Опасное поручение - Виталий Кулак
— Здравствуй, здравствуй, Александр! — первым заговорил Корсаков, когда мы вошли в большую гостиную, располагавшуюся на первом этаже двухэтажного сенаторского дома. — Давно тебя не видел. Куда это ты пропал?
— К невесте своей ездил, к Елене Павловне Старосельской. Только вчера вернулся.
— Как поживает Елена Павловна? Её батюшка так неожиданно умер. А ведь мог ещё жить и жить. Какое несчастье…
— Спасибо, Алексей Иванович, она, конечно, очень переживает смерть отца, но не впадает в отчаянье.
— Вот это правильно. Это очень правильно, любезный мой друг.
В этот момент Белевцов вспомнил обо мне и представил меня сенатору:
— Алексей Иванович, позвольте рекомендовать вам Владимира Сергеевича Версентьева. Он мой хороший знакомый, а также хороший знакомый Елены Павловны.
— Рад нашему знакомству, молодой человек, рад, — хозяин дома с интересом рассматривал меня. — Я, кажется, раньше был немного знаком с Сергеем Ивановичем Версентьевым. Он не родственник ли вам?
— Он мой отец, ваше превосходительство.
— Понятно… Хороший был человек ваш отец. Да-с, очень хороший. Но давайте без особых церемоний, без званий. Обращайтесь, пожалуйста, ко мне по имени и отчеству. Договорились?
Я вежливо поклонился в знак согласия. Если хозяин дома был знаком когда-то с моим отцом, то ему, конечно, известно, что потом после его смерти приключилось со мной. Я был благодарен Корсакову за то, что он не стал говорить об этом. Как мало, в сущности, нужно человеку для признательности.
Хозяин сел в роскошное кресло, отделанное кожей, и пригласил нас присесть напротив него в такие же кресла.
— А не хотите ли, судари мои, что-нибудь выпить или закусить?
Мы с Белевцовым отказались. Завтракали мы недавно, а для вина и рома было слишком рано.
— Тогда, может быть, табачку желаете? — хозяин указал рукой на маленький столик, стоявший возле его кресла. На столике ровными рядами выстроились красивые табакерки, в которых находился, без сомнения, самый лучший табак.
Мы опять дружно отказались. Я предпочитал курить трубку, а Белевцов совсем не признавал табак.
— Экие вы капризные гости. Не хотите ни есть, ни пить, ни табака. Ну тогда, молодые люди, говорите, зачем пожаловали ко мне, старику. — Корсаков смотрел по очереди то на Белевцова, то на меня, ожидая ответа.
Я не заставил его долго ждать.
— Видите ли, Алексей Иванович, мне нужно повидаться с Джорджио Бернарди, итальянским живописцем, который живет в России. Мы подумали, что Вы, возможно, знаете, где его можно найти.
— Бернарди…, — повторил за мной сенатор. — Да-да, слышал я о некоем Бернарди, итальянце. Но зачем он вам нужен? Уверяю вас, сударь, это не тот человек, с которым следует иметь дело. Он пустой человек, как говорят у нас в России, кутила и любитель плотских удовольствий, если Вы понимаете, что я имею виду. Однако, в таланте ему не откажешь. Видел я его картины. Написаны талантливо, технично, но вот сюжеты там совсем неприличные. Девушки и всё такое прочее. Вы понимаете меня?
— Да, кажется, понимаю, — я вежливо улыбнулся, хотя на самом деле его слова вызвали у меня удивление.
— Но все-таки, может быть вы знаете, где он живет или где он бывает?
Сенатор как-то по-новому посмотрел на меня. Потом он пожал плечами и сообщил:
— Как знаете, молодой человек, как знаете… Где живет Бернарди — мне не известно. Встретить его можно, наверное, в Биргер-клубе, что возле Адмиралтейства. Поспрашивайте там.
Я поблагодарил хозяина дома за полезную информацию, но он уже потерял интерес ко мне, к Белевцову, да и вообще к нашему разговору. Мыслями он, наверное, был в обществе своих скульптур и картин. Кажется, настало время уходить, но Белевцов не спешил.
— Алексей Иванович, а не покажете ли нам свою галерею? Хочется опять увидеть вашу прекрасную коллекцию. Да и Владимиру Сергеевичу будет интересно посмотреть.
Лицо хозяина дома сразу же просветлело, он оживился.
— Если у вас, молодые люди, есть такое желание, то почему бы и не показать. Извольте. Нужно развивать в себе чувство прекрасного. Интересуйтесь живописью, судари мои, и тогда вы будете по-настоящему образованными людьми. Это вечное искусство!
Говорил он немного пафосно, но в целом я был с ним согласен. Уж лучше интересоваться живописью, чем вином и картами. Почему? Этому есть несколько причин, и главная из них — живопись не даст вам наделать столько глупостей, как карты и вино.
Хозяин провел нас в очень просторную и хорошо освещенную галерею. В ней мы провели, наверное, целый час. Признаюсь, коллекция Корсакова на меня произвела гораздо большее впечатление, чем картины Пасынкова.
Сенатор подводил нас то к одной, то к другой картине, рассказывал про её автора, об истории её создания. В его собрании оказались картины величайших художников мира. Там были работы Джордано, Рембрандта, Рафаэля, Тициана, Леонардо да Винчи, Дюрера, ван Дейка, Пуссена и других гениальных живописцев.
— Прошу обратить внимание, господа, вот на эту картину. — Корсаков подошел к полотну, в центре которого изображалась женщина в белой одежде, в ногах у которой лежал мертвый белый страус. — Это картина «Правосудие», написанная Лукой Джордано в 1680-е годы.
Мы остановились возле этой картина. На мой взгляд, она хоть и написана мастерски, но сюжет её непонятен. Видя мое недоумение, сенатор объяснил:
— Фигура женщины в белом в центре композиции — это как раз и есть Правосудие, а мертвый белый страус является одним из её атрибутов. Вам ясно?
Мы с Белевцовым дружно закивали головами, хотя мне и после объяснения не слишком была понятна ценность сюжета. Другое дело запечатлеть славную битву, победу русского оружия, а не аллегорическое Правосудие с мертвым белым страусом в придачу. Но Белевцов оказался большим ценителем классической живописи, чем я. Он поинтересовался:
— Скажите, Алексей Иванович, откуда у вас это чудо? Картина великолепна!
Сенатор самодовольно улыбнулся.
— Её в прошлом году подарил мне Великий князь Константин Павлович. Только недавно я её выставил в своей галерее. Так что любуйтесь.
Расставался с нами сенатор Корсаков любезно, пригласил заходить к нему «в любое удобное время». Мы вежливо с ним распрощались, и отправились к Белевцову. Я хотел сейчас же
