Шкура неубитого - Стасс Бабицкий
– Может, и двоим, но точно не этим. Вспомните, Мехмет-бей ловко шифровался в переписке с предателем: стихи Пушкина, сплошные намеки. Вряд ли столь тонкие конспираторы запросто выдадут себя. Белых и Медведев! Нет, это слишком грубо. Шпиону просто повезло, что они оказались в офицерском собрании и отвлекают вас от истинного виновника. Стало быть, вы отрядили агентов следить за этой четверкой, но все без толку?
Игнатьев нервно жевал длинный ус.
– Я приставил агентов к каждому из здешних офицеров. Но к сожалению, у всех безупречная репутация.
– Так уж и у всех?!
– Вновь я слышу в вашем голосе эту ядовитую нотку, Родион Романович! Понимаю, в кого стрела направлена. Да, генералы играют в карты, пьют водку и волочатся за певичками… Но если вы про Ртищева, то этот жирдяй изначально вне подозрений. Он не из тех, кто допущен к секретным документам. Ни про Кавказ, ни про дунайскую переправу заранее не знал, а значит и туркам донести не мог. Да вы и сами не верите, что Ртищев – Белый медведь, иначе не отпустили бы его, – Игнатьев пристально смотрел на сыщика. – Не отпустили бы, верно?
Мармеладов выдержал его взгляд и переменил тему.
– Кто еще будет сегодня обедать в собрании?
– Дюжина чинов, но большинство штабные метелки, как этот ваш боров-интендант.
– Метелки?
– Ну да, метут рукавами пыль в архивах, – пояснил дипломат, – а на передовой сто лет не были. Предателя надо искать среди раненых генералов, таковых за столом будет еще четверо. Присмотритесь к Ивану Константиновичу Величко, он из тех баловней фортуны, кто обласкан при дворе. Хотя под его началом нет ни одного солдата, Величко постоянно пребывает в свите Его Императорского Величества, где в основном балагурит и рассказывает анекдоты. Постоянно переменяет мундиры! Заявлялся в собрание то в гусарском, в честь императора, то в кирасирском, в честь императрицы. А сегодня пришел в кабардинском, потому что в каком-то пехотном полку праздник. И все мундиры, представьте себе, с золотым прибором!
– Постойте-ка, вы говорите, что этот франт никем не командует, – перебил Мармеладов, – как же он получил ранение?
– Контузия под Плевной, – объяснил дипломат. – Случайный снаряд разорвался вблизи шатра, в котором хранились запасы шампанского для государя. Лопнули тридцать четыре бутылки и голова г-на Величко. На такого фигляра сразу и не подумаешь, что может с турками стакнуться.
– Именно поэтому он под подозрением?
– Именно поэтому, Родион Романович. Также как и кавалеристы: Красовцев из черных гусаров и Гукасов из Эриваньского отряда. Эти как раз побывали в самом пекле, сражались достойно, однако к секретным бумагам доступ имели…
– И сбрасывать их со счетов вы не торопитесь, – подхватил сыщик.
– Я чрезвычайно тороплюсь, – вспылил Игнатьев. – До конца недели почти все разъедутся к своим полкам, поэтому шпиона нужно вычислить немедленно, – он усилием воли взял себя в руки. – О, теперь я понимаю, почему вы так бесите людей, г-н Мармеладов. Играете словами, выбираете самое неуместное и бьете им наотмашь. Интересная тактика, нужно будет попробовать… Кто у нас остался? Ах, да. Леонид Николаевич Таубе, в его ведении вся армейская разведка. Этот человек заслуживает полного доверия императора и я почти уверен, что он не Белый медведь. Но сами понимаете, «почти» – шаткое словечко. Под ним все равно остаются пол шанса, четверть шанса, осьмушка… А рисковать в этом деле никак нельзя.
– Это все подозреваемые? – уточнил сыщик.
– Вам мало? Тогда присмотритесь еще к г-ну Лаврентьеву.
– Лаврентьев, Лаврентьев… Постойте-ка, это редактор “Русского инвалида”?
– Он самый, – подтвердил дипломат. – “Русского инвалида” и “Военного сборника”.
– Разве Александр Иванович еще служит? Мне помнится, он давно уж в отставке.
– Формально, да. Но в силу своей дружбы с военным министром, он до сих пор состоит в Комитете по устройству и образованию войск, является членом Военно-ученого комитета Главного штаба. К тому же ранен шальной пулей… Выезжал на Балканы, чтобы первым сообщить новости о сражениях русской армии. Утверждает, что это благотворно сказывается на подписке. Журналы расхватывают влет! Но вот, что странно: всю прибыль от подписки он раздал вдовам солдат, погибших при форсировании Дуная, и сиротам, оставшимся без кормильца.
– Что же такого странного вы обнаружили в добром поступке?
– А вы посмотрите под иным углом, – Игнатьев помолчал немного и добавил вполголоса. – Может это оттого, что совесть замучила? Ведь солдаты на переправе полегли из-за предательства Белого медведя.
– Эк вы вывернули, – поцокал языком Мармеладов. – Но разве Лаврентьев генерал?
– Представьте себе! Произведен в генерал-майоры два года назад, удостоен Святого Владимира за двадцать пять лет беспорочной службы. Но мундира не носит, оттого сразу и не подумаешь, что он из военных чинов. Именно поэтому он…
– …под подозрением, да. Понимаю вас, Николай Павлович, но если эдак перебирать каждого, то логика подскажет, что любой из них может оказаться турецким лазутчиком.
– Что же вы предлагаете? – насупился дипломат. – Послать логику ко всем чертям?
– Ни в коем случае. Нужно просто отбросить все общее и искать то, что отличает Белого медведя от остальных раненых генералов, побывавших на поле брани.
– Что же это? Только, заклинаю вас, не надо опять про стихи Пушкина.
– Его страсть, – улыбнулся сыщик. – То, чего генерал желает больше всего на свете, но не может получить. Ради этой страсти Белый медведь и пошел на предательство. Вы же не думаете, что османцы купили его деньгами?! Сами говорили, военные купаются в золоте. Стало быть, для него существует нечто более важное.
– Что же это? – озадаченно спросил Игнатьев.
– Вот это нам и предстоит выяснить.
XII
Офицеры рассаживались за длинным столом, нещадно царапая шпорами дорогущий наборный паркет.
– Давайте займем вот этот угол, – Игнатьев подтолкнул сыщика направо. – Черные сюртуки соберутся в одном месте.
