Валентина Андреева - Ложь напрокат
– Все летаешь? – сочувственно спросила она.
– Ты слышала, Аленушка, что сказала мне мама? – каменным голосом спросил Димка.
– Слышала, слышала, – отмахнулась дочь, помогая мне встать. – Тебе повезло. Если бы она врезалась головой в дверь, ты бы уже навсегда лишился этого почетного звания…
Расстались мы с Димкой исключительно вежливо. Почти на «вы». Наташка собиралась заехать за мной сразу же после моего звонка о выходе на свободу, а Танюшку подхватим у метро.
В два часа закончился рабочий день шефа. Через пять минут – мой. Отпрашиваться я не решилась. Не следовало лишний раз волновать Максима Максимовича. Его и так из дома выгнали. За то, что со своей работой совсем забыл о семье. Нельзя же ежедневно пахать почти до двенадцати ночи. И дважды в неделю ездить в краткосрочные командировки. Тем более что есть заместитель – то бишь я.
Секретарю пришлось сказать чистую правду: мне необходимо удрать. В случае случайного звонка шефа я три минуты как выскочила на территорию. В принципе – звонить не должен. Отправился на дачу с помощью тещи восстанавливать нормальные семейные отношения. Кстати, она отлично солит огурцы.
К моему великому удивлению, в машине сидела Денька. Едва я открыла дверь, как вихрь из головы и лап с восторженным визгом кинулся на меня. Облобызав вместо меня сумку, плохо сыгравшую роль щита и оставив на рукаве джемпера пару зацепок, псина немного успокоилась.
– Представляешь? – задала вопрос Наталья.
– Уже представила, – вздохнула я, усаживаясь рядом с подругой.
– Не хотела ее брать, – не обращая внимания на мой вздох, радовалась подруга. – Вещи мне Лешик помогал вытаскивать, а я укладывала. Денька гуляла рядом. Короче, он ее в машину и запустил. Захлопнул дверь и спешно стал прощаться. Я ему говорю – собаку забери, он делает вид, что не слышит. Оглянулась, а она – в уголочке сиденья. Такая несчастная… – Глаза подруги опасно налились влагой. Она высморкалась и взглянула назад. Страдалица пыталась вытянуть что-то из сумки. – Ну-ка сидеть! – заорала Наташка на подкидыша. – Ща выкину из машины! – и пояснила мне: – У нее там «Чаппи», по дороге пришлось купить. Надеюсь, хватит. А не хватит, пусть за деревенскими курами охотится… – «Таврия» взревела, и мы рванули вперед. Я услышала, как Денька привычно брякнулась вниз и тут же вскочила обратно на сиденье.
Включив мобильник с намерением позвонить Танюшке, я тут же услышала звонок.
– Это главное несчастье твоей жизни беспокоит. Хочу сказать, что все еще люблю тебя.
– Не за что, – ответила я, намереваясь сказать спасибо. – Я тебя тоже. И поверь, гораздо больше, чем тетю. – Последние слова он, кажется, не услышал. Разъединили.
Танюшку пришлось усадить впереди. Несмотря на барьер из сумок, возведенный между нами, Денька все-таки ухитрилась повторно приветствовать меня, лизнув в ухо. Ей было все равно, к кому проявлять любовь. Она у нее вселенская. Совсем неправильная боксериха. При появлении незнакомого лица собака, пережив несколько тревожных минут под столом, начинает доказывать незнакомцу, что он самый лучший человек в мире.
– Все, тронулись, – скомандовала Наталья. – Надо успеть до темноты. Перспектива ночлега в пустом доме без стекол, электричества и естественного освещения меня пугает.
Мы с Денькой переглянулись, она высунула язык и часто задышала.
Я решила попросить более подробно рассказать об Оксане Романовне.
