Джон Робертс - SPQR IV. Храм муз
– Забудь ты про этих александрийских дам! – посоветовал я. – Лучше побеседуй с женами чужестранных послов, особенно тех пока что независимых стран, которые опасаются стать следующими прибавлениями к Римской империи.
Юлия бросила на меня острый взгляд.
– А ты что успел узнать?
– Очень немногое, – признался я. – Но подозреваю, что Ификрат, несмотря на свои многочисленные возражения, имел неплохие побочные доходы, проектируя и конструируя оружие и боевые машины для наших врагов или для тех, кто рассчитывает вскоре стать нашими врагами. Парфия, к примеру, – отличное место для начала. Теперь, когда мы подчинили себе Ближний Восток, царь Фраат III Парфянский отлично видит, что Помпей, Красс и, прости меня, твой дядюшка уже вовсю рычат у его ворот подобно стае голодных молосских псов. А это последнее действительно богатое царство, еще остающееся независимым.
– Если не считать Египта, – заметила Юлия.
– Египет уже не… ну, ладно, номинально он независим, но это всего лишь шутка.
– Возможно, для египтян это не так уж весело. Они бедны только потому, что последние поколения Птолемеев проводили глупую политику. Когда-то они жили в самом могущественном государстве в мире. Фараоны правили Египтом, когда греки осадили Трою. И какая же страна, лишившись могущества и власти, не мечтает о том, чтобы снова их заполучить?!
– Хороший вопрос. Это может объяснить, почему Ахилла так интересовался работами Ификрата. Но что бы там ни затевала военная аристократия, все равно все дела завязаны на Птолемеях. Весь мир, кроме египтян, считает брак между сестрой и братом омерзительным. Подобные спаривания хорошо работают, кажется, только у лошадей, но не у людей. И они, несомненно, ничуть не улучшили род египетских царей.
– Дегенеративные, выродившиеся династии легко сбрасываются с тронов сильными людьми, за которыми стоит армия, – добавила Юлия. – Оставь Цезарю заниматься прагматическими вопросами власти и политики.
– Но эти египтяне ужасно консервативны! Они превозносят своих царей, даже если те вовсе не египтяне! Восставшая толпа александрийцев сбросила с трона предыдущего Птолемея просто за то, что он убил свою достаточно престарелую супругу, очередную Беренику. Что они станут делать, если к власти придет еще один узурпатор, не являющийся даже членом царской семьи?
– Надо будет повнимательнее изучить его родословную, – предложила Юлия вполне практический подход к проблеме. – Могу поспорить, что у него наверняка найдутся какие-нибудь родственные связи с царской семьей. А традиционный способ для любого узурпатора упрочить и узаконить свою власть – это жениться на ком-то из царской семьи. Сам знаешь, там ведь имеется большой выбор. Кроме того, он может пролезть во власть, выступая в роли регента при юном Птолемее.
Представители семейства Цезарей могут напугать кого угодно. И вот отличный пример: одна из его представительниц успела не только обдумать только что полученную информацию, но и сделать неутешительные выводы, едва узнав о моем столкновении с Ахиллой и Мемноном! Я же все это время пытался что-то разнюхать в Серапеуме, жрал мясо жертвенных быков и строил глазки жрицам с иссеченными до крови спинами. Мои глубокие размышления были прерваны, как только мы оказались на мосту.
– Это самый большой мост в мире, – сообщил я Юлии, когда нас по нему проносили. – Почти с римскую милю[46].
Мост делил Большую гавань на две части, протянувшись от гавани Эвноста, на запад. Мы специально остановились над его центральной аркой, чтобы полюбоваться кораблями, свободно проходившими под нами из одной гавани в другую, даже не опуская мачт.
Вернувшись на носилки, мы преодолели оставшуюся часть пути и оказались на острове Фарос, где располагался отдельный городок с несколькими красивыми храмами, включая посвященный Посейдону, и еще один – Изиде. На крайнем восточном выступе острова мы выбрались из носилок и оказались у фундамента маяка. Как ни странно, сперва он не произвел на нас должного впечатления. Но очень скоро мы поняли, что это лишь обман зрения. А все потому, что ступенчатая конструкция скрадывала его невероятную высоту. Мы прошли внутрь и вот тут, наконец, смогли оценить грандиозность конструкции – над нашими головами уходила вверх шахта, и лишь на невообразимой высоте нам с большим трудом удалось разглядеть кусочек голубого неба. От такой высоты начинала кружиться голова, и казалось, что башня вот-вот начнет скрести по нижнему краю солнца. Под громкий металлический скрежет и грохот подъемного механизма рядом с нами опустилась гигантская корзина из брусьев, скрепленных железными скобами, – в нее через определенные интервалы загружали очередную порцию дров, затем их поднимали наверх, чтобы поддерживать огонь. Пепел и зола спускались сверху по специальному желобу и попадали прямо на баржу, а она в свою очередь вывозила все это в открытое море и только там сбрасывала свой груз в воду.
Мы отказались от предложения подняться наверх в деревянной корзине и вместо этого стали подниматься по бесконечной аппарели, что спиралью вилась по внутренней стене основания маяка. Для Юлии, недавно прибывшей с римских холмов, подъем был нетруден. Я же в последнее время вел легкую жизнь, так что вскоре уже потел и пыхтел, еще до того, как мы выбрались на высокую открытую террасу, первую на пути наверх. Даже на этой, самой нижней платформе маяка мы оказались выше любой крыши самого высокого храма города. Каменная башня уходила дальше, далеко вверх над нашими головами, а с ее верхнего конца срывались клубы дыма и улетали в прозрачное небо. Юлия откинулась назад и прикрыла глаза ладонью, стараясь разглядеть верхушку маяка.
– Жаль, что мне не хватит смелости забраться на самый верх, – задумчиво пробормотала она.
– Человеку вовсе не свойственно забираться так высоко. Это неестественно, – попытался я ее утешить. – Но если все же захочешь туда залезть, то вон по этой лестнице. Однако знай, что я подожду тебя здесь.
– Нет уж. – Юлия тут же надулась. – С этого места открывается прекрасный вид. Можно наблюдать за всем городом, от ипподрома до некрополя, видно даже озеро Мареотис. Тут все в таком образцовом порядке, прямо как фреска на стене виллы какого-нибудь богатого римлянина.
– Да, на первый взгляд все так и выглядит, – согласился я. – И поэтому трудно поверить, что посреди всего этого великолепия происходит нечто странное и опасное. Вот Рим, по крайней мере, выглядит именно как место, где то и дело происходят страшные и ужасные вещи.
– Ну, я бы не стала так утверждать.
– Юлия, мне нужно поближе познакомиться с Береникой.
– Зачем? – с подозрением спросила она.
– Ну, мне бы хотелось обсудить с ней пару религиозных и философских вопросов.
В этот вечер мы отправились на гребной барке из Царской гавани в бухточке за мысом Лохиас к похожему на драгоценный камень дворцу, расположенному на острове Антиродос. Это сооружение было еще более великолепным, чем то, в котором обитал последний Птолемей. Обиталище Береники предназначалось исключительно для роскошного времяпрепровождения и удовольствий: здесь не было даже тронного зала или любого другого помещения для проведения каких-нибудь официальных или религиозных церемоний. Царевна Береника устроила очередной из своих бесконечных приемов, куда созвала всех знаменитостей Александрии. Птолемея и Кретика здесь не было, а вот я решил пойти вместе с Юлией, Фаустой и некоторыми посольскими чиновниками. Приемы царской особы уже давно стали настоящей легендой, поскольку на них не действовало вообще никаких, даже самых ничтожных ограничений и сдерживающих начал, которые все же настоятельно соблюдались в Большом дворце.
Когда мы, наконец, оказались под сводами столь радушного дома, вечеринка была в полном разгаре, и заходящее солнце превратило западный небосклон в настоящую императорскую пурпурную мантию, так что в залах затушили все факелы. Громко звучала музыка, превращая вечер в праздник необузданного веселья. Из барки нам помогли выбраться гости, одетые в костюмы менад, если это можно так назвать, в леопардовых шкурах, виноградных листьях и в масках. Мужчины были обряжены сатирами и, согласно своим ролям, преследовали по всему саду обнаженных нимф, а акробаты ходили по канатам, туго натянутым между крыльями дворца.
– Отец никогда бы такого не позволил, – заметила Юлия, широко раскрыв от удивления глаза. – Но его, надо отметить, здесь нет.
– Такой здесь царит дух, – согласился я. – Жаль, что с нами нет Катона[47], я бы с удовольствием посмотрел, как его хватит удар.
Береника вышла нам навстречу. Она вела на поводках с полдюжины ручных гепардов.
Египтяне любят кошачье семейство всех видов и пород, начиная со львов и до самых маленьких домашних любимцев, и эти животные, похоже, чувствуют себя настоящими хозяевами города. Здешние жители так к ним привязаны, что когда те отходят в мир иной, их оплакивают чуть ли не с большим рвением, чем усопшего члена семьи. Наказание за убийство кошки такое же, как за убийство человека. Мне казалось странным, что людям так нравится, когда по всему дому бегают и скачут маленькие львы, но в последние годы это стало популярным даже в Риме. Говорят, они отлично ловят мышей.
