Вторжение - Сергей Леопольдович Леонтьев
– Понятно, ну, идите, я сейчас.
Тетка убежала. Сергеев тоже не стал задерживаться. Не хватало еще с городской администрацией встретиться. К тому же он увидел и узнал все, что хотел.
Выехав за ворота, Андрей остановился за пределами видимости «бдительного» сторожа, не потрудившегося даже выйти из будки, чтобы проводить гостя. К машине подбежал школьник Вовка, которого Андрей высадил, не доезжая станции.
– Пойдемте, покажу, – возбужденно зашептал Вовка.
– Пойдем, – ответил Андрей. – А ты чего шепотом?
– Ну, вдруг кто подслушивает…
От дороги в сторону густого кустарника уходила накатанная колея. Они прошли метров семьдесят и остановились на небольшой полянке.
– Здесь, – уверенно сказал Вовка.
Вчера вечером он пришел в общежитие после общения с пацанами. Те рассказали, что по ночам, когда «тарелки» летают, из города приезжает уазик67. На метеостанцию не заезжает, прячется в кустах. Что там в кустах происходит, пацаны не знают, близко подходить боятся. Но недавно один мальчик случайно оказался рядом и видел, как из машины вылезли зеленые и страшные. Подробного описания зеленых из мальчика вытащить не удалось, только удалось узнать, что они «очень страшные».
– Мелкий еще и бестолковый, – прокомментировал Вовка. – Третий класс.
Место, где уазик по ночам прячется, пацаны Вовке при свете дня показали, сюда он Андрея и привел.
Сергеев обошел полянку по кругу, внимательно смотря под ноги и жалея, что он не умеет читать следы, как Натаниэль Бампо68. Однако серый цилиндрик в почерневшей от первых заморозков траве он увидел.
– Что это? – Вовка возбужденно дышал рядом.
– Шприц одноразовый импортный. – Андрей повертел находку в руках, рассматривая полустертую надпись. – «Бектон Дикинсон». Надо же, у нас на скорой таких нет, стеклянные автоклавируем.
– Это важно? Дядю Колю поможет найти? – с надеждой спросил Вовка.
– Не знаю пока, отдам токсикологам, пусть посмотрят, что в шприце было. Здесь около миллилитра осталось, должно на анализ хватить. – Он потрепал приунывшего Вовку по вихрастой голове. – Не грусти, найдем мы дядю Колю. И ты молодец, не зря меня сюда притащил.
Вовка расплылся в счастливой улыбке.
Глава 25
Сначала вернулся слух. Как будто из ушей вытащили пробки. Николай услышал голоса, слов было не разобрать, разговаривали за стеной. Потом постепенно рассеялся туман перед глазами. Николай понял, что находится в незнакомой большой комнате с высокими потолками и белыми стенами. Окна задернуты плотными шторами, под потолком яркие лампы искусственного света. Он лежит на широкой кровати с плотным матрасом, похожей на те, что ставят в палатах интенсивной терапии. На спинке кровати висит табличка, обращенная в проход. В больницах на таких табличках пишут имена пациентов. Николай попытался подняться – и не смог. Он подвигал, насколько было возможно, руками и ногами – вроде все цело. Скосил глаза на свои руки – широкие ремни фиксируют запястья. Такие же, наверное, на ногах. Приподняв голову, Николай осмотрелся. Слева и справа тоже стоят кровати, за ними еще. Всего не меньше восьми. На кроватях совершенно неподвижно лежат укрытые до подбородка простынями люди. Они живые, слышно, как дышат. Коля абсолютно голый, также укрыт тонкой простыней. Он попытался вспомнить, что произошло. Это оказалось непросто, мысли тяжело, со скрипом ворочались в голове. Николай попытался сосредоточиться – голова отозвалась болью, затылок налился свинцовой тяжестью, застучало в висках. Хотелось просто лежать и ни о чем не думать. Коля изо всех сил напряг мышцы ног – правую голень свело судорогой, очень больно, зато в голове немного прояснилось.
После разговора с Андреем он вернулся домой, на Лысую горку идти ночью не собирался. Если бы дома была Марина – точно не пошел бы. Но Марина уехала в Таежный на дежурство. Он послонялся по пустой квартире, залез в холодильник, что-то съел. Хотел выпить водки, но не стал. Поставил пластинку, кажется, последних «Цеппелинов»69. Но погрузиться, как обычно, в музыку не смог. Все время то возвращался к увиденной предыдущим вечером «тарелке» или к найденному в почтовом ящике загадочному письму, то продолжал мысленный разговор с Андреем. Ближе к десяти в заочном споре он почти убедил друга в необходимости сходить разобраться. К тому же понял, что сегодня не уснет, будет мучиться, ворочаться в кровати и укорять себя за нерешительность. Он быстро оделся, сунул в карман куртки свой импровизированный кистень – гирьку на цепочке и отправился на Лысую горку. По пути зашел на переговорник и позвонил Марине.
Дальше хронология событий путалась. Он точно помнил, что на Метеогорку поднялся, но как туда добрался – на трамвае или пешком, – вспомнить не мог. Наверху кроме него еще были люди. Двое или трое, молодые парни. Кажется, они стучали в ворота, и никто им не открывал. Потом прилетела «тарелка». Но возможно, это воспоминание из предыдущего вечера. После на них напали какие-то зеленые уроды в шлемах, похожих на водолазные, и он с ними дрался. Или этого не было? А может, его по голове треснули? Отсюда и путаница мыслей, и зеленые уроды в шлемах. Или он все-таки выпил водки и все это бред? Но у него дома была только одна бутылка, и та неполная. Не мог же он с такой дозы до чертиков зеленых дойти. И зачем его к кровати привязали, как буйнопомешанного?
Высокая двустворчатая дверь с грохотом распахнулась. Двое в белых халатах и хирургических масках, закрывающих пол-лица, вкатили каталку. Лежащие на кроватях не шелохнулись. Коля тоже сделал вид, что спит, закрыл глаза.
Каталка с шумом подъехала к его кровати.
– Вроде этот, – сказал хриплый голос, – подожди, проверю. Точно, сто восьмой на энцефалограмму. Давай, отвязываем.
– Может, «глушитель» вколем? – спросил второй фальцетом. – Вон какой бугай здоровый, вдруг драться начнет?
– Не начнет. Ему препарат уже вкатили. Давай, заходи с той стороны.
Разговор санитаров, а кто это мог быть, кроме как санитары, Коле решительно не понравился. Мало того что ему ввели какой-то препарат, а потом «глушитель» хотели, так еще энцефалограмму делать собираются. Это не больно, но…
К диагностическому методу, называемому электроэнцефалография, у Николая было особое отношение, оставшееся еще с институтских времен, когда, демонстрируя студентам новый метод, доцент Салеев, пижон и язва, выбрал в качестве подопытного кролика Неодинокого. Все бы ничего, но после разбора Колиных альфа-, бета– и гамма-ритмов доцент на полном серьезе сказал, что может прочитать по пленке Колины мысли. И ведь «прочитал», зараза. Неизвестно, откуда он узнал о новом Колином увлечении, заметил, наверное, черт глазастый, как тот на Олю Томилову пялится, и, с умным видом «читая» пленку, рассказал всей группе о
