Леонид Девятых - Магнетизерка
— Вот это похвально, — потеплел взглядом Осташков. — А то, знаете ли, в последнее время развелось столько шарлатанов, совершенно далеких от врачебной науки, однако утверждающих, в силу «несомненной своей исключительности и выдающихся способностей», что они могут излечить любого от любой болезни. Таковыми сейчас хоть пруд пруди.
— Совершенно с вами согласна, — произнесла Анна Александровна крайне серьезно. — Поверьте, я в число таковых входить совершенно не намерена.
— Ну, вот и хорошо, — окончательно успокоился Осташков. — Чем могу служить?
— У вас находится некая крестьянская дочь Жучкина. Мне кажется, я ее знаю, — соврала Анна.
— Знаете? — искренне удивился статский советник и слегка покраснел. — Но ведь она… как бы это мягче выразиться? Из тех девиц, что предоставляют плотские утехи мужчинам за деньги. Девица весьма легкого поведения.
— Знаю, — опять соврала Анна и твердо добавила: — К этому ее могли принудить несчастливо сложившиеся обстоятельства.
— Обстоятельства? Какие такие «обстоятельства» могут принудить девицу продавать свое тело, ежели, конечно, она девица порядочная и честная? Таких обстоятельств, сударыня, не существует в природе!
— Она голодала, — быстро произнесла Турчанинова первое, что пришло ей в голову.
— Ну и что! Ежели у нас все, которые недоедают, начнут заниматься развратом, чтобы быть сытыми, то Россия превратится в сплошной, простите меня, бордель!
— Вы преувеличиваете, господин статский советник.
— Возможно. Однако можно устроиться поденщицей в дома, мыть полы, посуду, стать прачкой, солдатской портомоей, наконец. Нет, эти девицы просто не хотят честно работать. — От возмущения доктор даже вышел из-за стола и стал расхаживать по ординаторской. — Никакие обстоятельства не могут принудить нормальную девицу заниматься продажной любовью, кроме распущенности и врожденной порочности. И многие научные труды, появившиеся в последнее время, прямо на то и указуют…
— Вы, возможно, правы. А кто сказал вам… о роде ее занятий?
— Ее товарки. Они обратились в полицейскую часть по поводу ее исчезновения. Там у них взяли описание примет и нашли ее уже здесь, в Желтом доме. Они опознали ее, а вот она…
— Их не узнала, — закончила Анна.
— Верно, — сказал доктор. — А откуда вы знаете?
— Я могу ее видеть? — Турчанинова вовсе не хотела рассказывать доктору о своих способностях. Помимо прочего, этим можно было испортить его впечатление о ней.
— Посещения больных у нас не запрещены, — не очень уверенно произнес Михаил Семенович. — Только хочу вас предупредить, что она совершенно не в себе. Она не помнит, как ее зовут, и вряд ли узнает вас.
— Узнает, — заявила доктору Анна Александровна весьма твердо. — Меня она узнает.
* * *— Крайне странный случай, — сказал доктор Иван Карлович Штраубе Анне Александровне, когда профессор Осташков провел неожиданную посетительницу в его кабинет. — Мне еще никогда не приходилось сталкиваться с подобными симптомами умопомешательства. Эта блудница, как ни странно, более похожа на блаженную, нежели на обычную душевнобольную.
— А вы не можете мне сказать, в чем это выражается?
— Она каким-то образом угадывает, что было, что и с кем происходит в данный момент и даже что произойдет в будущем. Причем некоторые ее предсказания сбываются точно и в срок, — с нескрываемым удивлением ответил Иван Карлович.
— Например?
— Неловко признаться, однако что было, то было, да и сам факт этого ее угадывания крайне любопытен, — начал Штраубе. — Видите ли, при составлении моего формулярного списка по приезде сюда, в Россию, канцелярист сделал одну оплошность. Я родился в городе Герборне княжества Нассаусского. А канцелярист записал «Носсаусского». Заметил я это не сразу, а когда заметил, то жил уже не в Москве, а в Петербурге и собирался поступать сюда, в эту клинику, на службу. И я — каюсь — самостоятельно исправил в слове «Носсаусского» первое «о» на «а». При первом же осмотре больная, погрозив мне пальчиком, сказала, что исправлять официальные документы есть совершеннейший подлог и подсудное дело.
«О чем вы?» — спросил я, сделав вид, что не понимаю ее.
«О вашем формулярном списке, — ответила она, улыбаясь, — в нем вы в названии княжества, в коем родились, исправили „о“ на „а“. Нехорошо, право».
«Глупости вы какие-то говорите», — ответил ей я, хотя прекрасно понимал, что она права. Но как она могла это узнать, если кроме меня об этом не знал никто?
Турчанинова едва улыбнулась и спросила:
— Были еще какие-нибудь странности?
