Кровавая кулиса - Валерий Георгиевич Шарапов
Через год после того, как Сутихины переехали на Серпуховскую, сожитель Глафиры начал закладывать за воротник, а напившись, устраивать скандалы. Орудуя костылями, он гонял женщину по всей квартире, а загнав в угол, колотил до тех пор, пока она не теряла сознание. Гошик в такие моменты старался улизнуть из дома, чтобы отчим не зашиб его до смерти. Именно тогда у него появилась привычка ночевать в старом бараке за трамвайным депо.
Здесь же он встретил своего первого «учителя», вора-рецидивиста по кличке Ваня Алмаз. В тот год на Ваню Алмаза, замочившего во время последнего ограбления шишкаря из московских, охотился уголовный розыск всего Советского Союза. Им и в голову не могло прийти, что Ваня Алмаз может прятаться в самом центре Москвы, ориентировки на вора-домушника разослали по всем городам и весям, в самой же столице сыскари рыли носом землю скорее для того, чтобы показать, как активно они работают, нежели в надежде отыскать преступника.
А Ваня Алмаз преспокойно сидел в заброшенном бараке, пользовался услугами так своевременно вошедшего в его жизнь Гошика и от скуки посвящал мальца в тонкости воровской «профессии». К своим пятидесяти годам Гошик мало в чем разбирался, но воровской закон, как и Уголовный кодекс, знал назубок. Вот почему, сидя в кабинете капитана Урядова, он смело глядел в глаза опера и беззастенчиво врал.
– Сутихин, хорош Ваньку валять. Мы все равно узнаем правду. Про чистосердечку ты все знаешь, так что в твоих интересах сотрудничать со следствием.
Урядов вел допрос больше часа, но никаких подвижек не предвиделось. Георгий Сутихин продолжал идти в несознанку. Когда трамвай неожиданно остановился, Урядов и Деев, не теряя времени на размышления о том, каким чудесным образом это произошло, помчались к вагону. Сутихина они схватили, когда тот, тоже сообразив, чем ему грозит непредвиденная остановка, выскакивал в переднюю дверь. Повалив вора на землю, Урядов заломил ему руки за спину и быстро защелкнул наручники.
– Я же говорил, что он от нас не уйдет, – услышал Урядов голос участкового и поднял голову.
Ярцев стоял на рельсах широко расставив ноги и улыбался во весь рот.
– Ты что, выскочил на рельсы, чтобы остановить трамвай? – глаза Урядова от удивления поползли на лоб. – Тебе что, жить надоело? А если бы вагоновожатый не успел затормозить? Остался бы без ног, а то и вовсе…
– Но ведь все получилось, – сияя, произнес Ярцев. – Сутихин у нас в руках, значит, я все сделал правильно.
Спорить Урядов не стал, поднял Сутихина и повернулся к Дееву.
– Сумку его не видишь?
– Нет, наверное в трамвае оставил. Сейчас посмотрю.
Деев нырнул в трамвай, который продолжал стоять, так как водитель трамвая выскочил на пути и на чем свет стоит костерил Ярцева. Тот как ни в чем не бывало продолжал стоять на рельсах, не удосужившись объяснить ситуацию водителю. Пришлось Урядову самому прервать гневные речи водителя. Он предъявил удостоверение и объяснил ситуацию.
– Действия уполномоченного участкового милиционера хоть и были рискованными, но ситуация того требовала. От лица советской милиции мы приносим извинения и благодарим за содействие в поимке особо опасного преступника, – завершил объяснения Урядов, после чего водитель вернулся в трамвай, чтобы, дождавшись разрешения, убраться подальше от проклятого перекрестка.
Деев оставался в вагоне минут десять, но сумку Сутихина так и не нашел. Сам Сутихин на вопрос Урядова сделал круглые глаза и объявил, что никакой сумки при нем не было.
– Ошибся, начальник, не было никакой сумки, – твердил он раз за разом, все больше раздражая оперативника.
Трамвай пришлось отпустить, так как за ним успела выстроиться вереница из трех составов. Пока Урядов караулил Сутихина, Деев и Ярцев прошерстили отрезок трамвайной ветки от аллеи до места остановки, пробежались по аллее, надеясь, что вор сбросил сумку там, но найти ее так и не смогли. Устав от бесплодных действий, Урядов принял решение вести Сутихина в отделение, надеясь, что сумеет расколоть задержанного там. И вот Сутихин больше часа сидел в кабинете напротив Урядова, а расколоть его оперативнику так и не удалось. Все попытки разбивались о твердую уверенность Сутихина, что предъявить оперативники ему ничего не могут. И это было правдой.
– Ты же понимаешь, что сумку мы найдем, – увещевал Урядов. – В данный момент в аллее и у трамвайных путей работают с десяток участковых и патрульных. Они знают свое дело и не остановятся, пока не добьются положительного результата. Так что лучше сам скажи: что было в сумке?
– Да как же они смогут найти сумку, если ее не было? – издевался Сутихин. – А если и найдут, чем докажешь, что она моя? Опростоволосились вы, гражданин начальник, нечего вам предъявить Гошику.
– Тогда зачем ты бежал?
– На трамвай спешил, – усмехаясь, заявил Сутихин. – Трамваи по расписанию ходят, я на часы взглянул и понял, что прогулочным шагом мне не поспеть. Вот и побежал. А какого хрена вы за мной побежали, я без понятия.
– Мы еще не осмотрели твою квартиру, Сутихин. Уверен, там есть за что зацепиться. Кстати, мы можем задержать тебя на двое суток и без сумки, – сменил направление допроса Урядов.
– На каком основании? – Сутихин продолжал улыбаться. – Нет у вас такого права – людей без основания в камеру пихать.
– Основания у нас найдутся, Сутихин. Думаешь, мы случайно у твоего подъезда оказались как раз в тот момент, когда ты решил из дома удрать? Про убийство во втором подъезде слыхал?
– Убийство? Ты что, начальник, мокруху честному вору пришить задумал? – Веселость с Сутихина слетела в один миг. – Я сорок лет домушник, а мокрухи за мной никогда не числилось!
– Раньше не числилось, – сделав ударение на слове «раньше», произнес Урядов. – Жизнь, она штука сложная, Сутихин. Раз в год и палка стреляет.
– Про палку ты дуракам рассказывай, а я честный вор, мокрухи за мной нет, – стоял на своем Сутихин.
– Не хочешь узнать, кого убили? – задал вопрос Урядов.
– Мне без разницы, хоть папу римского, – хмыкнул Сутихин.
– До папы римского твои руки не добрались, слишком коротки, а вот с беспомощной актрисой ты расправился без жалости.
Урядов внимательно следил за реакцией Сутихина. Он ожидал чего угодно: насмешки, сальных шуточек, равнодушия, но только не того, что произошло. Сутихин вскинул голову и во все глаза уставился на оперативника.
– Врешь! Врешь, падла! – прошипел он. – Никто не тронет Марусю, все знают, что за это…
Сутихин осекся, поняв, что чуть не проговорился, что
