Элис Клэр - Лунный лик Фортуны
То ли из-за распространившихся слухов о недавнем убийстве, то ли в силу каких-то иных причин, но сейчас Святыню никто не посещал. За все долгие летние дни сюда явилось лишь несколько пилигримов, чтобы набрать чудесной воды. И, разумеется, никто не изъявил желания остаться на ночь.
Жосс испытывал едва ли не раздражение при мысли о том, что какой-нибудь мужчина (да пусть даже женщина) позволил вздорному, суеверному страху встать между ним и возможным исцелением от досаждающих ему болезней и напастей. Какая чушь! Даже последний идиот в королевстве мог бы понять, что это преступление не было случайной вспышкой насилия. Кто бы ни расправился с Гуннорой, он каким-то неведомым образом был вовлечен в ее тайную запутанную жизнь.
Нет, поправил себя Жосс. Конечно, сторонние люди не в состоянии понять этого. Ведь его догадки не мог бы разделить никто, кроме аббатисы, а она – в этом Жосс не сомневался ни минуты – не стала бы сообщать о них кому-либо еще.
Нет. Для внешнего мира это убийство оставалось тем же, чем оно казалось с самого начала. Случайным злодеянием, совершенным отпущенным на волю преступником.
Мысленно подстегивая себя, Жосс поклялся удесятерить усилия и доказать обратное, раз и навсегда.
Стараясь расположиться как можно удобнее в своем убогом прибежище, он закрыл глаза и заставил себя расслабиться.
Спал он плохо. Ему не давали покоя картины насилия, встававшие перед его мысленным взором, и убежденность в том, что внутри его тюфяка обитают живые существа. Существа, которые, помимо всего прочего, решили поживиться его кровью. Поэтому Жосс почувствовал облегчение, когда тусклый сероватый рассвет окрасил на востоке небо.
Он встал, почесываясь, вышел во двор и зашагал в расположенную неподалеку уборную, скрытую за забором из штакетника. Делая свое дело, он задержал дыхание. По-видимому, с тех пор, как здесь вырыли эту яму, прошло довольно много времени, и ее содержимое уже приближалось к самому верху. Затем он подошел к корыту с водой, стоявшему возле задней стены жилища. Окунув голову, Жосс прополоскал свои коротко остриженные волосы, затем плеснул воды на шею. Это помогло ему окончательно проснуться, хотя он не почувствовал, что стал намного чище. Он заметил на запястьях несколько неровных кругов, состоявших из мелких красных точек. Этих следов от укусов, по его глубокому убеждению, не было, когда он ложился спать.
Что-то я становлюсь неженкой, укорил себя Жосс, разглядывая открывшийся перед ним пейзаж, детали которого постепенно прояснялись в свете начинающегося дня. Вытряхивая воду из ушей, он подумал: блохи, вши, жесткий тюфяк, постоянный запах дерьма – какое это имеет значение для бывшего вояки? Я слишком избалован роскошью двора, слишком долго наслаждался чистотой и сладкими ароматами аквитанских дам. Нужно привыкать к здешним обстоятельствам.
Жосс все больше убеждался в том, что за пределами тесного мира женского монастыря англичане пахли довольно дурно.
Ход его мыслей прервался, потому что взгляду открылся какой-то предмет, лежавший на тропинке. Той, что была поуже и вела к пруду.
На той самой тропинке, где нашли Гуннору.
Не тратя времени, чтобы поднять тревогу, Жосс бросился туда. Он бежал со всех ног, и все равно какое-то глубокое внутреннее чувство подсказывало ему – слишком поздно.
Она лежала ничком на берегу пруда, и ее лицо и плечи были под водой. Просунув руки под мышки, он оттащил тело от берега, потом перевернул на спину и приник щекой к полураскрытому рту.
Никаких признаков дыхания.
Ее лицо было мертвенно-бледным, губы посинели. Чуть высунувшийся язык выглядел распухшим. Перевернув ее на грудь, он с силой надавил руками на спину в области легких. Как-то раз он видел, как одного утопленника спасли именно таким образом: сдавливание выжало воду из тела и увело несчастного от гибели, мужчина начал кашлять, извергнул ил из гортани и вдохнул живительный воздух…
Но тот человек провел под водой лишь две – три минуты, а эта девушка, эта несчастная девушка лежала в пруду – Жосс вынужден был посмотреть фактам в лицо – уже несколько часов.
Вне всякого сомнения, она была мертва.
Жосс сел на корточки, вглядываясь в знакомые черты. Он почувствовал, как по его щекам побежали слезы, и смахнул их рукой. Рассеянно подумал, что у ее волос рыжеватый оттенок. Они такие вьющиеся, упругие… Было бы печально в назначенный день коротко остричь их, чтобы надеть барбетту и вимпл. Жосс не заметил этого вчера… Ну конечно, не заметил. Вчера на ней было черное головное покрывало будущей монахини.
