Фатальное прикосновение - Виктория Викторовна Балашова
— Получается членство в обществе ее погубило?
— Получается погубило. До поры до времени суаре продолжалось беспрепятственно. В какой-то момент объявили выступление итальянского тенора с ариями из итальянских же опер. Словно у нас своих нет. Дамы перешли в другую залу, где подготовили сцену и расставили стулья. По обыкновению, слуги во время песнопения разносили вина. Не сидеть же гостьям скучая, когда одна забава — веером обмахиваться. И вот, вдруг, графиня роняет бокал и падает на пол!
— Убили супостаты! — вскрикнул Федя.
— Сначала не поняли, что стряслось. Вызвали доктора. А тот и говорит: «По всему видать, что цианидом отравили. Вызывайте полицию». Вызвали. Отравленным было вино в бокале графини. Уж тут какая приключилась истерика у остальных дам и у хозяйки дома! Но с вином, оказалось, все было в порядке — яд обнаружили только в бокале графини Шунской. Отравителя не поймали. Как выяснилось, некий человек переоделся в официанта и лично подал бокал графине. А после скрылся.
Труп второй
Барон фон Гольштейн умер через неделю. Александр Карлович происходил из знатного датского рода. Его дед и отец были членами общества «Хранителей истины», поэтому ему членство перешло по праву наследования по мужской линии. Барон пришел на карточную игру в гости к своему другу штабс-капитану Свешникову. Если у княгини на суаре присутствовали одни дамы, то у Свешникова одни господа.
— Мужчины довольно много пили, не гнушаясь водочки. Закусочка была на русский манер, так как хозяин происходил из купеческой семьи и предпочтения имел простые, инородную кухню категорически не признавая. С чем я лично согласен. — Пётр Васильевич закряхтел и полез в шкаф. — Есть захотелось. Давай, Федь, присоединяйся. А то неизвестно, когда домой попадем.
Росту следователь был ниже среднего, с бородкой клинышком. На голове сияла большая лысина, которую часто почитали за признак большого ума. Знающие люди обнаруживали определенное сходство во внешности титулярного советника с неким господином Ульяновым. Однако если Курекин пытался всеми силами наводить порядок в отчизне, то Ульянов, напротив, сеял смуту. Впрочем, отличия на этом не заканчивались…
Пётр Васильевич достал штоф с водкой и пакет с пирожками и огурчиками, которыми его снабжала хозяйка квартиры, имевшая на следователя виды.
— Итак, — он налил водки в рюмки, хранившиеся в том же шкафу на случай подобной оказии, — за здоровье!
Фёдор против такого тоста ничего не имел, более того, есть и правда захотелось неимоверно. Росту молодой человек был высокого, отчего длинные ноги приходилось прятать под стулом, дабы начальство об них не спотыкалось. Русые волосы он стриг по военной привычке крайне коротко, а потому кучерявость никто не замечал. Глаза у Фёдора обладали ярко-голубым цветом, аки небо с самый погожий, летний денёчек.
— Так вот, — яростно захрустев огурцом, продолжил Курекин, — закусив и выпив, гости пошли играть в карты. И там тоже все было нормально. Играли, выигрывали, проигрывали… Ничего особенного. Но, на свою голову, хозяин придумал еще одно развлечение. Дело в том, что играть без некоего ограничения по времени чревато. Штабс-капитан Свешников познал это на собственном опыте. Опасная вещь. Вроде играешь, выигрываешь, а раз — и выходишь без штанов. Без наличных, без имения, без усадьбочки и прочих приятных, облегчающих жизнь вещей. Свешников всегда ограничивал своих гостей, за что они ему бывали сильно благодарны, застыв в своем проигрыше на самой грани.
— Но те, кто выигрывал, могли быть недовольны? — справедливо заметил Фёдор.
— Могли быть, но не были. Сегодня ты выиграл, завтра проиграл. Госпожа фортуна! Поэтому люди знающие в первый момент выражали неудовольствие, но позже, по дальнейшему размышлению осознавали правоту штабс-капитана. Потому и любили к нему приходить — риск остаться, простите, без штанов сводился к минимуму, а то и вовсе к нулю. К тому же для более рисковых предприятий, признаем, в столице существует огромное количество мест… Вернемся к убитому. Барон фон Гольштейн играл, как и все. Играл с азартом, но четко по времени карточную игру прервали и позвали господ в комнату, которая была погружена во мрак. Лишь две свечи освещали стол, на котором лежали специальные карты. Хозяин заранее вызвал некую жрицу. Она по картам предсказывала судьбы. Народ собрался недоверчивый, подозрительный, но любивший пощекотать себе нервы. Каждый тащил себе номер. Жрица кидала карты и называла цифирь. Тот, у кого был совпадавший номер, вызывался. И ему по карте предсказывали судьбу. Ересь, конечно, несусветная, но не нам судить. Дошли до номера, выпавшего барону. Жрица кинула карту и выкрикнула: «Смерть!». И тут барон падает замертво.
— Как?! — Федя забыл про рюмку водки, которую держал в одной руке, про пирожок с капустой и яйцом в другой.
— А вот так, дорогой мой! Ударили ножом в спину. Откуда взялся убийца и куда делся, теперь сказать невозможно. В суете он скрылся без проблем. В комнате была тьма-тьмущая. Никто убийцу не заметил. Потом предполагали, что появился он из потайного хода, который скрывался за портьерой на стене, и в нем же исчез, да кто ж его знает. И не помогает нам в поисках сие знание никак.
Труп третий
Идем дальше. Вот уж вообще вопиющий случай. Прошла еще неделя. Графа Алексея Григорьевича Золотилова застрелили в литературном обществе поэтов-мистиков.
— Застрелили? — переспросил Федя. — Так то ж, наверняка, раскрыли!
— Как бы не так. Сам граф баловался стишатами и любил послушать других поэтов. В связи с чем являлся членом не только общества «Хранители истины», но и общества поэтов «Орден туманной музы». Абы кого туда не принимали. И, кстати, некоторые числились в других тайных обществах, клубах и сектах.
— Простите, Пётр Васильевич, а поэтам зачем скрытность? — не понял молодой помощник следователя: он почитал поэзию уделом людей не от мира сего, но тем не менее, явно имевших хороший доход, что позволяло им в свободное время предаваться стихослагательству, а не работать.
— Видишь ли, Федя, вопрос слегка не по адресу. Однако отвечу. Как я полагаю, из-за повального увлечения мистицизмом, гаданиями, спиритическими сеансами всё, что тайно стало тоже модным. Просто поэт — почитай и не поэт вовсе. А вот поэт-мистик, да еще член ордена — вот это уже другой коленкор! В общем, на собраниях «Ордена туманной