– Неплохой человек, – живо откликнулась она. – Я тебе уже говорила. Меня она, кажется, недолюбливала, правда, не пойму за что. Тем не менее относилась ровно и неприязнь открыто не демонстрировала. Бывает такое: вроде и повода нет, а человек вызывает реакцию отторжения. Чем-то я у нее эту реакцию вызывала. Очень волевая женщина. В любой ситуации предпочитает, что называется, to look virtually – выглядеть одинаково. По ней невозможно определить, какие чувства она в данный момент испытывает. Только после смерти мужа в ней появилась тщательно маскируемое удовлетворение, что ли… Или это было похоже на облегчение?.. Нет, пожалуй, даже затрудняюсь это состояние правильно определить. Ну а коллектив у нас юморной. Вот и наградили ее титулом «веселой вдовы». Хотя я ни разу не видела, как она улыбается. Подробностей ее семейной жизни никто не знал. Да я и не интересовалась. Вот наших бухгалтеров очень волновал вопрос – ее престижный муж-финансист допускается к телу жены после соответствующей резолюции на соответствующем заявленье или по заранее утвержденному графику? Болтали, что у нее связь с нашим генеральным директором и даже с его шофером. Да я это, кажется, тоже говорила. Только едва ли стоит этим слухам верить. Вообще, специалист она классный. За неделю освоила специфику нашей отрасли, а через месяц ряд введенных ею новшеств принес фирме ощутимую прибыль…
Танюшка переключилась на остальных сотрудников фирмы. Судя по ее словам, все они замечательные люди. Это роднило ее с Денькой, что не преминула отметить Наталья. Татьяна не огрызалась, спорила мирно и тихо. В результате Наталья сбавила свой менторский тон, и разговор пошел на пониженных тонах. Я и не заметила, как задремала…
Проснулась потому, что затекла спина. Попыталась распрямиться и не смогла – процесс распрямления скрюченного тела требовал постепенности. Окончательно придя в себя, поняла, что большой запятой лежу на заднем сиденье машины. Ноги неудобно поджаты и ноют в коленях, а голова покоится на объемистой сумке, уехавшей из центра в угол. Одной рукой обнимаю непонятно как отвоевавшую себе почти подо мной место Деньку, второй… Впрочем, вторая как одна из составных частей тела не ощущалась – затекла. Я предприняла более решительную попытку распрямиться и тихо ойкнула. Денька моментально вскочила, взгромоздилась на меня и попыталась поздравить с пробуждением. Я загородилась освободившейся рукой. Собака приняла это за увлекательную игру и полезла мордой мне под руку. Я отбивалась, как могла, и возмущенно шипела под ненавязчивую эстрадную мелодию.
Татьяна, дремавшая впереди, проснулась и завертела головой.
– Ой, я, кажется, уснула, – смущенно заулыбалась она.
– В твоем положении это естественно, – громко сказала Наталья, – тогда как для некоторых – противоестестенно. Ну вы, угомонитесь, – рявкнула она, взглянув в зеркало.
Денька уставилась в спину хозяйки, почувствовав в ее голосе грозные нотки. Я кое-как со стоном выпрямилась. По левой руке наперегонки бегали мурашки. Ощущение крайне неприятное, и я принялась растирать ее другой рукой. Шея никак не хотела держать голову прямо, а коленки ныли и просили выпрямить ноги.
– Давно пора сменить машину, – слабо возмущалась я. – Приеду и поставлю перед твоим Борисом вопрос ребром…
– Ставь, ставь, – развеселилась Наталья. – И этот самый вопрос выйдет тебе боком. Боренька прочитает тебе лекцию по теории относительности, ты устанешь и сделаешь единственно правильный вывод: лучше плохо ехать, чем обсуждать с ним эту тему… А между прочим, через пару километров будут Спас-Клепики, где мы должны куда-то сворачивать…
– Да-да, – оживилась Танюшка. – Я покажу. Вот за этим знаком – сразу налево. Видите, какие у нас здесь красивые места! Просто рай!
Места действительно были красивые. Но я не люблю осень. Почему-то она у меня постоянно ассоциируется с закатом жизни – последние вспышки ярких красок листвы кажутся отчаянными попытками удержать праздник жизни. А затем это жуткое быстрое увядание, когда природа устает сопротивляться неминуемому.
– Ой, Ирка! У тебя правая щека вся поперечно-полосатая! – Наташка так радовалась, как будто случайно обнаружила сэкономленную тысячу долларов.
– У меня вся душа поперечно-полосатая, а тело вообще не мое.
– Да ладно хныкать! Твое – не твое. Есть душа в теле, и хорошо. Другие и этого не имеют. Бери пример с Татьяны – сидит и плачет себе спокойно!..
Смысл последней фразы дошел до Наташки не сразу. Я-то осознала ее в момент. Только не могла понять, какой пример подавала плачущая Татьяна – положительный или отрицательный.
– Танька, ты что? Обалдела, блин? – заорала Наталья. – Нет, я с тобой тут всех коров посшибаю! Блин! Мы, можно сказать, вывезли тебя из эпицентра криминальных событий, радоваться надо, а она ревет! – Наташа подумала и весомо добавила: – Блин!
– Да я радуюсь, радуюсь, – прорыдала Татьяна. – Поэтому и реву.
Наташка подозрительно зашмыгала носом. Кремень-подруга легка на слезы сострадания.
– Бараны! – предостерегающе завопила я, заметив животных в опасной близости от дороги.
– Это овцы, – поправила Танюшка.
Наташка предусмотрительно сбросила скорость и спросила, не видно ли на горизонте коз. Их она с некоторых пор не любит – так и норовят перейти дорогу в неположенном месте…
Мы благополучно сделали еще три поворота налево и в конце концов оказались на хорошо укатанной проселочной дороге. Пришедшая в себя от слезной радости Татьяна нетерпеливо отсчитывала знакомые деревеньки:
