Эндрю Олвик - Следы апостолов
«Ну что, грохну я сейчас этого немца, и как быть потом, — думал Тычко. — Вон их сколько, по-любому окружат и убьют. Ребятам все равно хана! А так хоть я один спасусь и потом за всех отомщу». Большим пальцем правой руки Антон отщелкнул затвор вверх, и, стараясь не шуметь, скрылся в лесу в направлении хутора. Сзади послышались две короткие автоматные очереди. Бой был окончен.
Через час Антон был на месте. Он спрятал винтовку в стогу за сараем, забрался на чердак и принялся обозревать окрестности в маленькое окошко, готовясь к самому худшему. Он даже несколько раз перекрестился, что никак не подобало бойцу Красной Армии, когда вдалеке проследовала шеренга немецких солдат. До Тычко донеслись лишь обрывки их резкой речи и залихватский победительский смех. Солдаты спешили навстречу своим дальнейшим победам и не стали отвлекаться на такую мелочь, как одиноко стоявший у леса одинокий хутор. Лишь один пехотинец, видимо снайпер, кинул быстрый взгляд на покосившуюся вдовью халупу в оптический прицел своей винтовки. Не увидев ничего интересного, солдат помочился на трухлявый пень, отряхнулся, повесил винтовку за плечо и поспешил догонять своих товарищей.
Тычко отринул от окна, его сердце бешено заколотилось. «Все, — думал он, — засекли! Сейчас немцы вернутся, обыщут дом, найдут меня и расстреляют!».
— Инга, — позвал он свою вдовушку, — у тебя от мужа одежда где? Неси быстро!
— Да какая одежда, Антон, — отозвалась хозяйка, — в единственном костюме и похоронили. А все остальное я выкинула. Только плащ один и остался.
Тычко тяжело вздохнул, размышляя о том, что под плащом не очень-то и спрячешь пограничную форму. Только и остается, что сидеть тихо и молиться, чтобы вдовушка не выдала, если, не приведи Господи, немецкие солдаты все же заглянут в дом. Вот же беда, даже оружия никакого нет, да и что толку, если бы оно и было, один в поле не воин.
Под вечер, прикрывшись плащом, Антон отважился на вылазку к месту своей службы. Больше всего его поразила стоявшая вокруг тишь. Она никак не вязалась с увиденной Антоном картиной побоища, произошедшего всего лишь несколько часов назад. Неужели это то самое место? Неужели смерть действительно так страшна? Тычко захотелось прикрыть глаза и скорее покинуть это зловещее место, но мелькнувший на опушке енот заставил его совершить, пожалуй, единственный в жизни добрый поступок.
— Полакомиться, суки, собрались, — разжимая пальцы и вынимая из оторванной руки командира заставы пистолет «ТТ», заорал Тычко, — не выйдет! Антон вскинул пистолет в сторону зверя и нажал на курок. Выстрела не прозвучало. Видимо, командир расстрелял во врага все патроны. Тычко скинул гимнастерку, сволок трупы и оставшиеся части тел своих сослуживцев в траншею и присел перекурить. Потом он вооружился саперной лопатой и засыпал товарищей по службе свежим, недавно вырытым ими же суглинком из бруствера. «Зря укреплялись, ребятки, — подумал Тычко, — против снаряда пулей не попрешь». Антон соорудил из досок могильный крест. Украсил его вместо Спасителя гербом СССР с раскуроченного артиллерией пограничного столба и, тяжело дыша, присел отдохнуть на могильный бугорок.
«Это все, наверно, какая-то провокация, — думал Антон, — не может быть, чтобы Сталин не дал врагу отпор. Пройдет несколько дней, и Красная Армия погонит немцев назад. А может, это учения? Да какие к черту учения, если после них остаются трупы! Как же быть? Ладно, самым лучшим будет встретить отступающего врага огнем из тыла, а для этого нужно вооружиться. Знать бы только, когда это отступление. Как бы там ни было, но оружие не должно просто так валяться на земле, непорядок, — рассуждал Тычко с точки зрения своей завхозной должности. — Пулемет, винтовки и патроны нужно припрятать, а подождать отступающих немцев можно и у моей вдовушки».
Тычко собрал оружие и закопал его в небольшой яме неподалеку от заставы. Вещевой мешок забил под завязку тушенкой с разбитого склада, набил карманы патронами для пистолета и пошел к хутору.
Отступления немцев Тычко ждал до ноября. Вдова раздобыла ему гражданскую одежду, вдвоем они перетаскали и припрятали все продукты с заставы, так что дожидаться своих можно было сколько угодно. Однажды в райцентре местные полицаи поинтересовались у вдовушки, а что это за мужик живет с ней на хуторе. Неужели муженек-покойник воскрес? Та послала их к чертовой матери, на что полицаи пообещали заглянуть на хутор в ближайшее время и вернуть покойника обратно в могилу.
Антон понял, что пора уносить ноги из этих мест. Судя по сводкам с фронта, военная ситуация складывалась в пользу немцев, ждать своих не было смысла, да и сидеть на хуторе в ожидании погибели было бы непомерной глупостью. Нужно пробираться туда, где его знают — в деревеньку под Минском или на родину под Несвиж, где, дай Бог, еще остались родственники. Дома ведь и родные стены помогают, да и вдрвушку компрометировать не хочется, она и так много для него сделала.
Совершая ежедневные сорокакилометровые переходы, Тычко за неделю добрался до несвижских родственников. Идти дальше у него не было никакого желания. По дороге он и так натерпелся достаточно страхов. Родня с трудом узнала Антона. В ватнике, подпоясанный ремнем, за которым торчал небольшой топорик, он походил на лешего и совсем уж не напоминал отважного бойца Красной Армии.
Тычко несказанно повезло и на этот раз. Через два дня, гладко выбритый, одетый в выстиранную военную форму, которую он с огромным риском принес с собой в вещевом мешке, Антон был представлен дядькой командиру Шмелю.
Командиру ничего не оставалось, как поверить в рассказ Тычко о героической битве до последнего патрона. О том, как он голодный, с вывихнутой ногой, долго полз по лесам и болотам к своей родне. Питался в лесу сыроежками и черникой и даже пристрелил по дороге двух немецких солдат. Тычко сначала хотел записать в актив четырех фашистов, но бросив взгляд на внимательно слушавшего его рассказ особиста, ограничился двумя. Начальник особого отдела пристально изучил военный билет Антона, вздохнул и вышел из землянки. Ничего, на чем бы было можно зацепить старшину, в голову не приходило. Обычная для военного времени правдоподобность.
Тычко, как человека в погонах, поставили на должность командира отделения, и, воспрянув духом, старшина тут же приступил к строевой муштре подчиненных ему бойцов. К моменту прихода в отряд Адама Антон уже чувствовал себя старожилом, с презрением относясь к пришедшему после него пополнению.
Бойцы отряда не испытывали к старшине уважения, считали его твердолобым тираном и скрежеща зубами выполняли его глупые приказы.
— Вот уж никак не ожидал увидеть тебя здесь, — ехидно сказал Антон и в сомнении протянул Адаму ладонь для рукопожатия.
— Это точно, — ответил Адам, — пути Господни неисповедимы. — Он засунул руку в карман галифе и с задумчивым видом начал там что-то искать. Тычко так и стоял перед ним с глупо протянутой рукой, пока Адам не вынул пачку папирос, не закурил и только после этого пожал влажную ладонь Антона.
— Я грешным делом подумал, что ты сейчас подкову достанешь, — фальшиво засмеялся Тычко, — ладно, что старое помянет, тому глаз вон. Люди сказывали, будто ты в польской армии служил? Теперь вижу, что врали. Да, тяжело вашему брату пришлось.
— Кому тяжело, кому повезло, — прищурился Адам, — ты, как я посмотрю, тоже судьбой не обижен.
— Ага, не обижен, — посетовал Тычко. — Знаешь, сколько я горя хапнул, по немецким тылам бегая? Два раза из окружения чуть ноги унес.
Мимо собеседников прошла Стефания. Адам никак не ожидал увидеть ее в отряде на второй день своего пребывания. Он проводил девушку взглядом и про себя усмехнулся, вспоминая их знакомство, поцелуй и удар коленом в пах. Девушка удостоила Адама коротким, оценивающим взглядом, замурлыкала себе под нос польскую песенку и скрылась в землянке командира отряда.
— Эх, хороша, чертовка, — загляделся на Стефанию Тычко, — связная наша. Давно к ней подкатываюсь, но пока безрезультатно. Но ничего, рано или поздно я ее прижму в укромном местечке… Ты мне так и не ответил, ты действительно в Войске Польском на службе состоял, или это все сказки?
— А это, Антоша, — не твое собачье дело, — зло ответил Адам. — И мой тебе совет, ты бы поменьше помело свое распускал. Меньше знаешь, крепче спишь. Так оно будет лучше. Пока я тебя еще раз не подковал. Будь здоров! — Адам презрительно выплюнул окурок под ноги Тычко, и, насвистывая ту же, что и Стефания, польскую песенку ушел по своим делам.
Тычко почесал затылок, довольно присвистнул, развернулся на каблуках на окурке Адама и отправился искать особиста, чтобы сообщить ему важные новости.
Начальник особого отдела внимательно выслушал информацию старшины про Адама, поблагодарил за бдительность, но к его глубокому удивлению озвучил стукачу те же самые мысли, которые Тычко услышал несколько минут назад из уст самого Ковальчика. «Чертовщина какая-то», — подумал Антон и в задумчивости покинул землянку особиста.