— Вчера, когда я производил вторичный осмотр больной, она сказала, что младший брат моей супруги Фридрих Эммануил три недели назад умер, подавившись вишневой косточкой. Она так и сказала: мол, Фридрих Эммануил скончался двадцать третьего апреля в три часа пополудни, подавившись вишневой косточкой за обедом. Я, хотя она и назвала брата жены по имени, конечно, не поверил, посчитав сие за бред умалишенной, однако сегодня утром получил я с оказией письмо от родных, в котором сообщалось: «Двадцать третьего апреля в три часа пополудни брат вашей жены скоропостижно скончался, подавившись за обедом вишневой косточкой». Представляете, — Штраубе как-то беспомощно взглянул на Анну Александровну, — она не только угадала, как зовут брата моей жены, но также верно назвала причину его смерти, ее точный день и час. Вчера же она сообщила, что завтра, сегодня то есть, ее придет навестить одна старая дева, которая…
— Старая дева, про которую говорила вчера ваша пациэнтка, это я, — не дала договорить Ивану Карловичу Анна.
— Вы?!
— Я, — повторила, кивнув для убедительности головой, Турчанинова. — Как видите, она не ошиблась и на сей раз.
— Выходит, что так, — раздумчиво произнес Штраубе.
— А вы что думаете об этом? — спросила Анна Александровна, пытливо посмотрев на доктора.
— Да уж не знаю, что и думать, — растерянно признался Иван Карлович. — Уверен я только в одном: эта Жучкина перенесла какое-то тяжелое для ее организма потрясение, что вызвало функциональные сдвиги в сознании, обострив ее память и фантазию.
— Память — да, вы правы. А вот фантазию — нет, — безапелляционно промолвила Турчанинова.
— У вас имеется особое мнение на сей счет? — не смог скрыть язвительнсти Штраубе.
— Имеется, — подтвердила Анна.
— И вы сможете изложить его мне? — с недоверием и известной долей насмешки, возможной при общении с дамами, спросил Иван Карлович.
— Извольте, — легко согласилась Турчанинова. — Вы ведь исправили название места, где родились?
— Да, исправил, — согласно кивнул Штраубе.
— А брат вашей жены действительно умер, подавившись за обедом вишневой косточкой?
— Да, к сожалению. Супруга очень переживает.
— И умер он в тот день и час, на которые указала вам Жучкина? — продолжала спрашивать Анна Александровна.
— Именно, — согласно кивнул доктор.
— И старая дева, то бишь я, пришла к вам, чтобы навестить ее?
— Ну… да.
— Тогда где же вы видите ее фантазию? — опять пытливо посмотрела в глаза Штраубе Турчанинова. — Налицо знание.
— Знание? — раздумчиво переспросил доктор.
— Именно. А что же еще? — скорее констатировала, нежели спросила Анна Александровна.
— Выходит, что все это не совпадения? Так вы полагаете?
— Разумеется, — твердо ответила Турчанинова. — Какие совпадения, уважаемый доктор? Она прекрасно знает, о чем говорит! В результате какого-то весьма сильного потрясения, тут вы правы, эта крестьянская дочь получила новые способности, которые и доставили ей знание того, что было, есть и будет. Знание, и ничто иное.
— Вы полагаете, что она стала…
— Ясновидящей? Это вы хотели сказать?
— Да, — кивнул головой Штраубе.
— И вы абсолютно правы, — заключила Анна Александровна тоном, не принимающим никаких возражений.
Штраубе, конечно, слышал про месмеризм, животный магнетизм и сомнамбул и даже кое-что читал про это, однако веры к сему учению не испытывал и в том, что тело человека есть магнит, а голова и ноги его полюса, крепко сомневался. Но посетительница говорила столь уверенно и убедительно, что он положительно был поколеблен в своем неверии. И когда мадемуазель Турчанинова предложила проводить ее к больной, Иван Карлович охотно согласился.
* * *Палата у Жучкиной была светлой и чистенькой. Металлическая кровать, какую редко встретишь в мещанском доме, с хорошим матрацем и бельем, весьма приличная тумбочка для личных вещей, из коих у Жучкиной было обнаружено лишь крохотное зеркальце с трещиной поперек да тридцать пять копеек медью (верно, ее гонорар за неправедные услуги). Были также стул с изогнутой спинкой и небольшой кухонный столик — вот и все предметы, что составляли меблировку палаты. Правда, окно, выходящее во двор клиники, было забрано решеткой, кровать имела широкие кожаные ремни, коими при надобности, то есть агрессивном поведении, больную можно накрепко пристегнуть к кровати. Да еще все мебеля палаты были намертво привинчены к полу. Все напоминало нумер в гостинице с хорошей горничной. Постоялица же сего «нумера» оказалась молодой женщиной не без признаков природной красоты. Серо-голубые глаза смотрели ясно и спокойно, на полных губах играла легкая улыбка.
