Росс Кинг - Экслибрис
Ближайшая к «Редкой Книге» почта находится на Тауэр-стрит, около Ботольф-лейн. Я без труда нашел ее и, опустив письмо в щель почтового ящика (этакое крепко сколоченное сооружение, прикованное к стене цепью), под вечерний звон быстро пошел обратно по Фиш-стрит-хилл. Услышав этот погребальный сигнал, двое часовых слегка оживились, собираясь закрыть скрипучие ворота моста. Решетка начала медленно опускаться. Я успел как раз вовремя проскочить под ней и с радостью увидел вновь черно-белый корпус моего «Редкого Дома», чей силуэт вздымался передо мной на фоне темного неба.
Через полчаса мое письмо вынули из ящика и доставили в отдел внутренних доставок, который занимал верхний этаж Почтового двора на Клок-лейн. Здесь при свете свечного огарка, среди хаоса ярлыков и печатей, веревку отрезали перочинным ножиком, а запечатанное облаткой письмо аккуратно вскрыли, чтобы служащий мог переписать его слово в слово. Затем писарь отнес копию на нижний этаж, в комнату побольше, где другой чиновник сидел за письменным столом, барабаня по нему пальцами правой руки. Сидел он спиной к двери.
— Сэр Валентайн, — пробормотал вошедший, по имени Оттермоул.
— В чем дело?
— Еще письмо, сэр. Из «Редкого Дома».
Сэр Валентайн повернулся, скрипнув кожаным креслом. Писарь положил копию письма на стол и, поднявшись на свой этаж, вновь сложил письмо по старым складкам и аккуратно запечатал его каплей воска. Теперь письмо также отправлялось на первый этаж. Возле дверей стояло полдюжины сумок с медными оковками. Сэр Валентайн уже куда-то исчез. На улице, в тесном каретном дворе, упряжку лошадей запрягали в почтовую карету, которая должна прибыть в Оксфорд примерно через пятнадцать часов, сделав по пути пять остановок.
Оттермоул поднялся по лестнице обратно в свой отдел внутренних доставок. За время его короткого отсутствия на столе появилась новая пачка запечатанных писем. Вздохнув, он сел перед своим свечным огарком и, вооружившись ножичком, собрался разрезать бечевку очередного письма. Как обычно, ему предстояло работать всю ночь.
Глава 2
Окаймленный дымкой ноябрьского тумана Пражский замок, возвышавшийся на другом берегу Влтавы, выглядел спокойным и мирным. Всю ночь валил густой снег. Умолкли даже фонтаны во внутренних дворах, их журчащие воды замерзли, а арки и ворота покрылись слоем свежевыпавшего снега в несколько дюймов толщиной. Под крепостными валами едва различались очертания садов и аллей с подстриженными деревьями, четкий порядок которых нарушали беспорядочные трещины теней. Пожар в Испанских залах уже несколько часов как утих — слишком мало там оставалось книг, чтобы дать пищу огню, — но призрак черного дыма неподвижно висел в воздухе. Казалось, весь замок плывет в каком-то молчаливом взвешенном состоянии, выжидающе затаив дыхание. Но вот послышались редкие оружейные выстрелы, пока далекие; постепенно они становились все ближе и громче. Времени оставалось мало, самое большое день до того, как солдаты переправятся через Влтаву и ворвутся в ворота Старого города. А еще могут появиться казаки, о которых рассказывают такие ужасы.
Стоя на балконе дома, выходящего на Староместскую площадь, Эмилия вздохнула, выпустив легкое облачко пара, и прислушалась к доносившимся снизу крикам. Исход продолжался. Кучки слуг старательно закрепляли корзины на вьючных мулах или набрасывали брезентовые чехлы на перегруженные повозки и фургоны, чьи колеса избороздили весь снег на площади. Мужчины трудились всю ночь. Внизу стояло пятьдесят с гаком телег, в основном уже загруженных и запряженных ломовыми лошадьми и рыжеватыми волами, которые с сонным видом покачивали головами из стороны в сторону. Этот караван огибал всю площадь и исчезал где-то на окутанных туманом улочках. По утоптанному снегу носились ливрейные пажи; несколько верховых легким галопом курсировали вдоль фургонов с вещами, извергая английские и немецкие проклятия. На противоположной стороне площади, под часовой башней городской ратуши, подковывали тяжеловоза. Приглушенный стук молота долетал до балкона спустя долю секунды после удара кузнеца, и оттого все зрелище казалось фальшивым и безумным — словно некий чародей плохо оживил картину.
