Сюзанна ГРЕГОРИ - Чума на оба ваши дома
– Я? – опешил Уилсон. – Но я же мастер, я…
– Ваши перемещения, мастер Уилсон, – произнес епископ холодно.
Уилсон некоторое время сопел, а епископ ждал, точно змея, обвившая свою жертву тугими кольцами, когда он начнет.
– После того как доктор Бартоломью сообщил нам, что Август мертв, я счел неподобающим долее присутствовать на пиру. Отец Уильям, мастер Элкот и мастер Суинфорд ушли вместе со мной. Бартоломью с братом Майклом удалились ранее, а мастер Абиньи остался, несмотря на мое неодобрение. – Глаза Уилсона сверкнули злорадством от возможности выразить свое осуждение в присутствии епископа.
– Напротив, мастер Уилсон, – вкрадчиво вмешался епископ. – Надеюсь, что вы одобрили этот поступок. Ведь вы, по всей видимости, намеревались оставить студентов в зале наедине с неограниченным количеством вина, притом что ранее в тот же день едва не разгорелись беспорядки. Я счел бы намерение оставить профессора приглядывать за студентами проявлением дальновидности. Почему вы не прервали обед?
Бартоломью подавил улыбку. Он знал, что многие студенты недолюбливают Уилсона, и обилием вина тот пытался завоевать их расположение. Он не захотел потерять его, закончив пир, когда студенты еще гуляли вовсю.
Мастер несколько раз открывал и закрывал рот, пока не вмешался Суинфорд.
– Мы обсуждали такую возможность, ваше преосвященство. И решили, что Август не желал бы, чтобы столь радостный праздник преждевременно завершился из-за него.
Епископ внимательно посмотрел на Суинфорда, прежде чем вновь обратиться к Уилсону.
– И что же вы делали после того, как покинули зал, мастер Уилсон? – продолжил он.
– Я отправился вместе с мастером Элкотом в нашу комнату. Я только сегодня перебрался в комнату мастера; прошлую ночь я провел в своей старой комнате. Мы немного поговорили об Августе, а потом отошли ко сну.
– Вы подтвердите слова мастера Уилсона? – спросил епископ Элкота.
Суетливый маленький человечек кивнул; в этот миг он походил на курицу еще больше обычного.
– Да, мы говорили, пока не догорела свеча, а потом легли спать. Ни один из нас не выходил и не просыпался до следующего утра.
– Отец Элфрит?
– Я вышел из зала и направился прямиком в комнату Августа, где оставался всю ночь. В какой-то миг я услышал шум и вышел взглянуть на брата Пола – он был болен. Он спал, а все остальные коммонеры еще не пришли. Я вернулся к своим молитвам, потом меня ударили по голове сзади. Я ничего не слышал и не видел. Следующее, что я помню, – как мне помогает подняться доктор Бартоломью.
– Мастер Суинфорд?
– Я вышел из зала с отцом Уильямом, мастером Элкотом и Уилсоном. По пути я видел брата Майкла и доктора Бартоломью; они шли по двору к своему крыльцу. Я отправился к себе и улегся спать. Боюсь, алиби у меня нет, потому что я живу один в комнате, – заключил он с виноватой улыбкой.
– Кто еще живет на одной лестнице с вами? – осведомился епископ.
– Отец Уильям этажом ниже.
– Святой отец, расскажите мне о своих передвижениях.
– Я покинул зал и пошел прямо в свою комнату. Немного погодя я увидел, как мастер Суинфорд поднялся мимо меня к себе. Я делю комнату еще с тремя братьями по ордену, студентами, которые ушли с обеда в одно время со мной. Мы вчетвером всю ночь молились за душу Августа, как и отец Элфрит.
– Если бы мастер Суинфорд ночью выходил из своей комнаты, вы бы услышали?
– Думаю, да, ваше преосвященство, – отвечал Уильям после мимолетного размышления. – Ночью было очень жарко. Мы не хотели, чтобы наши голоса потревожили чей-нибудь сон, и потому ставни у нас были закрыты, но дверь мы оставили открытой, чтобы было не так душно. Уверен, мы услышали бы, если мастер Суинфорд спускался по лестнице.
– Вот вам и алиби, мастер Суинфорд, – заметил епископ. – Доктор Бартоломью, а вы где были?
– Я вернулся в свою комнату, заглянул к кузнецу… Он сломал ногу в давке у ворот, – торопливо добавил врач, видя, как поползли вверх брови епископа. – Мне хотелось спать, и я сразу заснул. Когда вернулся Жиль, не знаю. Проснулся я еще затемно, заметил свет в комнате Августа и пошел предложить отцу Элфриту сменить его. Кто-то напал на меня и столкнул с лестницы. Когда я стал искать его, то не нашел никаких следов, а потом обнаружил, что тело, которое лежало на полу и которое я принял за тело Августа, на самом деле принадлежит отцу Элфриту. Август исчез.
