтому он заулыбался, описывая чикагскую школу журналистики. – Мы – другое дело. Мы радовались любому происшествию, даже ночным кражам со взломом. В погоне за сенсацией мы были готовы на все. Мы бы в жизни не помогли репортеру из соперничающего с нами издания, даже если бы он лежал на дороге, истекая кровью. Ха! Мы боролись, хитрили, и если уж быть до конца откровенным, ненавидели друг Друга.
Похоже, ностальгия поглотила его, он, кажется, забыл и про Вилли Биоффа, и про Джорджа Брауна, и про Натана Геллера. Но я не забыл ничего этого.
Потом Пеглер ответил на вопрос, которого я так и не задал.
– Я видел Биоффа, когда он освещал жизнь полицейских участков и управлений. Я практически бездельничал в то время: ездил иногда на пожары, фотографировал, болтался в Сити-Холле по выходным; там, кстати, я проиграл в покер Бену Хетчу и Джейку Линглу. Пожалуй, полицейский участок на Гаррисон-стрит помог мне лучше всего набраться опыта.
