Евгений Сухов - Заговор русской принцессы
Наступивший вечер Жеральдин поначалу хотел провести в объятиях вдовой солдатки, двадцатилетней Фаины, которая кроме, своих аппетитных форм, привлекала его еще и пирожками с капустой, до которых он был невероятно охоч, но в последний момент раздумал, решив поменять откровенные ласки русской бабы на перчинку иноземной красавицы.
У Анны Монс было еще одно важное достоинство, — она была весьма сильна в эпистолярном жанре. Не проходило и недели, чтобы она не порадовала его письмом. Признаваясь в своих чувствах, Анна совершенно не стеснялась в выражениях, которые частенько употребляют уличные девицы, когда зазывают клиентов. Однако его влечение к Анне от этого только усиливалось. Видно, она и правда необыкновенная женщина, если способна возбудить в мужчине желание одними лишь каракулями…
Все письма капитан Жеральдин бережно складывал, перечитывая их порой в часы досуга. Но неделю назад они куда-то странным образом пропали. Жеральдин Ланвен обшарил весь дом, облазил в саду каждый куст, надеясь, что уронил их во время обильного возлияния. Однако отыскать их так и не сумел. Оставалось надеяться, что они не попадут на глаза чужому человеку.
Вот тогда быть беде!
Дождавшись темноты, Жеральдин направился к дому красавицы Анны Монс. Соблюдая конспирацию, затаился в кустах напротив ее дверей и принялся всматриваться в окна. Осторожность была не лишней: третьего дня он едва не столкнулся с Петром у самого крыльца, после того как нанес визит любвеобильной Монс. Подозрительный и ревнивый Петр Алексеевич запросто мог отдубасить его своей знаменитой дубиной, и всю дорогу до дома Жеральдин воздавал хвалу деве Марии за спасение.
Окна в доме Анны Монс полыхали тусклым желтоватым светом, отбрасывая мерцание на постриженный газон. Из глубины помещений раздавалось тонкое пиликанье скрипки. У Жеральдина от разочарования забилось сердце, — именно таким образом девушка развлекала своих многочисленных гостей. Жеральдин уже хотел было нанести визит вдове, но тут неожиданно музыка смолкла, заставив его пристальнее всмотреться в зажженные окна.
Скоро в проеме окна он разглядел знакомый силуэт. Девушка как будто бы всматривалась в темень и через минуту ушла в глубь комнаты.
В груди Жеральдина Ланвена теплой волной растеклась нежность, заставив его даже поежиться в предвкушении приятного свидания. Теперь он не сомневался в том, что Анна его ожидала. Дверь приоткрылась, и на крыльцо вышла хозяйка.
В руке она держала полотенце.
Жеральдин облегченно вздохнул. Можно смело проходить в дом. Полотенце в ее руках было своеобразным сигналом для визита, указывающим, что Анна Монс одна. Уже не опасаясь неприятностей, он вышел из кустов и заторопился к дому возлюбленной.
Постучав по карманам, обнаружил, что где-то по дороге потерялся кулек с лимонными карамелями. Но возвращаться не пожелал, понимая, что Анна примет его и без подношений.
Дважды негромко стукнул в окошко, как было заведено между ними. И, убедившись в безопасности, толкнул входную дверь, тотчас угодив в объятия Монс.
— Господи, как же я тебя ждала! Моченьки моей больше нет!
Уткнувшись лицом в копну желтых волос, Жеральдин вдыхал их аромат, замешанный на лепестках роз и лаванды. Существуют такие женщины, которые возбуждают одним лишь только запахом. Анна была из них. Жадная ладонь скользнула по лопаткам, прошлась по гибкой спине и столь же уверенно направилась ниже, за удовольствием.
— О, Жеральдин! — чуть отстранилась Анна. — Ты торопишься. У нас с тобой впереди целый вечер.
— Я такой же нетерпеливый, как господин Питер? — с лукавой интонацией произнес Жеральдин, стараясь рассмотреть лицо возлюбленной.
Через приоткрытую дверь из комнаты просачивался слабый свет, падал на лицо девушки, делая его еще более таинственным и привлекательным.
— Питер невоздержан вовсе, — жеманно пожаловалась Анна. — Когда однажды я была занята гостями, то он проделал адюльтер с моей подружкой прямо в соседней комнате. И мне пришлось прикрыть дверь, чтобы мои гости не увидели этого казуса.
— Кажется, ты ему потом отплатила? — с улыбкой заметил Жеральдин, вспоминая свое первое свидание с этой необыкновенной женщиной.
— О, да! Ты был великолепен, я просто не подозревала, что так может быть хорошо.