– Значит, никто не может подтвердить, где вы были всю ночь? – спросил епископ.
Бартоломью покачал головой и увидел, как Уилсон и Элкот обменялись самодовольными взглядами.
– Брат Майкл? – спросил епископ.
Майкл пожал плечами.
– У меня, как и у нашего врача, нет алиби. К крыльцу мы подошли вместе. Я видел, как он заглянул к тому отвратительному человеку со сломанной ногой, а потом ушел к себе в комнату. Я поднялся наверх. Мои соседи наслаждались превосходным вином мастера Уилсона в зале, и сегодняшний рассвет застал их все там же. Эту ночь я провел один.
– Ну и вы, мастер Абиньи. Что вы нам скажете?
– Я оставался в компании двух соседей Майкла и остальных студентов, пока не напился и не заснул, – жизнерадостно заявил Абиньи, не замечая разъяренного взгляда Уилсона. – Эти самые два бенедиктинца оторвались от возлияний и отвели меня в комнату, а потом я ничего не помню до тех пор, пока меня не разбудил Александр с историей о пропадающих телах и убийствах.
Он лениво развалился на скамье, и Бартоломью понял, что это представление было тщательно разыграно с таким расчетом, чтобы разозлить Уилсона как можно сильнее.
– Давайте подведем итоги, – заключил епископ, словно не заметив выходки Абиньи. – Действия всех членов коллегии можно подтвердить, за исключением Бартоломью, Элфрита и Майкла. Элфрит не мог сам себя ударить по голове сзади, а Бартоломью видел его лежащим на полу до того, как на него напали.
– Итак, у нас остается загадка. Нет сомнения, что было совершено злодеяние и два человека погибли. Мне с трудом верится, чтобы доктор Бартоломью мог принять живого человека за мертвеца, но такое случается, в особенности если учесть обилие превосходных вин. – Он поднял руку, предупреждая возражения, которые Бартоломью уже собрался высказать. Накануне вечером он почти ничего не пил – главным образом, потому что не считал воцарение Уилсона на месте сэра Джона хорошим поводом для празднества. – Август, живой или мертвый, пропал. Возможно, мы так никогда и не узнаем, виновен он в убийстве или нет. С этим делом во что бы то ни стало необходимо покончить как можно быстрее. Ни ваш колледж, ни университет не могут позволить себе, чтобы распространялись толки о пропадающих трупах и убийствах. Вы знаете, что может произойти: состоятельные семьи откажутся посылать сюда своих сыновей, и в конечном итоге университет прекратит свое существование.
Бартоломью бросил взгляд на Элфрита, который сидел рядом с ним; в памяти всплыли отголоски их недавнего разговора. Возможно, Элфрит прав и все это – происки конкурентов, пытающихся подорвать устои университета.
Прежде чем продолжать, епископ по очереди обвел взглядом всех профессоров.
– Ни у кого из вас нет выбора в этом деле. Я уже переговорил с канцлером, и он согласен со мной относительно мер, которые необходимо предпринять. Повторюсь, в этом деле у вас нет выбора. Послезавтра состоится заупокойная служба по Августу. Будет объявлено, что его тело нашли в саду, где он скрывался. Церемония введения в должность так сильно взволновала его, что он повредился в уме. Я полагаю, существуют состояния, при которых живой человек производит впечатление умершего. Такой недуг поразил Августа, и врач колледжа признал его мертвым. Потом Август очнулся от транса и ударил Элфрита сзади, когда тот молился. Затем он сбежал по лестнице и прошмыгнул мимо зданий колледжа в сад, где позже скончался. Брат Пол, удрученный своим недугом, покончил с собой. Другой коммонер… – Епископ нетерпеливо взмахнул рукой.
– Монфише, – подсказал Уилсон тонким голосом; чудовищность того, о чем их просили, сбила с него обычную спесь.
– Да, Монфише. Так вот, Монфише умер из-за собственной невоздержанности. Коммонеры уже подтвердили это. Он ночь напролет объедался, несмотря на боли в животе, вызванные таким обжорством. Именно так, господа, и будет поведано миру о том, что здесь произошло. Никаких слухов о злодеяниях в колледже, – сказал он, в упор глядя на францисканцев, – и никаких россказней о мертвецах, которые по ночам ходят и убивают своих коллег.
Он снова сел, давая понять, что закончил. В комнате царила полная тишина, профессора осмысливали его слова. Писцы, обыкновенно лихорадочно строчившие, когда епископ говорил, сидели пугающе неподвижно. На этом собрании протоколы не велись.
Бартоломью потрясенно смотрел на епископа. Значит, церковь и университет готовы замять дело, скрыть правду под толстыми покрывалами лжи.
