Сергей ГОРОДНИКОВ - Алмаз Чингиз-хана
Когда дерево осталось позади, Борис знал, что казаки, наверняка, следуют за ними и при удобном случае обязательно нападут. У него появилась уверенность, что с монголами удастся справиться. Надо только не прозевать, когда предприимчивые казаки предупредят о засаде и начале ватажного нападения.
Возглавляемые атаманом казаки, действительно, будто крупные хищные птицы, наблюдали за ними сверху размытого горной речкой ущелья, откуда весь отряд внизу был виден как на ладони. Они лежали у края скалы, прямо над тем местом, куда рыжеусый здоровяк сбросил дерево с пятью обломанными ветками. Увлеченные негромким обсуждением мер, которые нужно предпринять для освобождения своих товарищей, они не заметили в просвете под отвалом верха скалы коротконогой тени и ног крепкого мужчины с небольшим боевым луком в руке. Тень скользнула от кустарников к отвалу скалы в трех десятках шагов за их спинами и приостановилась от предательского шелеста задевшей выступ одежды. По изменениям тени было видно, как ее обладатель пристроил стрелу на тетиву. Потом тень бесшумно обошла край отвала.
Бату, — а это был он, — спустился пониже, ближе к казакам, укрылся за острый угол скального выступа и расчетливо прицелился в спину атамана, — тот как раз начал грузно подниматься с колена. Внезапное, безотчетное чувство близкой опасности заставило Бату проворно развернуться. Задние лапы тигра-людоеда вдавили в землю сухую траву у тех самых кустарников, из-за которых сам же Бату вышел минутой раньше, мягко подрагивали от напряжения, изготовились к сильному прыжку, и целью для прыжка был как раз он.
Тигр не увидел у развернувшегося узкоглазого мужчины ни дракона на груди, ни способного разбить нос ружья в руках и прыгнул к нему открыто, намереваясь расправиться одним мигом… Навстречу мелькнула стрела и, будто клюнул орёл, разом ослепила его глаз, острой болью пронзила мозг. Человек метнулся под пробитый глаз, и людоед не заметил, куда, пролетел мимо добычи. Лапой он, по кошачьи, ударил по причине ослепления, переломил древко стрелы, и ответная жуткая, невыносимая боль в голове вызвала у него неистовое остервенение. Здоровым глазом он отыскал виновника этой боли; изо всех сил изрыгнул чудовищное рычание и кинулся на врага, на острие ловящей его живот сабли.
Монголы и пленные внизу ущелья нестройно остановились. Растянувшись по берегу и задрав головы, они безмолвно гадали, что происходит там, за верхом скал, откуда разносились взвизги и свирепое рычание огромного зверя. Один Борис невольно сжал кулаки и нахмурился. Он полагал, что единственный знает, с кем сцепился хищник. Но он ошибался, тигр бился не с казаками.
Распоров тигру живот, Бату отскочил за пределы его бешеных ударов лапами, отступил от зверя. Тот цеплялся за последние мгновения жизни и, оставляя позади кровавые полосы, упорно полз к нему на брюхе, как будто всё ещё надеялся отомстить последнему врагу. Бату тяжело дышал, его шею и плечо избороздили глубокие царапины, а правая ладонь, обрызганная кровью хищника, липла к рукояти сабли. Он обошел умирающего, но всё ещё опасного, необычно крупного людоеда, подобрал свой лук. В схватке тигр наступил на деревянную основу и переломил в изгибе. Бату отбросил сломанный лук, отстегнул бесполезный колчан со стрелами, отбросил и его. Затем прошел туда, где видел казаков. Их и след простыл. С вершины утёса он с ненавистью и презрением глянул вслед веренице отряда, который после минутной остановки скоро уводили его старшие братья. Они тяготились любой задержкой, торопясь к сокровищнице Бессмертного.
Солнце прошло верх небосвода и даже у воды стало душно, когда тем, кто шли во главе отряда, наконец, открылся вид на очертания серой, с пятнами зелени по нижним и пологим склонам, двугорбой горы, чем-то напоминающей спину верблюда. За нею сияли белым снегом вершины бесконечного хребта. Прошли еще полчаса, и тогда послышались отзвуки плеска небольшого, но высокого, звучного водопада.
Забывая об усталости, все ускорили шаги в направлении плещущего шума, потом вышли к самому водопаду, изумляющему своим видом. Вода срывалась с головокружительной высоты, широкими тонкими струями билась о скальные выступы, распылялась на них, и полупрозрачной, скользящей вниз завесой из множества струй и водных бусинок шумно пенила овальный заливчик по ту сторону речки. Водопад щедро насыщал воздух распылённой влагой, дарил оживляющую прохладу.
— С озера падает, — для Мещерина показал рукой наверх старший сын главы рода.
