Александр Арсаньев - Третье дело Карозиных
– Спасибо, Анна Антоновна, – благодарно промолвила Карозина. – В который уж раз вы меня выручаете.
– Пустяки, голубушка, а теперь прости, мне надо еще с визитами заехать.
Они, как принято было, обменялись поцелуями и Анна Антоновна покинула Катенькин дом. Катя осталась в задумчивости, а вечером все пересказала Карозину. Тот, конечно, поиздевался от души и во всей этой истории не осталось ничего более-менее серьезного после того, как Никита Сергеевич постарался над нею. Впрочем, для себя Катя решила, что четьи-минеи она завтра же отнесет в церковь. И вот только следующим днем, в церкви, освятив уже книгу, она раскрыла ее и тут ей показалось, что книга очень похожа на ту, что была ей столь странным образом передана, но не та. Чувство было очень сильным и Катя, возвращаясь с ранней обедни, старалась в деталях припомнить, как выглядели подброшенные ей жития святых, перелистывала этот том, но ничем кроме своего личного чувства не могла ни подтвердить эту догадку, ни опровергнуть.
Что же до Соколова, то и на следующий день он тоже не пришел. Катя опять прождала его до двенадцати, волновалась, собиралась объясниться с ним, все ему высказать, спросить, причем же тут она-то. Но он так и не приехал. А после обеда Ефим доложил, что прибыл подполковник Фарапонов. Катя устало спустилась вниз и по мрачному виду подполковника заключила, что у него какие-то неутешительные новости. Так и оказалось.
– Ожидаете своего живописца? – невесело поинтересовался Фарапонов после приветствия.
– Ждала, – кивнула Катя, проходя с ним в кабинет. – Но ни вчера, ни сегодня его не было, а я даже не знаю, куда послать за ним. Наташе же писать не рискнула, не хочу ее расстраивать.
Фарапонов помолчал, вздохнул и выговорил:
– Нынче его нашли. На чердаке в Ляпинке.
– Что? – ахнула Катя. – Вы что хотите сказать, Денис Николаевич?
– Не похоже, чтобы сам, – исчерпывающе ответил полицейский подполковник.
– Так он мертв? – все еще не могла поверить Катя.
– Мертвее не бывает.
Катя встала, прошла к окну, помолчала и выговорила приглушенно:
– А сегодня двадцать первое. Когда они там собираются? Нынче должны?
– Да, – откликнулся Фарапонов. – Только вот неизвестно, соберутся ли теперь.
– Знаете что, Денис Николаевич, – обернулась Катя, – надо за ними проследить непременно. А что же там, на чердаке, и почему вы говорите, что не похоже, чтобы сам?
– Нашел его смотритель, он там зачем-то на крышу решил слазить, – начал рассказывать Фарапонов. – Накануне Соколов ночевать не приходил, это сказали его соседи по комнате. И последний, кто его видел, так это его сокурсник. Мол, Соколов собирался к вам, портрет писать.
– Когда это было?
– Вчера. Вот, почитай, со вчерашнего утра его и не видали.
– Но его вчера у меня не было, – возразила Катя.
– Знаю, – кивнул Фарапонов. – Только вот из Ляпинки он вышел часов в девять утра, а потом туда не возвращался, и как его тело на чердак попало – непонятно. Только, видать, его мертвого уже принесли и попытались изобразить это так, будто он там сам себе петлю на шею накинул. А между тем наш доктор уверенно заявил, что к моменту обследования мертв он был вторые уж сутки.
– Значит, еще вчера, – промолвила Катя.
– Значит.
– И что же, у вас никакой зацепки? – спросила она. – Я вот думаю, странно, что накануне их ежемесячного ночного бдения это случилось.
– Полагаете, что это они между собой чего-то не поделили, что ли? – недоверчиво поинтересовался Фарапонов.
– А вы знаете, зачем они там вообще собираются? – подполковник энергично помотал головой и Катя продолжила:
– Я не уверена, что все это действительно так, но слышали ли вы такую историю…
После того, как она закончила свой рассказ, подполковник еще какое-то время сидел молча, а потом проговорил:
– Воля ваша, Катерина Дмитриевна, только я бы в такое верить не стал. Не иначе, как это все для отводу глаз.
– А четьи-минеи как объясните? – вскинула Катя брови. – Хотя я с вами, Денис Николаевич, полностью согласна.
– Что ж, посмотрим, соберутся ли они там нынче.
– Сами поедете? – Катя как-то встрепенулась.
– Вижу, Катерина Дмитриевна, желаете компанию на прогулке составить? Но что скажет на это ваш супруг?
– А мы и его с собой возьмем. Ночи нынче теплые, ему полезно будет, – лукаво улыбаясь, ответила Катя, порадовавшись тому, как они замечательно понимают друг друга с подполковником.
– Тогда я за вами заеду, – предложил Фарапонов. На том они и расстались.
А Кате вспомнился тот вчерашний взгляд Анны Антоновны и ее слова о том, что «авось ничего у них там не выйдет…»
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
В одиннадцатом часу, как и договаривались, к карозинскому особнячку подъехала казенная крытая карета, из нее вышел подполковник Фарапонов, одетый в штатское, можно сказать, даже неказистое какое-то платье, все черное, ни единого светлого пятнышка. Он поднялся по ступенькам и позвонил, Ефим отворил дверь и пропустил его в прихожую, куда тотчас вышли супруги Карозины – оба в таких же неприметных, черных одеждах. Обменялись скупыми приветствиями – нервы у всех троих были на взводе от предстоящего кладбищенского променаду. Уж, казалось бы, полицейскому чиновнику чего только не приходилось видать и делать, а и он не мог удержаться, нет-нет, да и теребил нафабренные усы.
– Ну что ж, кажется, успеем, – проговорил Фарапонов, посмотрев на брегет. – Рад, что и вы с нами, – добавил он, обращаясь к профессору Карозину. Со мной только еще один человек, больше я не стал брать, ни к чему нам лишний шум. Да и вообще, если честно, друзья мои, – как-то печально вымолвил он, – подозреваю, что нынче интересующие нас особы и вовсе могут не прибыть. Если, конечно, они не имеют никакого отношения к случившемуся с Соколовым, – тут же пояснил он, выразительно посмотрев на Катю.
– Вот и я так думаю, – кивнула Катенька своей хорошенькой головкой в темной шляпке с вуалеткой. – Мы хотя бы затем и должны поехать, чтобы удостовериться – они ли? Думаю, что если им неизвестно, то приедут непременно.
– И если известно, то тоже приедут, – хмыкнул вдруг Карозин. – Только будет у них вместо Соколова кто-нибудь другой.
– Тоже вариант, – согласился Фарапонов. – Что ж, пора нам. Я с собой прихватил человечка, который всех их не раз видал, да и нам расскажет, кто из них кто. Едемте.
Все трое вышли из дома и сели в экипаж, где их поджидал тот самый «человечек», оказавшийся сухощавым блондином лет двадцати восьми, чрезвычайно скромным, по крайней мере, с виду. При свете уличных фонарей Фарапонов представил его Карозиным. Молодого человека звали Алексей Петрович Сульский и был он в чине капитана.
До кладбища, а это почитай через полгорода ехать, все молчали. Катя в темноте кареты сжимала руку Никиты Сергеевича, благодарно думая о том, что как же хорошо, что он едет с нею. Все ж таки кладбище, полночь, да еще и так загадочная история тоже не давала покоя. Хотя Катенька старательно гнала от себя воспоминания о том, что услышала от Анны Антоновны, но сейчас, когда ехали по почти безлюдным улицам, большей частью и не освещенным, почему-то думалось о погибшей барышне с трепетом. А ну как правдой та история была? Катя подавила вздох и прижалась поближе к мужу. Он успокаивающе погладил ее по ручке.
Наконец возница остановил лошадей, как и было обговорено заранее, не доезжая до кладбищенской ограды, чтобы не привлечь внимание тех, кто могу уже собраться на свои ежемесячные каждения. Вышли из кареты и Сульский, приглушив только голос, но не переходя на шепот, ибо знал, что в ночной тишине шипящие звуки куда слышнее, проговорил:
– Придется сейчас перебираться за ограду, тут лаз неподалеку, а потом, – он коротко махнул рукой, – прямо вон туда, к сараюшке, в ней и спрячемся. Они туда никогда не ходят, только мимо, как раз к сторожевой избушке.
Все трое ему безмолвно повиновались. Возле ограды то там, то сям росли кусты, а за одним из них как раз и обнаружился лаз – специально, видать, проделанный заранее. Первым в него протиснулся подполковник, затем Карозин, после Катя, а уж замыкал маленькое шествие Сульский.
На кладбище стояла такая тишина, что к ней и правда никакое другое слово кроме «гробовой» не подходило. Доносился, конечно, откуда-то надсадный собачий лай, да и тут, наверное, свои псины имелись, только были кем-то они нынче предусмотрительно убраны. Ночь выдалась облачной, и луна только ненадолго вырывалась из плотной завесы облаков, что, может, будет и к лучшему, подумала про себя Катерина Дмитриевна, потому как окружавший пейзаж не располагал к прогулкам и приятным мыслям. Покосившиеся кресты, рвы могил, ощущение, что нет ни конца ни краю этому кладбищу… Катенька зябко передернула плечами, хотя ночь стояла теплая.
В сторожке, не доходя до которой все четверо остановились, в одном из окон горел слабый свет. И если заходить на кладбище в калитку, то аккурат мимо этого покосившегося сарайчика и надо было пройти, чтобы до сторожки добраться. Грубо сколоченная дверь в невысоком сарае, где хранились дрова, была не заперта на замок, так только, привалена доскою. Сульский привычным движением доску от двери убрал, дверь отворил без единого скрипа – смазать петли тоже, видать, заранее кто позаботился – и впустил остальных. Сам вошел последним и прикрыл дверь, изнутри укрепив ее веревкой, продернутой через доски.
