Дело петрушечника - Роман Валериевич Волков
Другое дело братья-медики. Приняли его без насмешки, хотя он и старше большинства лет на двадцать. Ну ясное дело, приняли, да не до конца. Все же они уже люди другого века, молодежь, куда старику с ними общий язык найти. А он и сам это все понимает, не лезет, не напрашивается, коли спросят — подскажет, если знает, а не разумеет — так и промолчит. Но вот позвали его в кабак, отмечать окончание экзаменов — не погнушался, пошел и сидел до последнего, пока горилка не кончилась.
Евгений Исаевич различил наконец знакомые очертания доходного дома, его черный угловатый силуэт завершал улицу, за ним начинался поросший ковылем пустырь, а за пустырем обнесенное стеной еврейское кладбище. Ветер разгонялся на просторе и выл на разные голоса, леденя уши и пролезая под шинель. К его удивлению, окошко на третьем этаже светилось тускло-оранжевым. Уже давно за полночь, а он все зубрит. Евгений Исаевич в некотором раздражении покачал головой. Его сосед действительно обладал способностью к заучиванию, просиживая часы за книгами с унылым упорством могильного червя, впрочем, заученное он редко понимал как должно и почти никогда не мог складно ответить, за что не раз был осмеян жестокими сокурсниками.
— Да, у нас побратимов-лекарей такого и в помине нет, — бормотал Евгений Исаевич, открывая скрипучую дверь парадной. — Как там профессор сегодня сказал? «Мало книжек, только кто кровь и гной нюхал, тот лекарь настоящий». А ты? Кто ты им, Валя? — спросил он в сердцах у пробегавшего по стене таракана и принялся карабкаться на третий этаж по скрипучей темной лестнице. — Они же… они же там все чистенькие, а ты? Ты же для них босоногий хлопчик на побегушках, был и будешь! Эх, Валя-Валя…
Наконец он достиг квартиры, на ощупь, долго тыча ключом, нашел замочную скважину и отпер дверь. Внутри было тихо, темно, слабо, но неистребимо пахло кислятиной и папиросным дымом. Дверь каморки Валентина Марковича была приоткрыта, и из нее поперек гостиной ложилась желтоватая полоса света. В дверной щели была различима сгорбленная фигура соседа, навалившаяся на стол. Окно было закрыто неплотно, и сквозняк слабо трепал оранжевые занавески, тени от лампы кривились и плясали по комнате. Евгений Исаевич откашлялся, громко и с некоторой угрозой. Тишина в ответ.
— Валентин Маркыч, голубчик вы мой, уж за полночь, не пора ли уже в кровать? — строго спросил он соседа, приоткрывая дверь. — Цицерон и Марк Корнелий никуда за ночь от вас не убегут, а утро вечера мудренее… Валя! Да проснись ты, в самом деле! Вон, и чернильницу опрокинул, черт криворукий! Ох!..
То, что показалось Евгению Исаевичу разлитыми чернилами, имело странно знакомый запах, который невозможно было спутать ни с чем другим. Кровь! Свежая и много. Она растеклась темной лужей на столе и медленно стекала на пол. Валентин Маркович лежал, повалившись на стол, рука была странно вывернута ладонью наружу. Указательный палец отсутствовал, на его месте была свежая рана. Вот отсюда и кровь. Старый санитар, уже без малого врач, мгновенно протрезвел, в голове звенело, по спине ползли мурашки. Резко, опытным движением он схватил соседа за одежду и запрокинул ему голову. Куда уж там… Помощь явно запоздала. Выбритое лицо Валентина Марковича было перемазано кровью, глаза остекленели, открытый рот перекошен в гримасе. Мертв, уже пару часов как. Но что это? Во рту торчит что-то белое. «Что же он, палец себе откусил, что ли?» — мелькнула странная мысль, Евгений Исаевич нахмурился и умело разжал челюсти трупа. Где-то в голове слабый голосок шептал и уговаривал не делать этого, но пальцы уже привычно сами залезли в рот, чтобы освободить дыхательные пути. Несчастный умер явно не от асфиксии, это было ясно и без диплома врача. Тогда что же это? Что-то белое и по размеру явно меньше, чем толстый волосатый палец Валентина Марковича. Он не мог оторвать взгляд от ужасной находки, не в силах понять ее смысл. Кровь ухала в висках, ноги подкосились, и Евгений Исаевич медленно сполз на пол по дверному косяку. Самым невероятным и чудовищным ему показалось то, что это «что-то» само имело пальцы. Пять маленьких аккуратненьких прижатых друг к другу кукольных пальчиков.
Глава 1
В здании у Чернышева моста, как всегда, царило оживление. Набережная у входа в министерство была забита дорогими экипажами, чиновники высокого ранга, генералы, курьеры и полицейские входили и выходили, впуская через высокие двери порывы холодного осеннего ветра. Укрывшись от общей суеты, в закутке возле лестницы, ведущей на второй этаж, собралась странная компания — высокий статный мужчина с седеющей бородкой, похожий на отставного военного, моложавый батюшка в коричневом подряснике и подозрительный патлатый тип в кургузом пальто, размахивающий стопкой помятой исписанной бумаги.
— Вы просто не можете понять всю важность момента, Роман Мирославович! — Барабанов почти что кричал, находясь в полной экзальтации. — Об этом напишут в английских газетах! Нет, я не смогу молчать! Теперь, когда я своими глазами видел все, всю тяжесть жизни простых людей, брошенных и забытых всеми, те лишения, которым они подвергаются и по причине которых творится неописуемое зло! Этих людей не видно из окна министерского кабинета, так я расскажу ему, все расскажу! Нет, и даже не просите! Я брошу эти слова ему прямо в лицо!
— Нестор, тише! Я вас умоляю! — Муромцев огляделся по сторонам. На счастье, окружающие были слишком заняты своими делами, и на троицу никто не обратил внимания. — Я уважаю ваш порыв, но пользы от этой выходки, которую вы задумали, не будет никакой. Министр придет в ярость, а вас упекут в крепость. А если хорошенько покопаются в ваших прошлых делах, то, может, и вовсе отправят на каторгу!
— Им не напугать меня оковами! — Нестор откинул спутанные волосы со лба и поглядел на друзей с выражением, должным выражать героическую решимость.
— Не сомневаюсь в вашей смелости. Но ведь после такого скандала наш отдел неизбежно закроют, а нас отстранят от дел. Кто же тогда поможет этим несчастным? Кто спасет их от злодеев? Прошу вас, перестаньте гримасничать и отдайте вашу речь, пока ее кто-нибудь не увидел. — Сыщик попытался забрать листы у Барабанова, но тот поспешно отдернул руку и запихал бумаги за пазуху. — Отец Глеб! Может, вы сумеете на него повлиять, пока
