Том Харпер - Мозаика теней
Конечно же, я не желал мальчику зла, но понимал, что с полным выздоровлением к нему вернется и былая прыть. А если он сбежит, нам всем не сносить головы.
Все это время Фома молча стоял в углу. Анна нашла для него грубый монашеский подрясник, который оказался ему несколько коротковат, и плащ. Поцеловав мальчика в щеку, она натянула ему на голову капюшон, скрывавший его лицо, и легонько подтолкнула его ко мне.
— Вам придется поторопиться, — сказала она. — Скоро рассвет.
Я думал о том же, но при этом втайне надеялся на то, что Анна чмокнет в щеку и меня. Кто бы мог подумать, что мне, отцу двух дочерей и старому вдовцу, в подобной ситуации может прийти на ум такая мысль!
Так и не дождавшись поцелуя, я вывел Фому на улицу. Он не сопротивлялся, пока я связывал ему руки, стараясь не перетягивать узел, дабы мальчик мог самостоятельно держаться в седле. Почувствовавшая мое настроение лошадка занервничала. Я ласково потрепал ее по загривку и забрался в седло, после чего Сигурд посадил Фому передо мной. Обведя взглядом округу, я обратил внимание на то, что во многих домах уже открылись ставни. Сидевший передо мной мальчишка совсем недавно стоял на крыше дома резчика по кости с цангрой в руках, дожидаясь подхода императорской процессии. Кто знает, быть может, таинственный монах успел подготовить ему замену?
Эта мысль тут же привела меня в чувство, и я направил свою лошадь к Элрику и Сигурду.
— Поедем через Харисийские ворота, — объявил Сигурд. — Так будет быстрее всего.
— Слишком очевидно, — поспешно возразил я. — Возможно, за ними наблюдают. Лучше выехать из города через ворота Святого Романа и переправиться через реку выше по течению.
Сигурд сверкнул на меня глазами. Я заметил, что он приторочил к седлу кожаную петлю, предназначавшуюся для боевого топора.
— Наблюдают?! О ком это ты? Или ты полагаешь, что с нами воюет незримая армия тьмы, у которой шпионы сидят на каждом углу? Речь идет всего лишь о каком-то монахе и о горстке болгарских наемников.
— Если мы будем медлить, они разыщут нас без особого труда. Крисафий согласился бы со мною. Мы поедем через ворота Святого Романа.
Сигурд натянул поводья и показал мне свой огромный кулак.
— Все решает сила, Деметрий, сила мужской руки. Если наши недруги поджидают нас, тем хуже для них.
— Твоя рука, как, впрочем, и твои доспехи, не устоит против оружия, которым обладают эти люди, если только мы сами не выберем время нашей встречи с ними. Ты так долго топтал коридоры дворца, Сигурд, что забыл о столь важной вещи, как разведка?
Не давая ему ответить, я пришпорил лошадь и направил ее вперед. К моему облегчению, позади меня послышался звук копыт, следующих за мной.
Уже начинало светать. Мы быстро миновали грязные городские улочки и вскоре оказались у ворот Святого Романа. Охрана ворот, знавшая Сигурда в лицо, не стала чинить нам препятствий, и вскоре мы выехали в широкие поля, простиравшиеся во все стороны от стен города. Урожай был давным-давно убран, однако то тут, то там виднелись группы людей, распахивавших на своих волах целинные земли. Встающее солнце едва пробивалось сквозь серые облака, но из-за того, что я отвык подолгу держаться в седле и прикладывая слишком много ненужных усилий, мне вскоре стало так жарко, что пришлось сбросить плащ и затолкать его в седельную сумку. Я попридержал лошадку, памятуя о нездоровье своего седока, и невольно залюбовался округой, стараясь при этом не смотреть в сторону мрачного, словно туча, Сигурда, с которым после отъезда из монастыря мы не перемолвились ни словом.
Услышав слева бряцание железа, я обернулся и увидел, что меня нагоняет Элрик. Несмотря на почтенный возраст, он держался в седле более чем уверенно и что-то тихонько напевал.
— Ты расстроил нашего командира, — заявил он, прервав мурлыканье. — Он воин, и не стоит напоминать ему о том, что он еще и украшение императорской свиты. Ему пристало сражаться с норманнами, а не впечатлять своим видом знатных господ и послов.
Я нервно глянул на Сигурда, но тот либо не слышал этих слов, либо притворился, что не слышит.
— Я уже знаю о его нелюбви к норманнам. Он говорил, что они забрали себе ваше королевство, так же как забрали у нас Сицилию и едва не захватили Аттику, если бы император не оказал им сопротивление.