Зачарованно глядя на водопад, Мещерин первым шагнул в речку. По грудь в холодной воде он впереди остальных перебрался на другой берег и от него к заливчику, чтобы раствориться за ниспадающей водной завесой.
Насквозь промокший он быстро вышел из заливчика на кромку мокрых камешков и разных камней, обеими ладонями стёр воду с лица и осмотрелся. Согласно рисунку не плашке, в этом месте должен был находиться укрываемый водопадом от посторонних глаз проход внутрь скалы. Даже при ослабленном и радужно волнуемом завесой водопада дневном свете он быстро обнаружил его очертания. Когда-то проход был заделан камнями и, очевидно, был незаметным, но века и землетрясения расшатали и разрушили кладку. Над завалом камней образовался лаз, в который при желании вполне пролезал взрослый мужчина.
Не позволяя никому опередить себя, он отринул колебания и сразу полез за завал. Бориса монголы побаивались, не отпускали без присмотра, и за Мещериным последовали воины. А последними осторожно преодолели лаз сыновья главы рода. Внутри просторного, несомненно, когда-то проделанного людьми прохода устоялись запах сырости и плесени, а слабо проветриваемый воздух словно нанизывался на глухое звучание, вызванное шумом падающей в речку воды, которое за продолжительное время своим однообразием, казалось, способно было свести с ума. Оно слышалось сзади и впереди, как будто проникало сквозь всю скалу, и позволяло двигаться в кромешной тьме. Крайне осторожно, на каждом шагу прощупывая шершавый и склизкий пол ногами, они прошли весь проход, в конце концов приблизившись к бледному, размытому пятну света. Свет просачивался через узкий выход, который за сотни лет почти весь залепился корнями травы с землёй и снаружи зарос деревьями, кустарником и стал похож на звериную норку. Чтобы выбраться наружу, пришлось ножами прорубать необходимое отверстие. Пленникам оружия не доверяли, воины рубили и разгребали землю, ветки и корни сами. Прошло не меньше трети часа, прежде чем они проделали дыру, которая позволила всем выбраться на тихую и мрачную, накрытую тенями высоких скальных откосов полянку. Как огромным венком, обрамляемая зарослями полянка была зажата в котловине. Но котловина эта в южном направлении давала возможность покинуть её и достичь крутого склона, по нему подниматься в гору, словно указывая направление тем, кто смог преодолеть тайный проход, к вполне определённой цели.
Заделанный камнями проход, скрытый для непосвящённых завесой водопада, тревожная сумрачность полянки, на которой они очутились, подтверждали, что изображение на плашке не было произвольно нацарапанным рисунком. Пока всё говорило о том, что они были на верном пути к раскрытию тайны давнего и страшного века. Мистическая связь этого места с безымянными предками, невидимый, но витающий вокруг мрачный призрак Чингисхана, как будто разбуженный их непрошеным появлением, начали тревожить Мещерина и монголов. Они притихли. Их близкое к трепетному страху настроение передалось и Насте. Она цепко схватилась за руку Бориса, и уже не отпускала на всем подъеме.
Заросший склон заканчивался пологим уклоном, который понемногу выравнивался. Низкие заросли выпустили их на прогалину лужайку, и за ней раскрыла зев большая, сужающаяся в отдалении расщелина. Суровые и грубые, как древний мир, очертания начала расщелины даже в дневное время вызывали смутное беспокойство. Вдруг Настя нарушила окружающую дремотную тишину испуганным вскриком. Она и второй рукой вцепилась в Бориса, уставилась на трухлявые останки скелета человека, как будто пытающиеся укрыться в густом разнотравье. Мягко высвободившись из её рук, Борис оглядел это место, оценил, как удобное для засады, и, опустился на колено, склонился над скелетом. Там, где у хозяина скелета когда-то находилось сердце, он пальцами несколько раз ковырнул землю, но, казалось, без особой надежды найти то, что рассчитывал. К своему удивлению, действительно, обнаружил бурый наконечник стрелы, как червями, насквозь изъеденный ржей. Наконечник был древним, трехгранным, от боевой стрелы, какими стреляли из больших, почти в человеческий рост китайских луков.
Неподалеку оказался еще один скелет с нелепо вывернутым назад черепом. Он тоже был древним и трухлявым. По мере того, как они углублялись в расщелину, им встретились еще более десятка останков скелетов, положения которых говорили о насильственной смерти, некогда принятой их обладателями. Никто не осмеливался высказывать предположения и догадки о причинах их нахождения в этом месте. Время не позволило смываемой дождями земле скрыть эти останки от чужих глаз, и чудилось, души их хозяев были наказаны проклятием и витали поблизости, чтобы напоминать о судьбе, уготованной тем, кто намеревается без спроса беспощадного хозяина нарушить покой тайны сокровищницы. Но это предупреждение никого не остановило.
