Николай Свечин - Между Амуром и Невой
Горсткин выпустил духовного портного с подмастерьем из погреба и дал перепуганному хозяину четвертной билет, чтобы молчал и не жаловался. Когда они все трое вышли в переулок, мячевских громил уже не было. Поехали сразу на Волхонку, к Полине Аркадьевне. Челубея Лыков оставил в мастерской староверов, чтобы не услышал чего лишнего про его настоящую службу.
Они засиделись на Волхонке до глубокой ночи. Маленький Санятка уже давно спал, вдова, счастливая и заплаканная одновременно, без устали хлопотала вокруг своего новообретенного второго сына. Она сразу же, как пришла в себя, заявила, что Федор будет жить в их доме, и тот согласился. Чувствовалось, что дело у них слаживается, мальчишка мечтает о семье и, через какое-то время, научатся они жить втроем…
Внешнее сходство сына с отцом было поразительно. Буффало, вылитый Буффало, только очень молодой, еще подросток. Лыков наблюдал за ним из угла, и все происходящее казалось ему нереальным; как будто это хороший, счастливый сон, но он пройдет, и счастье вместе с ним… Умер человек, любимый ими всеми, и уже оплакан, и самый образ его стирается из памяти, вытесняется насущными делами — и вдруг он вернулся! Пусть не он, но кровь и плоть его, и знакомая улыбка, и даже в повадках проступают забытые было черты. Удивительно. Алексей осмотрелся и заметил, что все наблюдают за Буффаленком так же, как и он, и одинаково улыбаются… Прошлое, которое никогда не возвращается, вдруг вернулось.
Федор Ратманов-младший рассказал о себе и своем отце следующую историю:
— Моя мать Александра Еремеевна Ветюгова была из старинного молоканского рода. При покойном вашем государе выезд из России был облегчен, и многие староверы тогда подались. В Румынии осели, в Канаде, Америке. Ветюговы в числе еще нескольких семейств оказались в округе Форд штат Канзас. Столица округа Додж-сити, хоть и мелкий был городишко, но имел самое главное — железную дорогу. На ихнем западе это очень важно: где дорога, там жизнь относительно устроенная.
Матушка была единственным ребенком в семье, который выжил; остальные не выдержали путешествия. У них имелось девятьсот акров хорошей земли на троих. Не знаю, сколько это в ваших десятинах, но много… Когда она выросла, нужно было выходить замуж за русского единоверца. Но молокане за несколько прошедших лет поразбрелись, в соседях жениха не было, и она рисковала уже остаться в старых девах.
Время стояло трудное: только два года, как кончилась война между Севером и Югом. Повсюду банды угоняли скот, грабили поезда и почту, легко и убивали. Чтобы защититься, жители Канзаса нанимали стрелков. Хороший стрелок стоил дорого, но он охранял город. И в 1867 году Додж-сити нанял моего отца, который тогда уже был весьма знаменит. Отец поселился, познакомился с русскими семьями, стал заходить в гости, ну и… Когда родители матушки узнали, что она беременна, ее выгнали из дома; у молокан с этим строго. А отца уже не было к тому времени в городе. У него закончился контракт, и он переехал сначала в соседний Абилин, затем в Эллис штат Небраска, а потом в Расселвилл штат Кентукки, и далее след его совсем затерялся… Он так и не узнал никогда обо мне. Не ведаю, любил ли он мою матушку; она же очень его любила и никого из мужчин после него к себе не допускала. Растила меня, не жалея сил, а это очень-очень трудно. В Додж-сити одинокая женщина, извините, может заработать только в «квартале красных фонарей»…[78] Матушка и я жили крайне бедно до семьдесят пятого года; тогда умер мой дед, и мы вернулись к бабушке. Я вырос все-таки в русской семье и потому говорю без акцента.
Отдельные сведения об отце иногда доходили до нас. Так, в 1873 его имя попало во все американские газеты. Тогда обнаружились страшные преступления семейства Бендеров, державших гостиницу около города Черривейл штат Канзас. Они были немцы. Отец и сын убивали своих постояльцев, пока дочка их отвлекала. Ударяли топором по затылку из-за занавески… Бендеры убили так несколько десятков человек, пока бывший армейский разведчик полковник Йорк не приехал в Канзас на поиски своего пропавшего брата. Убийцы в первый раз отоврались, но потом у них сдали нервы и они бежали в прерию. После их бегства люди полковника перерыли весь дом и в погребе обнаружили шесть трупов, в том числе и Йорка-младшего. Нашли и его пятитилетнюю дочку, которая была изнасилована отцом и сыном Бендерами, а потом заживо зарыта в могилу отца…
(На этом месте в рассказе Буффаленка Полина Аркадьевна беззвучно заплакала).
— Отец, как писали газеты, был другом убитого Йорка, и тоже участвовал в его поисках. А когда нашел, то… В общем, они с полковником вдвоем бросились в погоню. Вернулись через неделю, сказав, что никого не поймали. Но все убеждены, что они их, конечно, отыскали. И сами там, в прерии, их судили, вынесли приговор и исполнили его.
— Да, это похоже на Федора, — подтвердили и Алексей, и Степан.
— А восемь месяцев назад матушка умерла. Она взяла с меня перед смертью слово, что я отыщу отца. И я, похоронив ее, прорыдал два дня и отправился по всей Америке. Долго искал… Спрашивал про Теодора Буффало, или Русского Буффало, как его еще называли. Дело оказалось нелегкое: отца уже много лет не было в стране. Но кое-кто еще его помнил, и я с трудом, но нашел этих людей. Они-то мне и рассказали, что в 1876 году отец схлестнулся в Пенсильвании с тайным обществом «Молли Магвайрз». Это как бы масоны преступного мира. Они опутали штат целиком, имели своих людей и в полиции, и в Конгрессе, и, с помощью насилия, управляли всей угольной добычей. Якобы, это были ирландцы и деньги передавали фениям, борцам за независимость Ирландии, но, по-моему, они самые обычные бандиты. Отца наняли горняки последней независимой шахты в Лопезе. И он в первом же бою убил единственного сына самого диктатора «Молли Магвайрз» Джона Тэннера O’Хиви. То был жуткий человек, ненормальный в своей страсти повелевать. И очень влиятельный. Отца начали гонять по всему Северо-Западу, и он вынужден был спасаться аж в Калифорнию. И уже оттуда, после убийства при вынужденной самообороне, офицера бюро Пинкертона, возвратиться в Россию.
А потом федеральные агенты разгромили «Молли», O’Хиви присудили четыре жизненных срока и сейчас он сидит в питсбургской тюрьме. У него осталась одна цель — найти убийцу сына. Денег этот гнус припрятал видимо-невидимо. И хотя его лавочка якобы уничтожена, люди O’Хиви никогда не переставали искать отца. А нашли меня. Сходство… Я налетел на них впервые в Нью-Йорке, но сумел тогда вроде бы убежать; оказалось, они просто следили за мной. Думали, видать, что я выведу их к отцу. А когда я приплыл в Россию, послали за мной следом беглых русских каторжников, которых сейчас полно в Америке. Алексей Николаевич их побил, но они затаятся сейчас в гостинице и еще появятся…
— Вот я им появлюсь! — угрожающе заявил Горсткин. — Тут вам не Пенсильвания, ёшкин бобёр, а Москва! Завтра же всех на уши поставлю. Коли и впрямь беглые окажутся — пусть следуют в Нерчинск срок дорабатывать…
— Но все равно тебе, Федор, надо быть осторожным. Пока O’Хиви жив, он не отстанет. Ежели отца не успел — на сыне захочет отыграться.
— Это самая его идея, — согласился Буффаленок. — Только старому вурдалаку уже семьдесят восемь лет; долго не протянет.
— Все же остерегись. Дядя Степан почистит Москву, и вообще возьмет над тобой шефство. Я же завтра должен возвращаться в Петербург.
…Утром следующего дня из столицы приехал Озябликов и встретился с новым «королем». Скандала не произошло: оба понимали, что попытка убрать исполнителей не есть враждебная Лобову акция. Обыденный деловой подход. Договорились, что преследование Лыкова и Челубея в Москве прекращается, и они могут и в дальнейшем сюда свободно приезжать; Мячев гарантировал их безопасность. Собственные жизни Алексея и Якова мало что стоили в глазах вождей, поэтому стороны быстро перешли к обсуждению совместных предприятий. И даже если лично Озябликову был не безразличен сын его лучшего друга, он не мог себе позволить нарушить инструкции Анисима Петровича, который явно хотел задружиться с умным Михаилом Ильичом.
Глава 12
Командировочное предписание
На этот раз Алексей входил в кабинет Лобова как победитель. Челубей зашел отчитываться первым и сидел у начальства почти час. Наконец позвали Лыкова. Анисим Петрович встал, пожал руку, одобрительно похлопал по плечу:
— Молодец. И впрямь волкодав! Испытательный срок закончен, ты принят на службу. Жалованье — пять сотен в месяц, как и просил. А за образцовое выполнение получи от меня тантьему — тысяча четыреста рублей.
И вручил ему пачку ассигнаций.
«Эх-ма! Мое семимесячное жалованье на царевой службе», — подумал Лыков. — «В бандиты, что ли, податься?».
Расселись кружком: шеф, Озябликов, Елтистов, Челубей с Лыковым и трактирщик Чулошников.
