Николас Ремин - Снег в Венеции
Сначала Елизавета с удовольствием представила, как, набросив на плечи скромную накидку, перебегает через площадь и заходит в кафе – без всякой свиты; потом с не меньшим удовольствием подумала – не отправиться ли ей вместе с Кёнигсэггами на бал-маскарад к Тронам? Такой бал не сравнить со скучными гарнизонными балами, на которых офицеры вытягивались перед нею, прищелкивая каблуками. Елизавета и виду не подала, когда Кёнигсэгг упомянула о приглашении на этот бал, что почувствовала зависть.
Она обратилась к Кёнигсэгг.
– Вы пойдете вместе с Вастль, графиня. – И без всякого перехода отрывисто проговорила: – Пусть напишет своему жениху записку… условится о встрече… и предупредит… что в четверг придет не одна… С ней будет дама, которой потребуются от него кое-какие сведения… Намекните Вастль, что она внакладе не останется.
– Но у меня…
– Выходного шерстяного платья будет вполне довольно. И наденьте кожаные ботинки. Полагаю, до этого ресторанчика вам придется идти пешком. Не исключено, что заведение это из непритязательных, со столами без скатертей и опилками на полу. Одно из тех заведений, где после будничных трудов собираются рыбаки и гондольеры, чтобы немного отдохнуть и развеяться.
Елизавета умолкла, воображая этот освещенный газовым светом рай со скоблеными деревянными столами и посыпанным опилками полом, а между столиками итальянка с горящими от страсти глазами танцует тарантеллу. Елизавета вновь поймала себя на том, что завидует Кёнигсэгг. Однако от этой мысли ее отвлекла сама графиня.
Глаза ее широко распахнулись, лицо застыло, а рот открывался и закрывался, не издавая ни звука. Она напоминала рыбку в аквариуме.
Затем произошло непредвиденное: Кёнигсэгг бурно разрыдалась. Рыдала она довольно долго, потом выдавила через силу:
– Я… не могу сделать этого… Эберхардт…
Генерал-майор Кёнигсэгг посмотрел на императрицу. Он словно молил простить жену за эти слезы. И одновременно он, похоже, хотел сказать, что графиня действительно не может выполнить поручение императрицы и нужно придумать что-то другое.
Тут в воображении Елизаветы возникло видение – настолько живое и яркое, что его молено было разглядывать во всех деталях, как рисунок или картину, висящую на стене. Конечно же существует и другая возможность! Как она об этом раньше не подумала!
– Ну, есть еще одна мысль… А что если…
Она оборвала себя на полуслове, уже точно зная, что хотела бы сказать, но предпочитая до поры до времени оставить это при себе.
Ей всего-то и потребуется, что немного ваты, пара туфель без каблуков, черное платье и шерстяной платок. Елизавета понимала, что граф Кёнигсэгг вряд ли будет в восторге от ее плана, но чем дольше она думала о нем, тем больше он ей нравился.
Выйти из королевского дворца никакого труда не составит. Труднее будет вернуться сюда никем не замеченной, потому как Тоггенбург расставил часовых по всему периметру дворца. Но Елизавете было известно, где граф Кёнигсэгг хранит бланки пропусков с императорским вензелем. Она выпишет пропуск на имя одной из своих замужних кузин и скрепит его собственноручной подписью.
Сегодня к восьми Кёнигсэгги собрались в театр «Малибран» слушать оперу. Из дворца они должны выехать около семи. В ее распоряжении будет целых три часа. Вполне достаточно времени, чтобы разыграть маленькое представление, о котором она расскажет Кёнигсэггам позже.
Если погода изменится, она наденет простое шерстяное пальто, которое купила еще на Мадейре, на ноги – простые сапожки, а на голову видавшую виды меховую шапку. И не забыть бы варежки. Или взять муфту?
20
По пути к падре Томмасео Трон раздумывал о том, было ли случайным совпадением то, что надворный советник и падре оказались на одном пароходе? Или между ними существовала какая-то связь, которую следует выявить и понять? Многие коллеги Трона отказывались верить в случайные совпадения. Он придерживался иного мнения. То, что Томмасео и Хуммельхаузер прибыли в Венецию на одном пароходе, не обязательно исполнено тайного смысла. Однако, размышлял Трон, задать падре Томмасео несколько вопросов будет полезно и правильно.
Небо снова затянули тучи, когда Трон через полчаса после визита к Сиври оказался у канала Сан-Тровазо. Он перешел канал по узкому мосту и, обойдя вокруг церкви, оказался перед домом священника. Дернул вниз ручку звонка, вмонтированную рядом с дверью. Почти сразу дверь открылась; за ней оказалась пожилая женщина в белом накрахмаленном халате и в белом чепце. Лицо у нее было бледное, нездоровое; могло прийти в голову, что она никогда не бывает на воздухе. Она недоверчиво посмотрела на Трона маленькими воспаленными глазами.