Отчего-то не было желания покидать темноту, было в этом нечто особенное — сжимать в руках любимую женщину и по горящим глазам чувствовать, как она все более наполняется желанием.
— А какие слова тебе говорил господин Питер?
Все-таки его рука сумела преодолеть сопротивление и теперь уверенно задирала край платья, другая, столь же бесстыдная, потерлась у талии и направилась к груди.
— В детстве Питера, наверное, мало любили, — заметила негромко Анна Монс, неглубоко вздохнула, когда его пальцы добрались до соска и проделали несколько круговых движений. — Он называет меня своей киской. Это самое большое, на что он способен.
— Питер лгал! — горячо произнес капитан Жеральдин, все более хмелея от близости. — Ты само совершенство.
Подхватив девушку на руки, он понес ее в комнату, совершенно не ощущая веса. В доме Анны ему приходилось бывать не однажды, Жеральдин помнил здесь почти каждый предмет. В самом углу стояла мягкая софа, на которой он впервые ее поцеловал. Прикосновение Анны ему показалось настолько удивительным, что сладость от нахлынувшего чувства распространилась на каждую клетку его тела. И каждый раз, оказываясь вблизи этого места, Жеральдин невольно испытывал сильное желание.
Осторожно положив девушку на ложе, Жеральдин Ланвен невольно взглянул на ее высокую грудь: дыхание у женщины было коротким, возбуждающим, а немного повыше левого соска он рассмотрел крошечную мушку и его лицо невольно расплылось в победной улыбке. Когда-то он прошел серьезную школу в светских салонах, пользуясь при этом неизменным успехом у местных красавиц. Ее расположение говорило о признании в любви. Оставалось самое приятное — снять с девушки платье. Боже, какое бесчисленное количество этих завязок и шнурков. Не будь у него огромного опыта в раздевании женщин, так он наверняка потерпел бы фиаско!
Жеральдин развязал шнурок на талии, еще один, ослабив платье. Сверху вид был просто великолепен: грудь высокая, крепкая, такую не сомнешь; живот плоский, лишенный жировых складок.
Преодолевая спазм, перехвативший горло, Жеральдин спросил:
— А как у тебя было с Питером?
Анна Монс уже давно успела понять, что за его вопросами не прячется ревность. Скорее всего, наоборот, после каждого ответа капитана захлестывала еще большая страсть.
Пришла пора посмотреть, на что он по-настоящему способен.
— Питер не такой обходительный, как ты, милый. Часто он бывает так нетерпелив, что занимается этим прямо в прихожей, причем часто в сапогах и при шпаге.
Пройдена половина пути — платье почти развязано. Надо отдать должное остроумию Петра, тот начинал адюльтер без любовной подготовки.
— В сапогах и при шпаге? — удивился Жеральдин, чувствуя, как все более наливается желанием.
Платье было отброшено за ненадобностью. Узкие розовые панталоны с белыми кружевами выгодно контрастировали с ее великолепной кожей.
— Да! При нем всегда находится дубина, он ставит ее в угол прихожей. А шпага во время адюльтера вечно стучит по полу.
— Стучит по полу? — переспросил Жеральдин.
Руки отыскали тоненькую завязку и потянули ее вниз.
— По полу… А еще он часто бывает со шпорами, и при этом шпоры тоже позвякивают. Получается целый оркестр.
Панталоны были стянуты до колен. Очаровательная Анна Монс приготовила сюрприз — его взорам предстал аккуратно стриженый лобок, как раз в традициях французских куртизанок.
Запрокинув голову, Жеральдин долго не мог отсмеяться:
— Ха-ха-ха! Питер не снимал даже шпаги… Ха-ха-ха! Царь Питер — настоящий кавалер.
* * *— Ишь, как смеется, весело ему, басурман окаянный! — опустил ветки черемухи Терентий.
— Поглядим, как ему далее будет, — злорадно отозвался Илларион. — Везде успевает, гаденыш заморский! И посадских девок потопчет и немок мимо себя не пропустит. Я ведь к Маланье хотел посвататься, — хмуро протянул отрок, тряхнув русым чубом, — так он и здесь успел нагадить! Наобещал всего, заманил ее в березовую рощу и подмял! Теперь к ней и не сунешься, засмеют!
— Засмеют, — сдержанно согласился Терентий, продолжая смотреть на окна. Отрок он был чернявый, с хищным остроносым лицом.
— И сам не пожелал на ней ожениться и другим не дал.
— А девка-то чего?
— Косу с нее срезали и в монастырь отправили. Век теперь ей там доживать.
Окна погасли, и дом мгновенно утонул в темноте. Была видна лишь заостренная черепичная крыша, подсвеченная краешком луны, выбившейся из-за нагромождения туч.