Элрик кивнул:
— Они пришли тридцать лет назад, и даже могущественный король, правивший на нашем острове, не смог противостоять их страшному натиску. Сигурд был тогда совсем еще ребенком, мне же довелось воевать с ними.
— Ты сражался с норманнами? — изумился я, с трудом представив, как этот почтенный старец косит своим топором врагов в горах Фулы.
— Мы воевали с их союзниками, — поправил меня Элрик. — Норманны напали на наш остров со стороны южного моря, с севера же на нас двигались норвежцы. Произошли две великие битвы на реке Денло. В первой мы потерпели поражение, зато во второй победили. И норвежскому королю пришлось сделать неприятное открытие: последний бой решает все.
Я совершенно запутался: он явно проводил весьма тонкие разграничения между норвежцами, норманнами и северянами с Фулы, подобные тем, которые наши предки проводили между своими феодальными городами. Но видимо, для Элрика тут все было ясно, потому что он продолжал без всяких запинок:
— Эта вторая битва запомнится мне на всю жизнь. Я собственноручно убил семнадцать вражеских воинов, однако враг продолжал сражаться до последнего. Эту битву помнит даже Сигурд.
Я обернулся на командира варягов, который по-прежнему пребывал в дурном настроении.
— Неужели и ты там побывал? — полюбопытствовал я, не обращая внимания на его враждебность. — Но ведь тридцать лет назад ты был слишком мал и не мог поднять топор!
Сигурд вскинул голову.
— Я держал в руках боевой топор, когда ты еще спал в колыбельке! — ответил он. Но гордость не позволила ему соврать. — Конечно, я не участвовал в битве. Тогда мне было всего шесть, но мой отец, воевавший на стороне короля Гарольда,[14] принес меня туда и посадил под деревом за нашими линиями обороны.
— Оттуда Сигурд видел куда больше, чем мы в пылу сражения, — вмешался в наш разговор Элрик.
— Помню, как знамя норвежского короля Харальда Разорителя Земель[15] реяло высоко над полем боя, когда вся его армия уже была разбита. — Грубый голос Сигурда стал на удивление задумчивым. — Его телохранитель в одиночку бился с десятками английских воинов. Когда же он пал и когда бой закончился, нашим воинам, чтобы добраться до тела Харальда, пришлось оттащить в сторону семь тел его приближенных, пытавшихся защитить собою своего короля. Впоследствии я узнал о том, что они научились ратному делу не где-нибудь, а именно здесь, в Византии.
Норманны и норвежцы, Гарольд и Харальд… Неужели у всех варваров одинаковые имена? Или они звучат похоже лишь для моего неискушенного слуха?
— Но ведь совсем недавно ты говорил, что норманны украли ваше королевство. Так кто же все-таки выиграл сражение?
— Мы разгромили Харальда и его норвежское воинство на севере, — ответил мне Элрик. — Но через неделю норманнский герцог Вильгельм[16] высадился на южном побережье. Мы совершили стремительный бросок на юг и тут же вступили в сражение, в котором наш король был убит. Тогда-то они и захватили наш трон. Как я уже говорил, все решает последняя битва.
— После этого вы покинули родину и прибыли сюда?
— Не сразу, — покачал головой Элрик. — В течение трех лет Бастард довольствовался нашими южными уделами, разделив их между своими сподвижниками. Затем он решил покорить и весь север. Некоторые из наших лордов, не желавших подчиняться его власти, подняли восстание, однако оно оказалось запоздалым — армия Вильгельма уничтожила их одного за другим. Бастард обратил плодородные прибрежные земли в пустошь; улицы городов и сел были усыпаны тысячами трупов; оставшихся в живых ждала голодная смерть. Он уничтожал все: дома, поля и припасы. После этого он пригласил датчан, и те продолжали разграблять нашу несчастную землю и уничтожать те немногие ростки жизни, которые появлялись в ее пределах. Север практически вымер. Можно было ехать по его землям целыми днями, не встречая ни единой души. Именно тогда я и перебрался в Византию.
— И я тоже, — сказал Сигурд. Его лицо под бронзовым шлемом стало бледным как мел, глаза ввалились. — Однажды вечером норманны захватили нашу деревню. Они убили отца и ворвались в наш дом. Всю ночь я слышал крики своей матери и сестер. К утру они были мертвы. Я не смог даже похоронить их, поскольку напоследок норманны сожгли наш дом. Дядя чудом умудрился увезти меня сначала в Каледонию, затем в Данию. В конце концов мы оказались здесь.
Рукой в перчатке он смахнул что-то со щеки, а потом ухватил свой боевой топор поближе к обуху и вынул его из кожаной петли.