Сжав руками покрытые инеем перила, Эмилия подалась вперед, навстречу морозному воздуху, и пристально смотрела поверх покрытых снегом труб и крыш на запад, туда, где в пяти милях от города высилась Белая гора, сокрытая завесой серого тумана. Летний дворец захватили этой ночью. Убили всех — и солдат, и придворных. Ее взгляд скользнул вниз по склону холма к Влтаве, где заржавленные клинки порой посверкивали под соломенными крышами в пробитых стенах оштукатуренных домов. Она мельком увидела жуткий балет, исполняемый телами, уносимыми рекой вниз по течению, — с раскинутыми руками, с фалдами мундиров, вздымающимися за спиной подобно крыльям ангелов. Моравские пехотинцы. Прошлым вечером, ища спасения в Старом городе, они пытались, но не смогли переплыть реку.
Спасение? Эмилия опустила глаза и, отойдя от перил, получше запахнула плащ на плечах. Всю ночь тут ходили слухи, один хуже другого. Войскам из Трансильвании, впрочем как и из Англии, так и не удалось дойти до Праги, а мадьярская кавалерия либо была разбита, либо перешла на сторону императора. А первые казаки уже появились на вершине горы и начали спускаться по склону в сторону моста, чьи ворота не смогут надолго задержать их. Католики торжествовали. Прага будет разграблена, а ее жителей бросят в тюрьмы и подвергнут пыткам, всех до единого, кого не успеют истребить. Господи, спаси их души!
Только короля Фридриха никто не возьмет в плен. Он уже бежал в Глатц и спрятался в своей крепости, как утверждали другие слухи. Но королева все еще здесь, в этом доме, и также готовится к бегству. Всю ночь Эмилия слышала резкие повизгивания ее обезьянки, всю ночь хлопали двери ее покоев, пропуская и выпуская толпы посланников и советников. Сейчас наступало время, когда паж или звон колокольчика обычно призывали Эмилию и других придворных дам на длительную церемонию облачения королевской особы в одеяния из шелка и дамаста, церемонию застегивания пуговок, завязывания бантиков, нанизывания украшений и, наконец, завивания волос горячими щипцами, завершающего волшебное превращение изящной и хрупкой Елизаветы в королеву Богемии. Но нынешним утром не было слышно ни призыва пажа, ни звона колокольчика. Может, про нее забыли? Здесь она также не нашла никаких следов Вилема, ни в доме, ни на площади, а дым по-прежнему не поднимался из труб на Злате уличке. И вот она стояла на балконе — позавтракать было нечем, почитать нечего — и ждала.
На площади раздался крик, и она, взглянув вниз, увидела сэра Амброза Плессингтона, тяжелой походкой вышагивающего по снегу. Он-то, по крайней мере, вполне обычное явление и постоянно попадается ей на глаза. Прошлой ночью он сопроводил ее наверх в отведенную для нее комнату и, не сказав ни слова, удалился, держа под мышкой свой переплетенный в кожу манускрипт. Сегодня утром этой книги у него уже не было, хотя он следил за погрузкой ящиков с книгами в один из фургонов, приподнимая своим ятаганом их крышки, а потом накрепко забивая молотком. Должно быть, грузили не меньше сотни ящиков. Девушка уже десятый раз задавалась вопросом, что же он делал вчера вечером в библиотеке. Может, именно он стоял за исчезновением Вилема? Ведь они, судя по всему, знакомы друг с другом. Возможно даже, Вилем участвовал в каком-то тайном заговоре, который и привел в Прагу этого англичанина. От Вилема она узнала, что в библиотеке помимо множества книг и рукописей есть секретный архив, запертое подземное помещение, где хранятся самые ценные и даже опасные книги, внесенные в Index Librorum Prohibitorum, Ватиканский список запрещенных книг. Лишь горстка людей имела доступ в это таинственное убежище. Сотни ученых ежегодно приезжали в Прагу, чтобы ознакомиться с библиотекой, — ученые, чье появление, подобно ласточкам или кукушкам, возвещало о наступлении весны. Но никому и никогда не позволялось заглянуть в книги секретного архива. Даже Вилему, хранителю библиотеки, не разрешалось читать их. Среди них есть трактаты, пояснял он, таких религиозных реформаторов, как Гус и Лютер, брошюры их последователей и множество других еретических книг. Хранились там и труды знаменитых астрономов, к примеру «Об обращении небесных сфер» Коперника и сочинение Галилея о приливах и отливах, а также разнообразные трактаты, как о комете 1577 года, так и о новой звезде, что появилась в созвездии Лебедя, — считалось, что все эти книги противоречат свято чтимой мудрости Аристотеля. Вилем не одобрял такую секретность, особенно когда дело касалось научных изысканий. Как много вечеров на Злате уличке провела Эмилия, выслушивая его гневные проклятия насчет Index Librorum Prohibitorum! Книги, подобные трудам Коперника и Галилея, должны побуждать ученых и астрономов к спорам, настаивал он, дабы отбросить старые предрассудки, просветить невежественных и наставить мир на путь великого обновления знаний. Какие бы мудрствования ни содержались в этих книгах, они выглядят опасными лишь постольку, поскольку их прячет от мира горстка скрытных людей, подобных кардиналам Святой палаты, которые желали править народами подобно тиранам.
