Елена Михалкова - Тайна замка Вержи
Не слишком-то Николь ему тогда поверила. Разве может она выбрать, служить ей Элен или нет? Вот то-то и оно.
Старуха пристально посмотрела на нее своими виноградными прозрачными глазами.
– Смерть? Не спрашивает, верно. Иначе вряд ли ты выбрала бы помереть в лесу, затравленная паршивыми псами.
– Собак у них не было, – тихо возразила Николь.
– А кто сказал, что я о собаках?
Она поднесла к ее губам чашку с отваром.
– Пей, не болтай.
Снова этот запах от ее ладоней – свежий и горький, отгоняющий дурные сны и плохие мысли.
– Он снился мне сегодня, – вслух подумала Николь.
– Кто?
– Маркиз де Мортемар.
– Сегодня? – хмыкнула старуха. – Как бы не так.
Николь непонимающе уставилась на нее.
– Я притащила тебя сюда, когда была гроза. Позапрошлой ночью. И с тех пор ты не просыпалась.
Девочка чуть не поперхнулась лепешкой.
Ведьма хлопнула ее по спине – удар вышел чувствительный, будто лопатой приложили, – и успокаивающе заметила:
– Это хорошо. Крепкий сон лечит тело и душу. А у тебя болело и то, и другое.
Она проследила, чтобы Николь выпила отвар до последней капли, и обтерла ей губы чистой тряпицей.
– Может быть, в этом месте время течет по-другому? – Николь никак не могла поверить, что прошло больше суток. Ведь пропал же когда-то трубадур Гильом Шестипалый, заслушавшись песней феи. Пока фея пела, лист, упавший с макушки дуба, успел лишь опуститься на траву рядом с Гильомом, а у людей минуло двести лет.
– В этом месте? – хмыкнула старуха. – Уж не думаешь ли ты, что попала в рай?
Николь покачала головой:
– Вряд ли там так паршиво кормят.
Ведьма затряслась от смеха.
– Твоя правда, лягушоночек! Хоть мне и не доводилось бывать в раю, но думаю, что кушанья там будут повкуснее этих.
Она сгребла посуду и ушла.
Безразличие, охватившее было Николь, рассеялось без следа. То ли помогла лепешка, больше похожая на лекарство, чем на еду, то ли крепкий травяной отвар. И тело, еще недавно невесомое, как стрекозиное крылышко, понемногу налилось тяжестью.
И все-таки, где она?
Последнее, что помнила Николь, – короткий полет, закончившийся ударом о всхлипнувшую размокшую землю. Едва ее тело коснулось дна, со всех сторон потянулись растопыренные лапы, вылезающие из стен могилы. Потом сверху возникло лицо с белыми космами, в нос ударил тяжелый запах мертвечины – и все закончилось.
Николь заскреблась на постели, пытаясь подняться.
– Эй, лягушоночек, – окликнула старуха. – Что это ты задумала?
Медвежья шкура тяжела, как могильная плита! Николь со стоном свалила на пол покрывало и села на топчане. Босые ноги окунулись в пушистый мех.
– А ну стой!
Прежде, чем старуха добежала до нее, Николь неимоверным усилием вытолкнула тело вверх и застыла, покачиваясь, как стебелек на ветру.
Получилось!
Но радость ее продлилась недолго. Ноги подогнулись, и Николь свалилась прямо на руки подоспевшей ведьме. Забытая рана тотчас напомнила о себе пронизывающей болью.
Старуха подхватила ее, подняла и переложила на топчан.
– Куда это ты собралась? – осведомилась она. – Решила сбежать от меня, лягушоночек?
От бессилия и слабости Николь расплакалась. Голая, жалкая, как полудохлый червяк, она скрючилась на кровати и уткнулась лицом в сгиб локтя, чтобы укрыться от насмешливого взгляда. Она чувствовала, что старуха смотрит на нее с довольной ухмылкой: можно не бояться, что птичка улетит из клетки. Да и какая из нее теперь Птичка… Лягушоночек – и только, права ведьма.
– Что с тобой, Николь?
Девочка вздрогнула от изумления.
Топчан скрипнул, когда старуха села рядом с ней.
– Тебе рано вставать на ноги. Неужели ты и в самом деле думала убежать? Зачем? Я не стану держать тебя силой, поверь мне.
Грубоватый голос ведьмы звучал теперь мягко, и насмешки в нем не было.
Николь шмыгнула носом и неожиданно для себя призналась:
– Я хотела взглянуть, что за дверью.
– И для этого встала на ноги? Золотце, из тебя вылилось столько крови, что даже опорожняться тебе нужно с молитвой. А ты решила полюбоваться на солнышко?
Николь молча помотала головой. Не объяснять же ведьме, что она лишь надеялась понять, где они находятся. Вдруг снаружи светит вовсе не солнце, а багровые костры, которые жгут гномы глубоко в подземельях? И чирикающая птичка – вовсе не птичка, а обманка. Колдуньи горазды на такие проделки. Гильом Шестипалый четыре года развлекал троллей своим пением, думая, что выступает перед королем на пирах, а все потому, что колдун навел на него морок по просьбе подземного народа.
– Что ж, ладно, – вдруг раздалось сверху. – Вставай, только тихо.
Ведьма помогла девочке сесть. Не успела Николь опомниться, как на ее плечи набросили длинную накидку из тонкой серой шерсти, перепоясали простой веревкой, ноги обули в войлочные башмаки.
– Держись за меня.
Старуха подвела пленницу к двери, отодвинула засов и толкнула дверь.
Николь окатило, точно волной, теплым воздухом, птичьим щебетом и взволнованным шелестом листвы. Схватившись за перила, девочка сама сделала несколько шагов и остановилась, широко раскрыв глаза.
Вокруг был лес. Солнце ткало золотую паутину в его раскидистой кроне, подпиравшей небо, вспыхивало в непросохшей с ночи росистой траве. Николь никогда не доводилось видеть таких огромных дубов. Среди могучих кряжистых стволов, настоящих великанов лесного царства, стояли навытяжку темно-синие стражи – колючие веретена можжевельника. Запах их – крепкий, смолистый – был словно густое пьянящее вино, способное сбить с ног одним ароматом.
– Насладилась? – грубовато спросили сзади. – А теперь живо давай обратно.
Вместо того, чтобы послушаться, Николь опустилась на нагретые доски крыльца и облизнула пересохшие губы.
В высокой траве искрились стрекозы. На краю леса щедро разливалась розовая пена благоухающей жимолости.
– Как мы здесь очутились?
– Вышли через дверь, – фыркнула старуха.
– После кладбища.
– Не твое дело. Дай-ка руку.
– Я помню, что лежала в могиле, – настойчиво повторила Николь. – Как мы оказались посреди леса?
Старуха обогнула сидящую девочку, присела перед ней на корточки. В зеленых глазах засветилось насмешливое любопытство.
– Да ты осмелела, лягушоночек. От свежего воздуха, а?
Николь не отвела упрямого взгляда.
– Как мы здесь оказались?
Ведьма сдалась:
– Я вытащила тебя из ямы и принесла сюда. Ты лежала в беспамятстве, волочить тебя было не так уж и тяжело.
– А всадники?
– Удрали. Может, ты не знаешь, – старуха оскалилась в неприятной усмешке, – но меня здесь побаиваются.
Николь отвела глаза. Ее разрывали противоречивые чувства.
Ведьмы служат дьяволу.
Но эта ведьма спасла ее.
Она желает тебе зла!
Она привязывала капустные листья к ее ногам, чтобы унять жар.
Вспомни, что она сотворила с деревней Левен!
Она пообещала, что Николь уйдет, когда пожелает.
Маркиз де Мортемар найдет ее и прикончит, он сможет, ему хватит сил.
Если бы не она, я бы уже была мертва.
– Ты – колдунья! – сердито воскликнула Николь, пытаясь убедить саму себя.
Старуха оскалилась шире:
– Это уж как тебе будет угодно, лягушоночек.
– Ты выбралась из гроба! – жалобно сказала Николь.
– Из могилы, – поправила колдунья. – Неплохо вышло, э? Малость разукрасила себя землей, как услышала конское ржание. А потом увидала тебя и решила, что не повредит напустить страху на этих дурней.
– Ты ведь не знала, зачем они преследуют меня.
– Не знала, – кивнула старуха. – Считай, что они пришлись мне не по душе.
– Потому что зашли на твое кладбище?
– Может и так. А может, мне не по нраву, когда дюжина вооруженных мужиков пытается расправиться с одной маленькой дурочкой.
– Ты… ты… Ты глумишься над мертвыми!
Усмешка исчезла с лица старухи. Она прищурилась.
– И что же, по-твоему, я с ними делаю?
– Ты достаешь из гробов истлевшие кости и пускаешь их на отвар, – отчеканила Николь.
– Ох, и крепкий же, должно быть, получается бульончик! – ведьма потерла руки. – Хотя от курицы было бы больше проку, и не нужно возиться в земле. Что еще?
– Ты отрезаешь у них волосы и плетешь сети для снов, – чуть менее уверенно сказала Николь.
– Тоже неплохо, – согласилась старуха. – Плести сети из волос – мое любимое занятие. Не сгодятся для кошмаров, так подойдут для плотвы. И это все? Не может быть. Выкладывай.
Девочка замялась. Как же трудно говорить, когда колдунья сидит всего в одном шаге от тебя!
И не потому, что страшно.
Но эти жуткие ведьминские тайны при дневном свете кажутся отчего-то…
Глупыми. Как не раз говорил вредный лекарь Венсан Бонне.
– Еще ты вынимаешь кишки из их чрева, – тихо проговорила Николь, – и раскладываешь вокруг нор цвергов, набив их любимым лакомством, жареными птичьими горлышками.
