Охота на черного короля - Александр Руж
– Обижать – нет! – принялся оправдываться франт, с которого враз слетела вся спесь. – Где полис? Я дам показаний!
Но не угодно было судьбе свести пижонистого иноземца со стражами московского порядка. Вместо строгих служивых, облаченных в краповые шапки с черными козырьками, шаровары-галифе и бекеши из шинельного сукна цвета маренго, он узрел вокруг себя пяток личностей совсем другого склада и облика. Одетые в клеши, шапки-финки и куртки, схожие с матросскими бушлатами, они жевали мятые цигарки и держали руки в карманах.
– Что тут такоэ? – спросил один, выбритый, не в пример своим щетинистым соратникам, чуть не до синевы. – В чэсть чэго шум и гам?
«Е» он произносил без мягкости, как «э», отчего говор его походил отчасти на белорусский, отчасти на кавказский.
Иностранец, заикаясь, пустился в объяснения, но договорить ему не дали.
– Гони котлы! – прохрипел детина в фартуке. – И показывай, что там у тебя еще!
Он отпустил англичанина. Тот уже смекнул, что попался в нехитрую ловушку, зашарил по пальто, выкинул на мостовую пачку чуингама [3], зеркальце в черепаховой оправе, использованный трамвайный билет, носовой платок с вышитыми инициалами «NL» и, наконец, портмоне, за которым сразу потянулось несколько рук. Последним из того же кармашка, где лежали часы, появился большой медный ключ – надо полагать, от гостиничного номера. Этот предмет англичанин не бросил, как предыдущие, а перехватил за кольцо с тяжелым брелоком в виде маски древнегреческого актера-трагика и выставил хвостовиком вперед.
– Жорж, у него шпалер! – взвизгнул подлый недоросль.
Направленный на бритого ключ изрыгнул пламя. Англичанин целил прямо в голову, но предупрежденный сообщником бандит сумел каким-то чудом извернуться, и пуля, вылетевшая из хвостовика, чиркнула его по щеке.
– Су-ука! – завопил он, зажав царапину ладонью.
В ту же секунду под лопатку иностранца воткнулось нечто острое, с противным скрипом и чавканьем прорвало одежду и вошло глубоко в плоть, достав до сердца. С франта слетело клетчатое кепи, обнажилась коротко стриженная макушка. Он выпучил глаза, выронил ставший бесполезным ключ и грянулся лицом вниз на проезжую часть. Мясник в фартуке вытер окровавленный клинок о твидовое пальто, пинком перекатил англичанина на спину, сунул руку ему за пазуху и выдернул хронометр с обрывком цепочки.
– Тикаем! – заполошно выкрикнул коварный оборвыш и первым прыснул наутек.
Бритый по-хозяйски осмотрел трофеи, подобрал портмоне, зеркальце в черепаховой оправе. Остальное он не тронул и кивнул своим:
– Смываэмся!
И башибузуков словно корова языком слизала.
Англичанин застонал, попытался подняться, но жизнь уже покидала его. Тускнеющий взор выхватил из шаткого марева двух священников в рясах, спешащих по дорожке, ведущей от церкви. Они что-то кричали на бегу, но иностранец перестал слышать, а вскоре погасло и зрение. Он провалился в немую темноту, откуда никому еще не удавалось выбраться.
Глава I
повествующая о небывалом для молодой Советской республики событии и об угрозе, которая над ним нависла
Цепь белых воинов продвигалась вперед. Центр обороны еще держался, но фланги трещали по швам. Коронованный предводитель отсиживался за двумя башнями, которые не столько защищали его, сколько стесняли движения. Попытка кавалерийской контратаки была пресечена на корню, а смелая вылазка черного офицера окончилась его бесславной гибелью. Близился закономерный исход.
Вадим Арсеньев сидел за столиком в жарко натопленной комнатенке Московского шахматного кружка и громил своего собрата по перу – репортера газеты «Известия» Антона Рачинского. Шел финальный тур первенства РСФСР среди работников социалистической прессы. Победа в этой партии выводила Вадима на третье место и обеспечивала присвоение первой категории.
Нельзя сказать, что он испытывал удовлетворение. Игрой Вадим занимался исключительно в свободное время, на любительском уровне, и отнюдь не рвался в профессионалы. Местом его работы, где он числился в ведомостях, была редакция журнала «Шахматный листок». Основанное тремя годами ранее в Петрограде, это периодическое издание быстро набрало обороты и стало популярным в среде советских шахматистов. А их, согласно всезнающей статистике, насчитывалось более сорока тысяч – это только организованных, посещающих профильные клубы и занесенных в списки. Такой небывалый всплеск интереса к игре, которую, как известно, уважал сам вождь мирового пролетариата, позволил новообразованному журналу встать на рельсы, обзавестись корпунктами в крупных городах и привлечь к сотрудничеству многих мастеров.
Вадим к мастерам себя не относил и в редакцию «Шахматного листка» попал случайно. Суть в том, что на самом деле он работал в Специальном отделе Главного политического управления – в том овеянном преданиями отделе, что курировался Глебом Бокием, зарекомендовавшим себя как пламенного борца с контрреволюцией и еще более пламенного приверженца различных оккультных практик. Именно под крылом этого яркого политического деятеля образовалась особая группа, начальником которой был поставлен ученый-мистик Александр Васильевич Барченко. Благодаря стараниям последнего производились поиски индивидуумов, обладающих уникальными способностями – физическими, ментальными, парапсихологическими. Барченко лично инспектировал их, сортировал и лучших из лучших оставлял при себе.
Предполагалось, что уникумы будут приносить пользу государству. Поначалу им поручали разгадывание особенно заковыристых шифровок, перехваченных у агентов всевозможных разведок, точивших зубы на еще не окрепшую Страну Советов. Со временем диапазон деятельности Барченко и Кº расширился: группе стали перебрасывать дела, в которых ощущался привкус чего-то потустороннего, не поддающегося объяснению с традиционных материалистических позиций. Такие дела, по обыкновению, засекречивались, дабы не разжигать среди отсталых несознательных масс вредные суеверия. Барченко и его подчиненные, как специалисты штучные, умеющие противостоять тому, чего, по утверждению журнала «Антирелигиозник», не существовало в принципе, пользовались в ОГПУ авторитетом и высоко ценились. Так, Вадим, рядовой сотрудник, получал сто четырнадцать червонных рублей шестьдесят пять копеек, не считая гонораров за статьи и заметки в «Шахматном листке». И это притом что рабочий какого-нибудь сталелитейного завода довольствовался жалованьем рублей в шестьдесят – семьдесят, и даже служащие торговых предприятий и штатских госучреждений среднего звена зарабатывали меньше. А сто тысяч безработных, приехавших в Москву за лучшей долей, но так нигде и не пригодившихся, едва сводили концы с концами на смехотворное восемнадцатирублевое пособие.
Потому и грызла Вадима совесть. Не считал он себя таким полезным для страны, чтобы получать барский оклад. В конторе, зарезервированной за группой Барченко и помещавшейся в здании Главнауки, он появлялся редко, от силы раз в неделю. Да
