Коглин - Деннис Лихэйн
Ребята из «Сокс», капитан Гарри Хупер и Дейв Шин, обсуждали что-то с Лесли Манном и Биллом Киллефером из «Кабс». Стаффи Макиннис сказал, что всю поездку эти четверо шушукались, как заговорщики.
— О чем? — спросил Рут без особого интереса.
— Да не знаю, — ответил Стаффи. — Может, обмозговывали договорняки? Придумывали, как слить игру?
Хупер подошел к ним:
— Мы собираемся бастовать, парни.
— Да ты пьян, — бросил ему Макиннис.
Хупер покачал головой:
— Они нас дурят, парни.
— Кто?
— Комиссия, кто ж еще. Хейдлер, Херманн, Джонсон .[2] Вот кто.
Стаффи Макиннис насыпал табака на полоску бумаги и, лизнув, свернул цигарку.
— Это как?
Стаффи затянулся, а Рут отхлебнул из фляжки и поглядел на опушку дальнего леса под голубым небом.
— Они перераспределили доход от входной платы. Еще зимой, но нам они до сих пор ни слова не говорили.
— Погоди, — перебил его Макиннис. — Мы получаем шестьдесят процентов от выручки за первые четыре игры.
Гарри Хупер покачал головой. Внимание Рута рассеялось. Он заметил телеграфные провода, натянутые над краем поля, и задумался, можно ли услышать их гудение, если подойти поближе. Выручка, перераспределение прибыли… Руту хотелось еще одну яичницу и побольше бекона.
Гарри произнес:
— Раньше мы получали шестьдесят процентов. А теперь — только пятьдесят пять. Посещаемость упала. Война, что вы хотите. А значит, наш патриотический долг — получать на пять процентов меньше.
Макиннис пожал плечами:
— Долг так долг…
— А потом мы сорок процентов от этой суммы отдаем Кливленду, Вашингтону и Чикаго.
— За что? — удивился Стаффи. — За то, что мы надрали им задницу и они теперь вторые, третьи и четвертые?
— А еще десять процентов идет на военные пожертвования. Теперь ясно?
Стаффи помрачнел. Видно было, что он и правда готов кому-то надрать задницу.
Бейб подбросил шляпу в воздух и поймал ее за спиной. Подобрал камень, метнул в небо. Снова подкинул шляпу.
— Все устроится, — заявил он.
Хупер глянул на него:
— Что устроится?
— Да все это, — ответил Бейб. — Мы свое вернем.
— Это как, Милашка? — проговорил Стаффи.
— Да уж как-нибудь.
У Бейба снова затрещала голова. Это все из-за разговоров про деньги. И из-за того, что творится в мире: большевики скидывают царя, кайзер топчет Европу, анархисты швыряют бомбы на улицах вот этой вот страны, взрывают что ни попадя, от праздничных шествий до почтовых ящиков. Люди злятся, люди погибают в окопах и устраивают демонстрации, отказываясь работать. И все это как-то связано с деньгами. Уж это-то Бейб понимал. Но он терпеть не мог об этом думать. Он любил деньги, очень даже любил, и зашибал порядочно, и ему хотелось зашибать еще больше. Бейбу нравился его новый мотороллер, ему нравилось покупать дорогие сигары, останавливаться в роскошных номерах и в баре ставить всем выпивку. Но думать о деньгах, говорить о деньгах — это он ненавидел. Ему просто хотелось попасть в Бостон, повеселиться по полной. Площадь Гавернорс-сквер так и кишит борделями и шикарными барами. Скоро зима; ему хотелось поразвлечься, пока можно, пока еще не выпал снег и не настали холода. Пока он снова не засел в Садбери вместе с Элен.
Он хлопнул Гарри по плечу и повторил:
— Все как-нибудь наладится. Вот увидишь.
Гарри Хупер посмотрел на свое плечо. Посмотрел на поле. Посмотрел на Рута. Тот улыбнулся.
— Будь хорошим мальчиком, Бейб, — промолвил он. — А разговоры оставь взрослым дядям.
И Гарри Хупер повернулся к нему спиной. На голове у Гарри красовалась соломенная шляпа-канотье, слегка сдвинутая на затылок. Рут терпеть не мог канотье, у него было слишком круглое, полное лицо, и в соломенной шляпе он выглядел точно ребенок на маскараде. Он представил себе, как срывает с Гарри шляпу и закидывает ее на крышу вагона.
Гарри не спеша двинулся к середине поля, ведя под локоть Стаффи Макинниса и наклонив голову.
Бейб подобрал камень и окинул взглядом спину Гарри Хупера, его полосатый пиджак, представил себе кетчерскую рукавицу, представил звук, с каким камень ударяет в хребет. Но тут он услышал другой резкий звук, не воображаемый, а самый настоящий: отдаленный треск, напоминающий треск полена в камине. Он посмотрел на восток, туда, где поле окаймляла цепочка деревьев. Он слышал, как позади негромко свистит и шипит поезд, он слышал нестройные голоса игроков и шелест травы. За его спиной прошли два инженера, толкуя о том, что на ремонт уйдет два часа, а то и три, и Рут подумал: «Еще два часа торчать в этой проклятой дыре?» — и тут он услышал это снова, дальний сухой треск, и понял, что по ту сторону рощицы кто-то играет в бейсбол.
Никем не замеченный, он в одиночестве пересек поле. Звуки игры все приближались: свистки, шарканье ног, влажные шлепки мяча. Он снял пальто, потому что было жарко, и, пройдя между деревьями, увидел, что игроки как раз меняются местами.
Все они были цветные.
Он остановился и кивнул центровому, бежавшему занять свое место в нескольких ярдах от него, и центровой коротко кивнул ему в ответ, а потом скользнул взглядом по ряду деревьев, словно определяя, нет ли там на подходе еще парочки белых. Затем он повернулся к Бейбу спиной и, согнувшись, положил на одно колено голую руку, а на другое — руку в перчатке. Здоровенный парень, такой же широкий в плечах, как Бейб, но (Бейб вынужден был это признать) не с такой толстой задницей.
Питчер даром времени не терял. Он, особо не напрягаясь, взмахнул своей чертовски длинной рукой, словно запуская камень в полет через океан. Бейб даже со своего места видел, что мяч промчался над пластиной домашней базы с бешеной скоростью. Бэттер сделал молниеносный рывок, но все равно не дотянул с полфута.
Но вот новый удар, мощнейший, слышится громкий треск расщепившейся биты, и мяч, казалось нацеленный прямо в него, лениво взмывает в голубое небо, точно утка, решившая поплавать на спине. Центровой припадает