– Что вам будет угодно?
– Я хотел бы переговорить с падре Томмасео, – просто ответил Трон, удивленный столь прохладным приемом.
– Позвольте узнать, кто вы?
– Комиссарио Трон.
– И что вам угодно?
– Это я предпочитаю объяснить падре Томмасео лично, – ответил Трон.
Женщина смерила его с головы до ног испытующим взглядом и, наверное, сделала вывод, что особых неприятностей этот визитер не принесет.
– Следуйте за мной, – коротко предложила она, повернулась и пошла, тем самым дав понять Трону, что дверь за собой он должен закрыть сам. В конце темного коридора она остановилась и постучала.
– Входите, – сказала она Трону, не ожидая приглашения изнутри. – Падре Томмасео говорит, что его дверь открыта для каждого в любое время.
Человек, которого звали падре Томмасео, сидел за столом и писал. Когда Трон переступил порог, он поднял голову, встал и, сделав несколько шагов навстречу, протянул ему руку, поросшую рыжеватыми волосами. Священник улыбался, но глаза его оставались серьезными и настороженными. Рукопожатие было несколько вялым для мужчины его возраста и телосложения. Трон предположил, что падре Томмасео около шестидесяти лет. «Он чем-то похож на Савонаролу[8]», – подумал комиссарио. Нос у священника был крупный, мясистый, несколько изогнутый, губы полные, чувственные. Седые волнистые волосы падали на плечи. В облике падре угадывалась твердость характера, скрытый душевный огонь.
– Добрый день, – сказал падре. – Чем могу служить вам, синьор…
– Трон, – сказал Трон.
Падре удивленно поднял брови.
– Комиссарио Трон?
Трон кивнул.
– Я пришел к вам, чтобы…
Но, прежде чем он закончил свою мысль, падре перебил его.
– Извините меня, комиссарио. Прошу вас, садитесь. Вот сюда. – Он взял стоявший у стены крепкий стул с гнутой спинкой, поставил перед столом и подождал, пока Трон сядет, прежде чем сесть самому. – Я догадываюсь, что привело вас ко мне. Эта самая история на «Эрцгерцоге Зигмунде», верно? – И, не дожидаясь ответа Трона, он продолжил: – Но ведь дело как будто уже закрыто? – На лице падре появилось выражение горести и недоумения. – Директор Пеллико!.. Кто бы мог подумать?…
Трон был просто поражен.
– Откуда вы знаете?! В газетах об этом не было ни слова!
– Знаю, – сказал падре Томмасео, – потому что я преподаю в этом приюте историю Библии. Все ошеломлены. – Он нервно вздрогнул – Однако, если дело закрыто, что привело вас ко мне, комиссарио?
Трон улыбнулся.
– Я по поводу ваших фотографий, падре.
Лицо Томмасео просветлело.
– Вы были у синьора Сиври?
– Месье Сиври сказал мне, что вы жертвуете вырученные за фотографии деньги в общинную кассу для бедняков?
Томмасео кивнул.
– Это небольшая помощь моей пастве…
– Нечасто бывает, что священник увлекается фотографией, правда? – сказал Трон.
Ответом ему был укоризненный взгляд Томмасео.
– Не пожелай Господь наш, чтобы мы занимались фотографированием, – в тоне привычного нравоучения проговорил священник, – для Него было бы проще всего не посвящать нас в тайны необходимых для этого материалов и в ход связанных со съемкой процессов.
– Безусловно, – подтвердил Трон.
Падре Томмасео чуть наклонился к нему через стол.
– Вы пришли ко мне из-за снимков, на которых запечатлен ваш родовой дворец?
– Собственно говоря, нет, – ответил Трон. Он достал из внутреннего кармана конверт, вынул фотографию Хуммельхаузера и положил на стол. – Один из ваших снимков попал в «дворцовую серию» совершенно случайно, как я понимаю.
Томмасео и бровью не повел, увидев снимок.
– А-а, надворный советник… – только и сказал он.
– Выходит, вы были знакомы с Хуммельхаузером, – сказал Трон; это был не вопрос, а факт, не вызывающий сомнений.
Падре Томмасео пожал плечами.
– Знакомы – слишком сильно сказано. – Поколебавшись, он продолжил: – Надворный советник недели четыре назад зашел в мое ателье. – Падре указал на дверь, за которой, наверное, это самое ателье и находилось. – Мы с ним заранее не договаривались. Но у меня было свободное время. И вообще, не в моих правилах отваживать возможных заказчиков.
