Александр Бушков - Аргонавт
– Но он же сам мне сказал!
– То есть? – поднял бровь Бестужев.
– Я пытался поговорить с ним сегодня… Он меня форменным образом высмеял и посоветовал держаться подальше, потому что его друг, то есть вы, человек решительный и всегда вооружен… Я ведь видел, как вы дружески беседовали с ним в курительной… Он недвусмысленно намекал, что вы способны даже…
– Отправить вас за борт?
– Да, что-то в этом роде… Я же видел, как дружески вы с ним держитесь…
– Возможно, я вас разочарую, – сказал Бестужев. – Но я впервые увидел этого типа только на пароходе и не имею к нему никакого отношения, а уж к его планам тем более. Вас примитивно обманули, юноша… Насколько я понимаю, у вашего семейства нет никаких юридических оснований предпринять против беглецов какие-либо законные меры?
– Вот в том-то и беда! – У молодого человека буквально слезы на глаза наворачивались. – Ни малейших оснований… С точки зрения закона он неуязвим… Вы, в самом деле, не его друг и сообщник?
– Никоим образом, – сказал Бестужев.
– Мне так хочется вам верить… Да, мы ничего не можем предпринять, юристы нашего семейства так и заявили с сокрушенным видом… Но я чувствую, что дело кончится совсем плохо. Этот мошенник может ее попросту бросить там, за океаном, и скрыться с добычей…
– Вполне возможно, – задумчиво сказал Бестужев. – Не столь уж невероятный поворот событий, бывает и так… Значит, семейство отступилось, не видя законных способов… и только вы кинулись следом? На что же вы надеялись, простите? Что сможете его усовестить? Напугать?
– Не знаю… – покаянно сознался юный милорд. – Я просто обязан был что-то предпринять… Речь идет о моей родственнице…
«А также о драгоценностях, оцененных в весьма приличную сумму, – подумал Бестужев, отнюдь не склонный умиляться рассказу. – Сколько в побуждениях этого юнца от благородных чувств и сколько от скучной житейской прозы – это, конечно, тема для дискуссии… которую нет ни малейшей охоты вести. Если смотреть в корень, «полковник», никаких сомнений, погнался не за девицей, а за деньгами, и, что самое печальное, он и в самом деле преспокойно может ее бросить в чужой стране без гроша в кармане, скрывшись с драгоценностями. Причем, что немаловажно, тень при этом ложится именно что на российскую императорскую армию. Это-то обстоятельство и побуждает…»
– Что же мне делать? – горестно вопросил в пространство молодой Кавердейл.
Бестужев усмехнулся:
– Поставить свечку за мое здравие… ах да, вы же англичанин, и вам этот обряд попросту неведом… ну, в таком случае вы можете, разве что, выпить за мое здоровье потом… Надеюсь, вы не принадлежите к обществу трезвости? Вот и прекрасно…
– Я не понимаю…
– Пойдемте, – сказал Бестужев, прямо-таки насильно выпроваживая юного милорда в коридор. – Скажите мне номер его каюты… или ее… думаю, они все же соблюдают приличия и одну каюту пока что не заняли…
…Когда он вошел, услышав позволение после энергичного стука, «полковник» поначалу уставился на него вполне дружелюбно, но тут из-за его спины, как чертик из коробочки, возник юный Кавердейл. Брови «полковника» взлетели вверх, лицо неприятно перекосилось – а сидевшая тут же Затворница с тихим вскриком подняла руки к лицу:
– Ронни…
«Полковник» тут же овладел собой – в любом случае, он был не дурак и не трус. Сухо бросил:
– В чем дело, господа?
– Вам еще нужно что-то объяснять? – воинственно начал англичанин. – Вы увезли эту леди…
«Полковник» прервал его с завидным самообладанием:
– Милейший, «эта леди», как вы изволили выразиться, покинула Англию совершенно добровольно, не правда ли, дорогая? Что столь же существенно, моя невеста совершеннолетняя, может располагать собой, как ей заблагорассудится, она не находится под чьим-либо опекунством и вольна в поступках… И уж безусловно пребывает в здравом рассудке. Посему, господа шантажисты, я б попросил бы вас покинуть каюту, или мне придется, крикнуть стюарда.
Затворница взирала на него с восхищенным обожанием – столь беззаветным, что Бестужев передернулся. Он решительно отстранил растерявшегося юношу, шагнул вперед и сказал холодно:
– Все так. Однако есть и некоторые обстоятельства…
– Я понял, понял! – воскликнул «полковник» и даже пару раз хлопнул с дурашливым видом в ладоши. – Все, как в романах! Вы – почтенный адвокат… правда, без седин и черного сюртука, но это несущественно. Главное, сейчас вы извлечете из кармана связку бумаг, из которых неопровержимо явствует, что у меня есть где-то законная супруга с шестью ребятишками, мал-мала меньше… Или, берите выше – доказательства того, что я беглый каторжник? Ну, давайте же! Что вы стоите? Поразите меня в самое сердце серьезными уликами… которых нет и быть не может, ха-ха!
Он оглянулся на спутницу с триумфальным видом, приглашая ее посмеяться вместе – и Затворница в самом деле расхохоталась искренне, весело. «Полковник» приосанился:
– Ну, что там у вас с доказательствами, дружище?
– Я не осведомлен о вашем матримониальном положении, – сказал Бестужев. – А также о ваших отношениях с правосудием… хотя подозреваю, что вам приходилось с ним сталкиваться, и отнюдь не в качестве потерпевшего…
– Ля-ля-ля… – протянул «полковник», прямо-таки наслаждаясь собственной победой. – В таком случае, не будете ли вы столь любезны покинуть каюту самостоятельно, не дожидаясь…
– Еще не время, – продолжил Бестужев по-французски, а потом неожиданно перешел на русский: – Будь моя воля, я бы тебя, скотина, отвел на съезжую и велел выпороть как следует, чтобы не мог сидеть на заднице битый месяц… Ну, что таращишься, усатая рожа? Понял хоть что-нибудь?
Судя по лицу «полковника», он не понял ни словечка… Ухмыльнувшись, Бестужев вернулся к французскому:
– Значит, вы полковник российской императорской гвардии… Отчего же, сударь, вы ни словечка не понимаете по-русски?
– Вы считаете эту тарабарщину русским языком? – как ни в чем не бывало спросил «полковник».
– Это именно что русский язык, – сказал Бестужев спокойно. – Поскольку это именно я русский из нас двоих, мне, согласитесь, виднее… Вы великолепно говорите по-французски. Следовательно, могу подозревать, и читать в состоянии на этом языке?
Он достал из кармана свой заграничный паспорт, открыл и поднес к самому носу «полковника». Вот теперь с того враз слетел наглый апломб, взгляд характерным образом заметался. Бестужев тем временем поднес паспорт Затворнице:
– Надеюсь, и вы читаете по-французски, сударыня? Да-да, это русский паспорт, и сам я русский и говорил я с этим господином на чистейшем русском языке, которого он отчего-то не понимает…
– Вздор, вздор! – «полковник» бросил на свою спутницу взгляд, в который постарался вложить максимум убедительности, как и в тон. – Ах, вот как… Русский… Молодой человек, вы, наверное, далеки от высшего света? Ну, разумеется, иначе вы знали бы что в семьях моего уровня детей учат исключительно на французском, так издавна принято…
– Было когда-то принято, не спорю, – сказал Бестужев. – Очень-очень давно… Вы хотите сказать, что, не зная русского, служите в армии, и отдаете приказы солдатам на французском? Как же они вас понимают? Или они тоже поголовно представители знатнейших родов, родному языку не обученные? Может быть, вы объясните еще, почему вы именуете себя полковником, однако носите на эполетах звездочки поручика?
Молодой Кавердейл издал откровенный возглас удивления.
– Вот именно, юноша, – сказал Бестужев. – Этот господин и не русский, и не офицер. Что касается его наград…
Он подошел вплотную и, небрежно касаясь пальцем ленточек орденов и медалей, заговорил, обрисовывая истинное положение дел. Объяснял, почему на груди русского офицера просто-напросто не может оказаться таких медалей, а также двух орденов одной и той же степени. «Полковник» уже не пытался что-либо возразить, он сидел с застывшим лицом, глаза лихорадочно бегали, но на ум, сразу видно, не приходило никаких спасительных отговорок – да и откуда им взяться? Молодой Кавердейл сиял, как новенький полтинник, Затворница слушала прямо-таки с ужасом, и Бестужев старался на нее не смотреть…
– Имеете что-нибудь возразить, сударь? – спросил он, закончив краткую лекцию. – Любопытно будет послушать…
– Черт знает что… – пробормотал «полковник», избегая смотреть на свою даму.
– Простите, – сказал Бестужев. – Вы неправильно обрисовали ситуацию… Ничего подобного. Точные знания, не более того… Где вы стибрил и мундир? У старьевщика купили, или в театре? Соблаговолите вновь обратить внимание на мой паспорт… Как видите, там написано, что я состою на службе в Министерстве юстиции. То есть отношусь к департаменту, с которым вы наверняка уже общались в худшие для вас времена… Вы идиот! – бросил он резко, напористо. – Прежде чем рядиться русским гвардейским офицером, следовало бы предварительно поинтересоваться, сколько лет сибирской каторги по законам Российской империи полагается человеку, самозванно присвоившему себе звание гвардейского офицера, а также российские ордена, на которые у вас нет права… Могу вас заверить, немало…
