Я иду искать - Юлия Шутова
И опять нужно бросить в воду камень. После всего.
Вода… Камень… В следующий раз тоже этим закончится. Почему? Не понимаю. Но камень, который неизвестно как оказался у меня в руке, измаранный нечистой кровью, обязательно нужно бросить в воду. Очистить?
Я стала уезжать для бега на другой конец города. Думала, там будет лучше. Там новые районы. Новые старые, построенные в конце прошлого века, когда город как на дрожжах начал пухнуть, расползаться в разные стороны. И совсем новые, построенные сейчас и даже еще не до конца, кварталы. Думала: тут меньше народу будет. Кому здесь к реке, на захламленный строительным мусором бережок, выходить?
Но вот именно здесь мне вторая сучка и подвернулась. На бережке.
Ноябрь. Темнеет рано. Холодно. Ветер. То ли дождь, то ли уже снег ледяной крупой с неба. Мне нравится. Когда в шкуре. Когда человеком – бр-р, беги быстрее. Бегу, себя слушаю, когда перекинусь. Там куцая аллейка прямо вдоль берега (пародия на набережную), скамеечки, худосочные елочки и кусты. На задах – заросли, дебри, сирень, все та же вечная наша сирень.
Я ее, тетку эту, не заметила. С первого раза не заметила, не увидела. Я же еще в человечьем облике, чувства не такие острые. Только запах чуть ноздри задел. Тот самый. Мерзкий, кислый, тухло-желтый. Мазанул по носу, и я мимо пронеслась. Я там первый раз бегала. Хоть заранее в инете посмотрела спутник, чего там, где, но все же то ли заблудилась, то ли не увидела в ящике все толком, а может, картинка устарела. В забор уперлась. Бетонный. Серый. Монолит. Крепостная стена, а не забор. Стройка, наверное, очередная намечалась. Свернула, побежала вдоль бетонной серости, чую, сейчас в город на проезжую улицу вылечу. Я обратно. Там болото уже какое-то. Пришлось разворачиваться и возвращаться туда, откуда начинала.
А тело не ждет. Раз – и перекинулась. Вдоль аллейки я по кустам бежала, не высовывалась. И вдруг опять в ноздри этот запах полез. Теперь уже во всю силу, не стесняясь. Жжет, мучает. Не запах – вонь. Под фонарем старуха стоит, курит, мешок «Пятерочка» на скамейке рядом. Чего она под дождем торчит? Она ждет. Самца ждет. Эта старая расхлябанная кошелка тоже ждет секса, случки, траханья, чужих жадных лап, что будут елозить по ее обвисшей, мягкой, как промокашка, коже, слюнявых губ, наверняка таких же старых, морщинистых, как у нее самой. Гадость. Я аж взвыла от омерзения. В этот раз я не сочла нужным встать перед ней, показаться. Просто прыгнула сзади, вцепилась в шею и тут же под скамейкой разорвала ей горло. Быстро. Не церемонясь.
И опять сразу после убийства перекинулась обратно. И опять в ладони камень. Камень – в воду.
Убийство… Раньше мне это слово в голову не приходило. Разве зверь думает о том, что убивает кого-то? Он просто делает то, чего требует его природа. Вот и я не думала так ни про коток своих, ни про тех сучек, что некстати попадались на моем пути. А теперь, после этой жабы, этой вонючей дворничихи, слово «убийство» стало крутиться у меня в голове. Я – убийца.
Раньше была только радость. Упоение от удачной охоты. Бодрящий запах чужого страха. Хрустальный звон чужой боли в ушах. Вкус теплой крови в пасти.
Я пыталась передать это словами. Писала посты на сайте, где собираются уроды и извращенцы, играющие в чудовищ. Не прямым текстом, конечно. Сочиняла короткие фейритейлы. Чтоб был понятный уродам антураж. Им нравилось. Лайкали, комменты писали свои уродские. Я пыталась передать свои ощущения. Вдруг среди толпы найдется кто-то такой же, как я. Он бы понял. Это был маяк. Призыв. Правда, напрасный.
А теперь я – убийца.
Мне не жаль ни одну из них, но это слово беспокоит меня, создает дополнительный дискомфорт в моей и так до черта дискомфортной жизни.
Поляков
Как падает планка
Зима наконец закончилась. Мокрая, серая, гнилая зима. И с первыми мартовскими днями пришли холода. Задуло, полетели крупные белые мухи. Кружат за окном вместе с прошлогодними листьями. Листья черные – кавалеры во фраках, снежинки – дамы в белых платьях. Бал. Венский вальс.
С утра – побегать. По дорожке вдоль дома, через двор наискосок, мимо высокой белой стены. За ней – старинная тюрьма. Через проспект. Дальше еще одна стена, точно такая же, высокая и свежеокрашенная. За ней монастырь. Тоже, можно сказать, тюрьма, только добровольная. Мне кажется, просто так в монастырь не уходят – наказывают себя за что-то. Значит, есть за что. Мимо собора – и к реке. Там совсем новенькая набережная. Чистенькая, манерная, с чугунными скамейками, на спинке одной из них – фигурка ангела под зонтом, вытертая руками туристов до латунно-золотого блеска. Набережная классная, но короткая, я пробегаю ее за пять минут и дальше бегу тропинкой по дикому берегу.
Я бегу и думаю про Волчицу. Вот она просто бежит, бежит человеком на двух ногах, бежит так же, как сейчас бегу я. И вот «перекидывается». Что происходит у нее в башке? Что она чувствует? Как у нее падает планка?
Блин! «Она», «у нее» – от Елены заразился. Знаю, что мужик это, а думаю, как про бабу.
Тогда, в «Лесной сказке», глядя в Еленин ноут, я выискивал записи, относящиеся к датам убийств, проскальзывая сквозь остальные посты. Пропускал, наискосок просматривал. Потом дома я снова вышел на ее страничку. Теперь уже читал все. Внимательно читал.
Мой бег – единственная возможность вырваться из оков, из клетки, в которой я заперта…
Что за клетка? Почему заперта? Кем? За что? Тюрьма или монастырь?
Бег – музыка чистого восторга. Пастью заглатываешь запахи – огромные, заполняющие весь мир, заполняющие весь мой разум. Они звучат в мозгу разноголосьем, пестрой паутиной мерцают перед глазами…
Измененное сознание? В какой момент происходит это изменение? Без психиатра, доброго доктора со стальными глазами, не разберешься.
Попробую «перекинуться». Вот я бегу размеренно, в одном темпе. Ускоряюсь, бегу на пределе. Воздуха не хватает… Вдохи все чаще… И выкинуть из головы все слова, не проговаривать… Просто дышать, просто бежать…
Конечно, ничего этакого не произошло. Просто в тот момент, когда, казалось, все – вилы, больше