Он снял с себя тунику и накрыл ею голову и верхнюю часть тела девушки. А затем, полуобнаженный, отправился к аббатисе Элевайз с вестью о том, что Элвера утонула.
Если аббатиса и была удивлена, что какой-то раздетый мужчина срочно хочет видеть ее перед Заутреней, она не подала вида.
Когда Жосс добрался до монастыря, он нашел одну из сестер, дежуривших ночью в больнице, и кратко рассказал ей о сути своего неотложного дела. Вскоре из спальни сестер вышла Элевайз. Безукоризненно одетая, она спустилась по лестнице, принеся с собой едва уловимый аромат лаванды.
«Поистине, аббатиса – исключение из общего правила, – отвлеченно подумал Жосс. – Она благоухает, как аквитанская дама».
– День добрый, сэр Жосс, – приветствовала она его. – Как мне сказала сестра Беата, это вы нашли ее?
– Да, леди.
– Она утонула?
– Да. Утонула.
Аббатису охватила та же ужасная мысль; Жосс мог прочитать это в ее глазах. Она обернулась, но сестра Беата уже скрылась в больнице, всем своим видом показывая, что утонувшие новенькие – не ее забота, во всяком случае, не тогда, когда на ее попечении находятся больные и страждущие.
– Вы думаете, она сама совершила это над собой? – тихо спросила Элевайз.
Жосс пожал плечами.
– Не знаю. Возможно.
Аббатиса медленно склонила голову.
– Мы оба отметили вчера ее душевное состояние, – произнесла она все тем же спокойным, сдержанным тоном. Но Жосс видел, как дрожат ее руки, как нервно сжимает она свои сильные пальцы.
Будто осознав это, она сложила руки, спрятав кисти в рукавах.
– Мне следовало побыть с ней, успокоить ее, – проговорила Элевайз. – Если она оборвала свою собственную жизнь, в этом виновата я.
Жоссу захотелось встряхнуть ее. Сказать, что, в конце концов, каждый мужчина и каждая женщина на этой Божьей земле сами отвечают за себя. Что если душа настойчиво стремится к саморазрушению, это ее собственный выбор.
Но вместо этого он только произнес:
– Если Элвера оборвала свою собственную жизнь, аббатиса, значит, ее жизнь пошла столь ужасно вкось, что она сама посчитала недостойным продолжать земной путь. А за это, согласитесь, вы не можете винить себя.
Некоторое время Элевайз не отвечала. Затем, едва слышно вздохнув, она произнесла:
– Нужно, чтобы ее тело принесли в аббатство.
– Не сейчас. – Жосс словно со стороны услышал в своем голосе настойчивые нотки. – Я лишь мельком осмотрел ее. Давайте вернемся туда вместе. Возможно, там найдется что-то, о чем нам следовало бы знать.
Аббатиса пристально смотрела на Жосса. Казалось, она не слышала его, и Жосс подумал, что Элевайз не в себе. Но вдруг она резко встряхнулась и сказала:
– Конечно. Показывайте дорогу.
Аббатиса свернула с тропинки, прошла к жилищу братьев-мирян, и Жосс расслышал, как она сообщила одному из них о новой смерти.
– Немного погодите и следуйте за нами, – сказала она. – И захватите что-нибудь, на чем можно перенести тело.
Брат бросил взгляд на Жосса, тихо произнес несколько слов и исчез внутри помещения. Вскоре он появился снова, держа в руках коричневую накидку, и кивнул в сторону Жосса.
Аббатиса подошла к Жоссу и передала ему накидку.
– От брата Савла с наилучшими чувствами, – сказала она.
– Простите, что предстал перед вами в таком виде, – запоздало извинился Жосс, одеваясь. – Я прикрыл своей туникой ее лицо.
Аббатиса кивнула. И затем в молчании они направились к Элвере.
Именно аббатиса Элевайз заметила пятна на горле Элверы, и только лишь потому, что Жосс из деликатности предоставил ей развязать ворот накидки и обнажить мягкую, молочного цвета кожу.
Жосс внимательно осмотрел руки девушки. Правая, которая подверглась воздействию воды, была безжизненно белой и сморщенной, но левая в воду не попала, она оставалась на сухой земле, и что-то здесь смущало Жосса. Он хотел было поделиться своими соображениями с аббатисой, как вдруг увидел, что Элевайз чем-то поражена.
– Что? – спросил он. – Что такое?
Элевайз указала рукой.
У Элверы была длинная, тонкая, изящная шея. На горле, на небольшом расстоянии друг от друга, ясно вырисовывались два отпечатка больших пальцев. А на нежной коже позади и чуть ниже каждого уха – по два ряда других пальцевых следов.
Элевайз наложила свои пальцы на эти отпечатки. Кто бы ни совершил преступление, его руки были гораздо больше.
